Неделю спустя Энн и детей доставили на носилках из Спирмен-Сити. Спирмен посчитал их присутствие на триумфальной церемонии политически необходимым. Лэнтис у всех на глазах протащили по улицам города, на которых местами еще до сих пор что-то догорало и дымилось вонючим дымом. Затем ее заставили выпить настойку травы с зелеными цветами, уничтожающую личность. Спирмен наблюдал этот пигмейский обычай с брезгливым сожалением. Но больше всего его заботило, чтобы малолетние сыновья хранили бесстрастное достоинство, как надлежит богам. «Пигмеи — не люди, как вам известно. Они чувствуют не так, как мы…» Мальчики были озадачены и испытывали любопытство.

Однако, насколько Энн было известно, Лэнтис не была съедена на празднестве. «Спирмен сказал мне, что ее милосердно убрали прочь, когда возбуждение толпы улеглось. А на мясо забили другую рабыню, одев и раскрасив ее под Лэнтис. Это был не обман, а ритуальная замена, и Эд рассматривал ее, как серьезный прогресс. Такое поведение, сказал он, свидетельствует, что под его влиянием пигмеи стали вместо реальности довольствоваться ритуальным подражанием… А, к черту это все. Эд перенес свою столицу в Вестойю. Дворец был отремонтирован и перестроен. Я прожила там два с половиной года. Там я родила ему еще одного сына. Не могу толком сказать, как это случилось — какое-то безумие, в котором любовь перемешалась с ненавистью… Дело в том, что Эд больше не хотел меня. У него появились странные идеи об аскетической дисциплине… плотском воздержании… не могу точно описать, потому что он никогда не объяснял мне. Я много лет ненавидела его, еще до войн с Вестойей. Но я не умею ненавидеть по-настоящему… Я даже все еще воображала, что имею на него какое-то влияние. Но потом родился ребенок, и Эд пришел в неописуемое отчаяние от того, что это не дочь. Мне пришлось бежать. Я чувствовала, как моя личность, мой ум, мое «я» постепенно разрушаются. Распадаются на части, как вестойская империя, которую Эд не мог удержать в целости. Она стала разваливаться тотчас же, потому что ее жители боялись Спирмена и его телохранителей из Спирмен-Сити, его соглядатаев и доносчиков. Вестойцы просто исчезали в лесах и не возвращались обратно. Я сомневаюсь, чтобы они организовывались где-то в другом месте. Наверное, Лэнтис обладала редким талантом. Это был ее город, и только ее; она создала его из деревень каменного века, и он умер вместе с ней. Эд перепробовал все, чтобы удержать жителей — подкуп, угрозы, бесконечные доносы и публичные казни. Хлеб и зрелища, бессмысленные должности для фаворитов — с красивыми одеждами и без каких-либо обязанностей. Ничего не сработало. Когда я сбежала, население города уже упало до… Эд никогда не говорил, но по моим собственным оценкам вестойцев осталось не больше десяти тысяч. В городе разразилась эпидемия, что-то вроде гриппа. Я воспользовалась ей, как предлогом, чтобы увезти ребенка обратно в Спирмен-Сити. Я знала, что Эду придется остаться в столице, чтобы хоть поддерживать хоть какой-то порядок. Я надеялась, что он позволит мне забрать и близнецов — Джона и Дэвида…

— Отдохни пока, — сказала Арек. — Мы постараемся привезти их сюда, домой. — Энн не могла вымолвить ни слова. — Хочешь искупаться в нашем озере? Я буду тебя поддерживать. Солнце прогрело воду, сейчас лучшая пора дня для купания…

— Да, с удовольствием. Озеро такое красивое. Как вы его назвали?

— Озеро Сирса.

— Сирс… Какая я бессердечная! Я даже не подумала спросить…

— Вестойская стрела, — сказал Райт. — Перед смертью он нашел утешение в воспоминаниях о Земле.

— Город лежит в руинах.

Минйаан выскользнула из тени деревьев на поляну, где остальные ждали ее, не зажигая костра. Она запыхалась и вся дрожала от быстрой ходьбы. Минйаан была уже немолода, а сейчас ей пришлось проделать обратный путь длинной в десять миль по жарким полуденным джунглям.

— Я даже не нашла дом, где родилась. Ох, Пэкриаа, Пол… Из каждых десяти домов семь покинуты. Улицы грязные и завалены хламом. Меня никто не узнал. Ну, это не удивительно. Те, с кем я разговаривала, предположили, что я откуда-то с востока. Но другие, которым я показалась подозрительной, — они не бросили мне вызов, а попрятались по своим грязным хибарам и глазели на меня через щели. — Минйаан устало опустилась на землю, вытирая пот с изуродованных шрамами головы и плеча. — Мои слова разойдутся быстро. Но по моим следам не пошел никто. Я удостоверилась.

Арек спросила:

— Ты что-нибудь ела?

— Нет. Я… я все время ходила по улицам. Док, кое-кто из них знает немного исковерканных английских слов. Никто не может произнести «д» в начале слова, и они пользуются какими-то абсурдными оборотами речи, которых я не поняла. Одна женщина спросила меня: «Какая проклятая юбка ты к черту принадлежать имя?» Я подумала, что она спрашивает меня про мою юбку, которую я сделала на прежний манер. Но когда мы перешли на старый язык, выяснилось, что она хотела знать мое имя и откуда я пришла. Мне показалось, что теперь, под управлением Спирмена-эброн-Исмар, люди стали делиться на… не помню точно этого слова… социальные уровни?

— Касты?

— Да, именно касты, Пол. Они различают касты по цвету юбок. В прежние времена было только две касты — воины и добровольные работники, не считая Лэнтис с семьей, и — в самом низу — рабов. Теперь у них десять или двадцать каст, не знаю. Те, кто красит ткань, не должны делать ничего другого, и они могут смотреть свысока на тех, кто выделывает шкуры. Женщина, с которой я разговаривала, делала наконечники для стрел и презирала и красильщиков, и скорняков… Я сказала ей (и нескольким остальным), что я пришла из отдаленной деревни, и слышала слухи о том, что вскоре другие боги и гиганты придут поговорить со Спирменом-эброн-Исмар. Да, они зовут его именно так: Спирмен-мужское-воплощение-Исмар. Эта новость напугала ее, она извинилась и убежала. Я рассказала то же самое другой, старой женщине, и она разразилась проклятиями и плачем. «Только не это!» — причитала она. — «Мы не выдержим еще нескольких богов!» Она уселась прямо посреди улицы и стала посыпать голову пылью.

— Ты видела… его?

— Нет, Пол. Я видела дворец. Он перестроен, сделана высокая дверь. У двери стоит охрана, так что я не рискнула попытаться войти. На охранниках головные уборы, сделанные из старой ткани из коры, но незнакомой мне формы. Я видела большой загон для мясных рабов, со стоком для воды, чтобы смывать кровь — это всегда было самое внушительное строение на берегу Северного озера. Его до сих пор ремонтируют. Рядом с ним по-прежнему переправа — в узком месте, где соединяются озера. На той стороне улицы и дома под сенью деревьев. А снаружи города я увидела очень вонючий холмик. Когда-то город был чистым… Рядом с ним играл маленький мальчик. При виде меня он бросился бежать, но я поймала его и спросила, что это за холмик. Похоже, нынче в Вестойе у детей есть причины бояться взрослых женщин. Когда мальчик наконец перестал дрожать, он рассказал мне, что этот холмик — могила злой и плохой Ложной Императрицы, и каждый, кто проходит мимо, обязан испражниться на могилу. Таков закон.

Пэкриаа прижала к горлу морщинистые руки и с улыбкой процитировала Кристоферу Райту слова, когда-то сказанные им самим:

— Законы — это живые существа. Люди должны хранить их от болезней и увечий.

— Что станем делать теперь? — спросила Низана.

— Спать, — ответил Райт. — Мы проделали долгий путь, и устали. Отправимся в город завтра. С оружием наготове, разумеется, но…

— На рассвете, это подходящее время, — мягко сказал Миджок.

— Я думаю, никаких боев не будет, — сказала Минйаан. Она расслабленно прислонилась мягкому боку Мьюзон и стала есть приготовленную Арек пищу, по-птичьи быстро откусывая кусочки. — Если пущенные мной слухи их напугают, они разбегутся и попрячутся, а не станут сражаться. Это усталые, лишенные иллюзий и воли к сопротивлению люди. Во всяком случае, мне настроение горожан показалось именно таким.