И вот в 1836 году он снова едет с родителями на летние каникулы в места своих первых сентиментальных переживаний. Поездка до Трувиля была в те времена равнозначна маленькому путешествию. Чтобы добраться до него от Пон-л’Евек, нужно ехать в экипажах по непроходимой дороге. Иногда идут пешком, лошади везут багаж. Курорт – лишь неприметная рыбацкая деревушка. Два скромных постоялых двора делят между собой посетителей, а шесть дощатых кабин, сооруженных на песке, служат защитой для редких купальщиц. На плавание в море смотрят еще как на чудачество. Семейство Флоберов останавливается в отеле «Золотой телец». Гюстав, которому исполнилось четырнадцать с половиной лет, любит гулять в одиночестве по берегу моря. Его волосы развеваются на ветру. «В то время я был великолепен», – скажет он. Он очень высок ростом, очень строен, у него свежий цвет лица, светло-русые волосы, прямой взгляд зеленых глаз и, несмотря на юный возраст, вид атлета, который находится в лучшей своей форме. Однажды утром, гуляя по берегу, он замечает красную, отделанную черным накидку, которую вот-вот подхватят волны. Он подбирает ее и переносит подальше от воды. В тот же день во время обеда в общей столовой к нему мелодичным голосом обращается женщина. Это владелица накидки благодарит его за услугу. Он смотрит на нее и ослеплен. «Эта женщина была так прекрасна, – напишет он, – я еще вижу, как ее горящий зрачок под черной бровью остановился на мне, точно солнечный луч. Она была высокого роста, загорелая, с великолепными черными волосами, которые косами падали ей на плечи; у нее был греческий нос, глаза ее сияли, высокие брови были прекрасно изогнуты, кожа ее была будто позолочена солнцем; она была стройная и изящная; на ее загорелой шее светились голубоватые вены. Добавьте к этому легкий пушок, который оттенял ее верхнюю губу и придавал ее лицу мужественное и смелое выражение, подчеркивая его свежесть… Она говорила медленно; голос ее был мелодичным и нежным».[15]

Он каждое утро ходит смотреть, как она купается. Стоя на берегу, он представляет, как волны ласкают ее гибкие руки. У него начинает кружиться голова, когда он видит, как она в мокрой одежде, льнущей к груди и бедрам, выходит из воды. «Сердце у меня бешено билось, я опускал глаза, кровь приливала к голове, я задыхался. Я чувствовал рядом с собой женское полуобнаженное тело, которое пахло морем. Я ничего больше не видел и не слышал, я словно чувствовал ее рядом с собой… Я ее любил».

Предмет этой тайной страсти зовут Элиза. Ей двадцать шесть лет. Гюстав парализован от робости перед ее красотой, грациозностью и уверенностью. Он чувствует, что слишком юн, слишком зауряден для того, чтобы заинтересовать такую особу. Но уже догадывается, что она станет женщиной всей его жизни, той, кому он будет посвящать свои самые безумные мечты и о которой расскажет, назвав другими именами, в своих будущих произведениях. Ничего или почти ничего не зная о ней, он хочет сохранить ее образ в памяти. Что касается Элизы, то эта особа не очень обременяет себя соблюдением общепринятых приличий. Она вышла замуж в восемнадцать лет после того, как оставила стены монастыря, за молодого офицера Эмиля Жюде и ушла от него, прожив недолго; с тех пор она сожительствует с натурализовавшимся французским пруссаком, издателем музыкальных произведений Морисом Шлезингером, который старше ее на тринадцать лет.[16] Она только что родила от него девочку, которую назвали Мари. Она считается «незаконнорожденной», поскольку чета не состоит в браке. Гюстав хотел бы быть на месте этой девочки, чтобы чувствовать тепло тела любимой женщины. Однажды он увидел, как Элиза обнажила грудь, чтобы покормить ребенка. Вид плоти потрясает его. «Ее грудь была полной и округлой, – напишет он, – загорелой с голубоватыми венами, которые светились из-под горячей кожи. Я никогда до тех пор еще не видел обнаженной женщины. Бог мой! Тот особенный экстаз, который овладел мной при виде этой груди; я пожирал ее глазами, как мне хотелось всего лишь прикоснуться к этой груди! Казалось, что если бы я прикоснулся к ней губами, то не смог бы оторваться, а сердце таяло от наслаждения при мысли о нежности, которую вызвал бы этот поцелуй. Боже! Как долго потом я представлял себе эту трепетную грудь, эту длинную грациозную шею и головку с черными волосами в папильотках, склонившуюся к ребенку, сосавшему молоко, которого она медленно качала на своих коленях, напевая итальянскую мелодию».[17]

Морис Шлезингер, «вульгарный веселый мужчина», дружески относится к робкому поклоннику своей любовницы. Гюстав плавает с ними на лодке, составляет компанию в их прогулках и даже часто сидит с ними за одним столом. В сентябре он присутствует на балу у маркиза де Помелля. Однако он слишком молод для того, чтобы танцевать. Он смотрит на других, взрослых. Унизительное положение вызывает его усмешку. Чем ближе час расставания, тем больше он страдает оттого, что не может признаться в своей любви. Однако каникулы заканчиваются. Чета Шлезингер и семейство Флоберов укладывают багаж. Идиллия завершается на пустынном пляже под дождливым небом. «Прощай навсегда! – напишет Гюстав. – Она исчезла, как дорожная пыль, которая рассеялась следом за ней. Сколько я думал о ней с тех пор!.. Моя душа не находила себе места, она бушевала, разрывалась; и все прошло, как сон… Я увидел наконец дома своего города, я возвращался к себе, все казалось мне пустынным и зловещим, пустым и заурядным; я стал жить, пить, есть, спать. С наступлением зимы я вернулся в колледж… Если бы я вам сказал, что любил других женщин, то солгал бы, как низкий человек».

Вернувшись в колледж, он не может забыть этого волшебного лета и решает описать его в «Записках безумца». С пером в руке он грустит, переживая каждое мгновение этого любовного приключения, такого значительного для него и о котором Луиза, вне всякого сомнения, ничего не знала. Храня тайну, он называет ее в своем рассказе Марией. И в заключение пишет: «О! Мария! Мария, нежный ангел моей юности, та, которую я увидел, когда не изведал еще чувств, которую я любил так трепетно, нежно, о которой столько мечтал, прощай!.. Прощай, но я всегда буду помнить тебя!.. Прощай! Если бы я был старше на несколько лет, когда увидел тебя, если бы был смелее… может быть!..»[18] Эта исповедь посвящена его новому другу Альфреду Ле Пуатвену. Они вместе насмехаются над женщинами, не стесняясь непристойных выражений, и вместе мечтают о них.

Альфред Ле Пуатвен закончил колледж в то время, когда Гюстав учился в младших классах. Однако их дружба пережила это расставание и даже укрепилась с течением лет. Гюстав испытывает глубокую нежность к Альфреду, восхищается старшим другом. Он постоянно нуждается в его поддержке. «Я опять думал о тебе, – напишет он ему несколько лет спустя. – Ты мне был очень нужен, поскольку вдали от друга мы одиноки, неуверенны в себе, нам чего-то не хватает».[19] И еще: «Если бы у меня не было тебя, что было бы у меня тогда? Что стало бы с моей внутренней, то есть настоящей жизнью?»[20] Романтический пессимизм Альфреда Ле Пуатвена близок его юному товарищу. Во время встреч они воодушевляют друг друга на описание чрезвычайных чувств, мрачных ситуаций, жутких примет. Почти все, что Гюстав пишет в пятнадцать лет, в третьем классе, решительно окрашено черным. В «Ярости и немощи» он рассказывает о погребенном заживо человеке, который пожирает свою руку. В «Qvidqvid volueris» его герой – сын обезьяны и негритянки. В «Мечте ада» он создает образ старого алхимика, который живет в разрушенной башне, населенной летучими мышами; сатана дарует ему юность и любовь в обмен на его душу. Только у алхимика нет души. Одураченным оказывается сатана.