— Не могу сказать. Я и сам не знаю…

Сирс заговорил. Он говорил тихо, бессвязно, и мысли его явно были далеки от того места, где сейчас находилось измученное тело. Пол прислушался и сказал:

— Я думаю так, Миджок. Он хочет сказать — а мы должны запомнить.

— Что такое «Тель-Авив»?

— Место на другой планете, где он родился.

— …там были виноградники, ну да, и маленькие козы, белые и рыжие…

Сирс сейчас видит свою родину, подумал Пол. Маленькую страну, тихий уголок Федерации, где каждая песчинка помнит кровь, пролитую в безумии ненависти. Где был распят тот, кто учил милосердию… Но для Сирса эти места не были памятником истории. Он видел сады, покоряющие пустыню, дома и фермы, центры искусства и наук. Последние были его домом, он открывал собственную страну познаний и был гражданином единственного государства гражданином вселенной. Позже Сирс еще вспомнил жаркие улицы Рио, дружелюбный хаос Лондона, Балтимор, величественные противоречия Нью-Йорка.

— Конечно, док, — сказал Сирс, но он разговаривал не с Райтом, а с каким-то давним другом или учителем, который сейчас был для него реален, а джунгли Люцифера — лишь тенью на задворках сознания. — Конечно, док, я немало пошатался по миру. И я бы не сказал, что люди везде одинаковы, нет. Но ты и сам, верно, заметил, что общего в них больше, и это общее интереснее, чем различия, которые поначалу бросаются в глаза. Что? Прости, док, но твой абстрактный человек никому не нужен. Знаешь, почему? Потому что он не существует кроме как в уме теоретика, который решил доказать какую-то полезную идею. Или бесполезную. Абстракций нет, есть просто мужчины и женщины. Они рождаются, любят, страдают, работают, стареют и умирают. Иногда, док, они умирают молодыми. Мужчины и женщины из плоти и крови, которых я люблю, которых я порой даже учу тому немногому, что знаю сам. Заберите своего абстрактного человека обратно в библиотеку, верните его в ваши электронные мозги и не морочьте мне голову, пока я жив и вижу, как ребенок открывает мир, как птенец вылупляется из яйца, как плещется рыба в ручье и растет трава.

— Что он говорит? — всхлипнула Пэкриаа. — Он уже не с нами.

Она проскользнула мимо Райта и бросилась на землю рядом с Сирсом, прижавшись щекой к его спутанным волосам. Свободной рукой она провела над его лицом и плечами, словно пыталась укрыть его собой, как щитом.

— Он сказал мне однажды… Сирс! Сирс, ты говорил…

Сирс вернулся и снова был среди них. Он обвел окружающих удивленным взглядом.

— Почему я лежу? Я же ехал… Пэк, ты чего? Я в порядке.

Пол посветил фонариком, выхватывая из тьмы себя, Миджока, Райта, белую громаду Сюзи, уродливое лицо Эбары с оттопыренной нижней губой.

— Я что, заснул и свалился?

— Почти, — пробормотал Райт. — Хорошо, что я заметил. Полежи, отдохни немного.

— О нет, — нахмурился Сирс. — Нельзя останавливаться. — Он улыбнулся Пэкриаа, которая умоляюще смотрела на него. — В чем дело, Пэкриаа? Который час?

— Скоро рассвет, — сказал Пол. — Мы ушли далеко, приятель. Вестойцы не путешествуют ночью. У нас много времени, и все устали. Не переживай и отдохни.

Но Пэкриаа знала, что Сирс умирает, и не могла этого скрыть. Сирс ласково провел пальцем по ее щеке.

— Тебе нравится смотреть в микроскоп, правда? — Она кивнула. Запомни: прежде чем что-нибудь решить, надо навести на резкость. Но это все очень серьезно, Пэк. Мне кажется, что ты меня любишь. Почему ты огорчена? Я повторяю: ты должна отправиться на остров вместе со всеми. Ты должна жить. Я вообще-то тоже туда собираюсь…

Эбара отошел в сторону. Пол глянул ему вслед. Пигмей колотил по воздуху маленькими кулачками в бессильной ярости. Когда он вернулся, Пол подвинулся, освобождая для него место.

— …когда кто-то дает тебе урок, Пэкриаа, это — дар, и его не следует выбрасывать…

— Поговори со мной тоже, Сирс, — нерешительно попросил Эбара.

— Я хочу сказать вам всем. И, конечно, тебе, Эбара… В чем смысл усилий, если человек отбрасывает результат в минуту слабости? Отвергайте лишь то, что оказалось ложным. Мы владеем немногим. Совсем немногим. Кое-что кажется эмпирически незыблемым. Таких вещей мало… Знаете, за что я люблю людей? За любопытство. Мне кажется, что это хорошие качества любопытство и терпение. Надо только не останавливаться на полдороги. Я не стыжусь…

Он поискал глазами худое лицо Райта.

— Ты выбрал более трудный путь, верно, Крис? Не переживай, ты уже заслужил высшую оценку за то, что сделал… Теперь слушайте, нечего тут торчать зазря. — Сирс ухватился за руку Пола и попытался подняться. — Я помню карту… ч-черт… Еще день пути, чтобы обойти холмы. Сюзи, иди сюда, девочка…

Но Сюзи фыркнула и переступила с ноги на ногу, а на колени не опустилась. Миджок горько шепнул Полу:

— Она тоже знает…

Сирс засмеялся.

— Ладно, негодница. Толстый старый Сирс сам заберется тебе на спину.

Никто не успел задержать его. Он пробежал несколько шагов до Сюзи. Последние силы его ушли на попытку подпрыгнуть и ухватиться за шею олифанта. Сирс едва оторвался от земли и тут же рухнул к ногам подбежавшего Пола. Пол протянул руки и увидел, что Сирс мертв. И еще он увидел над колоннадой деревьев ясный и жестокий свет нового утра.

В течение дня Элис дважды отставал от отряда, чтобы послушать, и возвращался с сообщением, что погони нет. Теперь трудно было оценить расстояние до холмов западной гряды, потому что отряд все время двигался по лесу, не выходя на открытое место. Они могли руководствоваться только компасом Райта, картой — как они ее помнили, — и осмотрами местности, которые время от времени производил Миджок, взбираясь на верхушки деревьев. Эбара ехал во главе отряда на Мистере Джонсоне. Он заставлял олифантов идти медленно, потому что пигмеи валились с ног от усталости. Сюзи плелась, уныло опустив голову. Она никак не хотела уходить от могилы Сирса, и покинула ее только когда остальные отправились в путь без нее.

Пигмеи несли уже только полдюжины самодельных носилок. Число тех, кто не был ранен, тоже уменьшилось.

— Они украдкой покидают отряд, — сказала Бродаа Полу.

Пол посмотрел на трех мужчин, прижимающих к груди крошечных детей, слишком маленьких, чтобы идти самостоятельно. Жирный колдун ехал в носилках, не обращая внимания на усталость воинов, которые их несли. Его тощий собрат, разрисованный белыми и пурпурными полосами, вышагивал рядом.

— Моя сестра Тэмисраа покончила с жизнью при помощи кинжала из белого камня, — сказал Бродаа. — Пока Миджок и Элис делали… как это называется?.. могилу. Мы положили ее тело головой на север, чтобы духу легче было отправиться в путешествие. Много погибших, по которым не прочитаны молитвы. Плохо. Духи могут последовать за нами. Что такое «похороны», Пол-Мейсон?

— Черинский обычай. Большинство из нас верит, что дух умирает вместе с телом, потому что это две части одной вещи.

— Да? — Бродаа ничуть не была потрясена. — Может быть, для черинов это и так.

— Мы живем в других, — сказал Пол. — Сирс будет жить, пока мы его помним. А мы будем его помнить всегда…

Пол окинул взглядом отряд, и ему показалось, что пигмеев осталось едва ли сотня.

— Не нужно задерживать их, если они хотят уйти. Если ты, Бродаа, или кто-нибудь другой захочет покинуть нас, вы свободны так поступить.

Она ответила уверенно и веско:

— Я пойду с вами.

С момента похорон Райт не проронил ни слова. Молчала и Пэкриаа. Они держались вместе. Пол иногда присоединялся к ним. Позади них шел Миджок со щитом. И не кто-нибудь из них, а Элис услышал блеяние азонисов, исчез и вернулся с мясом для послеполуденной трапезы. Это Элис за некоторое время до того сказал:

— Мы сделали все, что могли, Пол. Мы не смогли заставить этих людей отступить вовремя, чтобы успеть спастись. Если бы мы предоставили их собственной судьбе, Лэнтис оставила бы от них не больше, чем остается после пожара в сезон Красной-Луны-Сухих-Дней. Пэкриаа пока слишком больна, чтобы осознать это. Она вынашивает горе, как ребенка во чреве. Оно должно стать еще больше, прежде чем она избавится от него.