А вот и крошечный Гаммель-Скаген. Прямая дорога попетляла напоследок меж магазинов с туристическими сувенирами, обогнула гостиницу и оборвалась на пляже. Пол заехал на парковку, пустынную, если не считать двух автомобилей и маленькой лавчонки, торговавшей кофе и готовой едой и уже закрывавшейся. У Пола был в запасе час. Утром, прилетев в Орхус на дешевом рейсе, он прикинул, что поездка в самый дальний конец Дании займет четыре часа; в действительности он добрался за два с половиной. Пол забыл, что Дания — маленькая страна.

Прежде чем выйти из машины и спуститься к морю, он еще раз взглянул на факс, присланный вчера ассистентом Рольфа Баумана.

Заперев машину, Пол направился по песчаной тропинке к пляжу. По идее, он должен был лихорадочно соображать, что сказать Рольфу и как почетче сформулировать свою просьбу, но эти заботы Пол оставил далеко позади, в Лондоне: пусть они и привели его сюда, но теперь казались несущественными. Его взгляд был прикован к траулерам, чьи силуэты виднелись на горизонте, а слух поглощен шумом волн, набегавших на берег. Бредя по пляжу в северном направлении, Пол уже различал очертания дома, где они когда-то жили. Его потянуло взглянуть на дом поближе, и вдруг он остановился как вкопанный: от нахлынувших воспоминаний перехватило дыхание. Ему хотелось лишь одного — смаковать это сиюминутное переживание, поэтому он выругался вполголоса, когда двойной сигнал мобильника известил об эсэмэске. Привычка, однако, взяла верх, и Пол вынул телефон из кармана.

Сообщение было от Мальвины.

Прости, если вчера я слишком бурно отреагировала, — это все из-за тебя. Ужасно скучаю, не думай обо мне плохо и пиши когда сможешь. Целую, М.

Он присел на камень, торчавший в нескольких шагах от кромки воды, и, не раздумывая, быстренько напечатал ответ.

Никогда не подумаю о тебе плохо. Целую, П.

Затем двинул дальше, к дому.

Пол никогда не читал сочинение Бенжамена о датских каникулах, — сочинение, завоевавшее в 1976 году приз Маршалла, учрежденный школой «Кинг-Уильямс» за лучшее литературное произведение. Подростком Пол не испытывал любопытства к тому, что писал его брат, а сейчас уж тем более. В сочинении Бенжамен охватывал взором «серебристые волнорезы, вздымавшиеся частоколом вдоль нескончаемой прибрежной полосы», и слушал «гневное рычание» волн. Пол, неизменно придерживающийся фактов, обязательно придрался бы к таким фразам. Ступая по зыбучему песку, Пол не чувствовал гнева, ни в океане, ни в себе. Все его чувства уступили место покою, ощущению собственной правоты и радости, оттого что он оказался здесь. В окнах горел свет, поэтому Пол не стал подходить слишком близко. Дом был выкрашен розовой краской — был ли он и раньше розовым? Пол не мог вспомнить. Соседний домик — в котором жили Йорген и Стефан со своей бабушкой Марией — стоял, по-видимому, пустой. Пол подобрался поближе и попытался заглянуть в окно, заслонив глаза ладонями, но стекло ничего не выдало — лишь отражение волнистой, искрящейся на солнце поверхности воды. Пол обогнул дом, чтобы взглянуть на усыпанный песком клочок травы, где он столько раз играл в футбол с другими мальчишками. Со всеми? Нет, Бенжамен почти никогда с ними не играл. Он сидел у окна, читал романы, обдумывал свои великие идеи, изредка задерживая взгляд на футболистах, — раздражающий, непроницаемый взгляд человека не от мира сего. Бенжамен умел изображать загадочного гения, и все на это повелись. А теперь поглядите на него! Пятнадцать лет работает в одной и той же фирме, якобы пишет роман, но похвастать ему нечем, разве что жалкой хайку. Грустно смотреть, ей-богу, как он продолжает притворяться, водить за нос доверчивых людей — Эмили, Лоис, родителей, которые по-прежнему ждут, когда же он исполнит свое предназначение. Грустно и то, как он до сих пор обхаживает Мальвину, отказываясь с достоинством признать поражение…

Пол вернулся к сверкающему океану и опять подумал о Мальвине. Прав ли он был, сказав то, что сказал вчера вечером? Вопрос промелькнул в сознании, оставив лишь едва заметный след, словно легкая рябь на воде. К таким вещам нельзя относиться рационально. Он говорил от всего сердца, и только это имело значение. Господи, давненько же он так не говорил. Пора уже было, для разнообразия, предоставить право голоса сердцу, которому лучше знать, что на уме у говорящего. И ведь он ничего ей не обещал. Ничем себя не связал. Просто — и честно — рассказал о своих чувствах, и его слова наполнили ее счастьем, пусть и эфемерным. Разве это не достижение своего рода? Когда он последний раз делал кого-нибудь счастливым? Когда последний раз видел выражение лица, как у Мальвины вчера вечером, и знал, что он тому причиной? Выражение благодарности и любви — столь безграничной и сильной, что воспоминание об этом даже сейчас не поблекло в его памяти, но пылало с такой яркостью, что Пол готов был поверить: вот она, Мальвина, стоит рядом с ним на пляже, протягивая ему руку. Ничего подобного с ним прежде не бывало. И что бы ни случилось потом, у него останется это воспоминание, он будет носить его в себе. Это означает, что он поступил правильно, разве нет?

Пол брел дальше на север, прочь от домов, памятных ему с детства. Почти восемь часов — поездка на такси в аэропорт, перелет до Орхуса, дорога в Ютланд — он оставался один на один со своими мыслями, и они начали его утомлять. Он решил вытряхнуть их из головы.

Ровно в половине восьмого он вернулся на автостоянку и обнаружил, что там осталась только одна машина, его собственная. Пол присел на капот и уставился на дорогу. Чайки летали низко над пляжем, опускались на камни, надрывно вскрикивали. Полу был виден лишь малый участок дороги, дальше она исчезала за домами, и любая машина, появись она на этом последнем отрезке, возникла бы внезапно. Но никто не появился. Так прошло минут пятнадцать.

Наконец он услышал шум. Вопреки его ожиданиям, это был не сдержанный вой автомобиля. Шум раздавался с неба, а не с дороги. Отдаленный стрекот становился все громче. Задрав голову, Пол увидел на бледно-голубом небе мигающий огонек и черный громоздкий движущийся объект, который, приблизившись, обрел форму вертолета. В считанные секунды шум сделался оглушительным, и высокая трава позади Пола легла пластом, когда вертолет завис над дюнами в поисках места для посадки. Не успела машина коснуться земли, как дверца распахнулась. Мужчина средних лет в темном деловом костюме спрыгнул на землю и тут же согнулся пополам, дабы уберечься от мощного ветра, производимого жужжащими лопастями; в качестве багажа при нем был лишь небольшой кейс. Пол двинулся ему навстречу, и, когда они сошлись и пожали друг другу руки, первое, что прокричал вновь прибывший, перекрывая визг двигателя, было:

— Прости, Пол. Я опоздал на семнадцать минут. Над Любеком нас сильно трепало.

Вертолет снова поднялся в воздух и улетел. А Рольф Бауман весело рассмеялся, радуясь встрече со старым приятелем, которого не видел двадцать три с лишним года. Хлопнув Пола по плечу, Рольф спросил: