– С удовольствием, мадам.

Тьерри произнес эти слова с улыбкой, показавшейся Алексею насмешливой, оскорбительной даже. Дома он будет, конечно же, с иронией рассказывать о своем посещении Крапивиных.

После его ухода сели за стол. Обед был скромным – холодная говядина под майонезом. И этим-то хотела угостить Елена Федоровна такого утонченного человека, как Тьерри! Алексей с раздражением слушал, как родители лестно отзывались о его друге: «…таком воспитанном, внимательном, умном!» Однако не посмел сделать какое-либо замечание относительно их поведения во время визита. За что он может упрекнуть их? За то, что оставались верными себе? За то, что не разыграли перед иностранцем комедию? Их, казалось, ничто не смутило. Они принимали свою бедность и серость так же спокойно, как семья Гозелен роскошь. Их естественность была подсознательной. «Они не понимают, что выглядят смешно!» – с раздражением решил Алексей.

Он отправился в лицей, не зная, жалеть ему отца и мать или осуждать их. Когда он вошел во двор, то ученики под присмотром двух надзирателей уже строились. У входа в класс к нему подошел Тьерри и с загадочным видом негромко сказал:

– У тебя отличные родители!

– Да? – вздохнул облегченно Алексей. А про себя подумал: «Почему он так пристально посмотрел на меня, почему вдруг отвел глаза?»

– А я думаю, – сказала Елена Федоровна, – что нужно приготовить русский обед. Борщ, кулебяку, битки со сливками…

Алексей недовольно запротестовал:

– Нет, мама! Только не это!

– Почему, – возразила она, – мальчику будет интересно попробовать не то, что он ест обычно. Ему понравится.

– Мать права, – сказал Герогий Павлович, вытирая тарелку. – К тому же ей удается кулебяка с капустой! Каждый раз, Алеша, когда она ее делает, тебя первого не оттянешь за уши.

– Меня – может быть, – ответил Алексей с улыбкой. – Но он – другое дело.

– Откуда ты знаешь? Попробуем!

– Нет, папа.

Алексей и сам не мог понять, почему он не хотел, чтобы в следующее воскресенье в честь прихода Тьерри накрыли праздничный стол по-русски. Это, конечно, была реакция сопротивления всему русскому, сопровождавшему ежедневно его жизнь. Они же живут во Франции, черт побери! Зачем это отрицать при каждом удобном случае. Подыскивая объяснение своему отказу, он громко сказал:

– Тьерри очень болезненный… Он придерживается диеты… Ему нужны легкие блюда…

– Жаль, – сказала Елена Федоровна.

Она гордилась своей кухней, премудрости которой пришлось осваивать в эмиграции. В России она никогда не подходила к плите. Убирая после обеда посуду, они продолжали обсуждать меню.

– Тогда что же? – продолжила Елена Федоровна. – Жаркое из говядины с жареной картошкой?..

– Прекрасно, – сказал Алексей. – И никакой водки! Вино!

– Ужасно! – возразил Георгий Павлович, пожимая плечами.

– Это по-твоему, папа! Вы для кого готовите обед – для себя или для него? Уверен, что Тьерри очень понравится! Мама делает такое вкусное жаркое!

Убрав посуду, они вернулись в столовую. Елена Федоровна села в кресло, чтобы починить подкладку пиджака мужа. Георгий Павлович разложил на столе портфель и достал тетрадку со счетами. Он подводил итоги дня. Алексей, растянувшись на диване, читал «Кренкебилль» Анатоля Франса. Эту книгу дал ему Тьерри, сказав: «Увидишь, написано кратко, но очень иронично!» Время от времени Алексей посматривал на родителей – кротких, смирившихся, озабоченных. Только бы не быть похожим на них! Увлекшись чтением, он думал о своем будущем – деятельном, заполненном риском и удачами. В какой области? Он пока не знал. Тьерри сказал ему, что настоящее имя Анатоля Франса – Анатоль Тибо. Франс[5] – странно! Нужно быть святой наивностью, чтобы выбрать подобный псевдоним! Алексей подумал, что и он хотел бы писать под настоящим французским именем. Но разве недавно он не отказался от литературных планов? Он, конечно, принял решение слишком поспешно. Разволновавшись, он посмотрел на блестевшую позолотой в углу комнаты икону. Этот взгляд, устремленный в минуты переживаний к святому образу, был благочестивой привычкой, восходившей к детству. Он никогда не сможет от нее избавиться. На какое-то мгновение ему показалось, что русская Богоматерь с узким темным ликом, обрамленным богатым серебряным окладом, – как это ни парадоксально, поддерживала его в желании торить свою дорогу среди французов.

Он вновь погрузился в чтение. Этот Анатоль Франс и в самом деле талантлив! Ведь не случайно же дали ему два года назад Нобелевскую премию. Только его имя и мелькало на страницах газет в то время. «Нужно попросить у Тьерри другие книги этого писателя», – решил он. Георгий Павлович закрыл портфель. Елена Федоровна встала – она закончила починку.

– Тебе пора спать, Алеша, – сказала она.

– Да, мама, сейчас…

Ему почему-то вдруг захотелось слушаться ее. Оттого, наверное, что он ее любил. А может быть, потому, что она уступила при обсуждении меню.

В воскресенье 3 февраля 1924 года газеты вышли с большими заголовками: Англия признала СССР. И по мнению корреспондентов, Италия и Австрия собирались сделать то же самое. Франция, к счастью, казалось, еще колебалась. Но она отправила в Москву коммерческого посланника. Георгий Павлович, погрузившись в утренние газеты, не скрывал своего разочарования.

– Сотрудничать с этими бандитами, – горячился он. – Какая глупость! Советы экспортируют революцию во все страны, которые признали их. Я рассчитываю, что мудрость Пуанкаре поможет избежать этой катастрофы! Все это ошибки дурака Рамсея Макдональда и английских лейбористов!..

Алексей расстроился оттого, что плохая новость пришлась на день, когда к ним на обед был приглашен Тьерри. Из-за политической ошибки встреча могла пройти в атмосфере разочарования и горечи. Лицо отца постарело от переживаний. Мать также казалась озабоченной. Алексей украдкой посматривал на нее. Может быть, она повеселеет к приходу Тьерри? Занятая приготовлением обеда, она не пошла на воскресную службу в церковь на улицу Дарю. Георгий Павлович отправился туда один, чтобы встретиться с друзьями и поговорить о «событиях». Оставшийся с матерью, Алексей помог ей убраться и накрыть на стол. Потом хлопотали вместе на кухне. Уступив в главных блюдах меню, Елена Федоровна решила тем не менее начать обед с русских закусок: малосольных огурцов, белых маринованных грибов, балтийской сельди, приготовленной по собственному рецепту…

– Французы изобрели закуски, – сказала она. – Уверена, что нашему гостю понравится!

Она занялась огурцами и селедкой, начала готовить соус. Ее лицо вновь осветилось улыбкой. Она уже забыла, что Англия признала СССР.

– Я рада, что Тьерри – твой друг, – сказала она. – Это хороший мальчик. Но его горб! Он, наверное, так страдает!

– Да, – ответил Алексей. – Но Тьерри никогда не жалуется. Он говорит, что физические радости он заменяет радостями интеллектуальными. Знаешь, мама, он необыкновенный. Он столько читает! И все знает!..

Улыбка Елены Федоровны ободрила его.

– Поверь! – продолжил Алексей. – Ты можешь говорить с ним о чем угодно, он в курсе всего. Даже политики…

– Мы не станем говорить о политике, если хочешь.

– Почему?

– Чтобы не расстраивать отца. Он так сегодня переживает!..

Однако Георгий Павлович вернулся из церкви воодушевленным. Он виделся на улице Дарю с хорошо осведомленными людьми. Скандальное решение Англии было пройденным этапом. В лагере эмигрантов возрождалась надежда. Болотов рассказал, что на Украине прошли мятежи, в Красной армии известны акты неподчинения.

– Это хороший знак! – сказал Георгий Павлович. – Начинается! Если Европа им не поможет, они сдохнут как крысы!

Он потирал руки, вдыхая запах жаркого, которое Елена Федоровна поставила в духовку. Алексей радовался неожиданному просветлению после угрозы бури. Праздник мог начаться. Все было готово, когда Тьерри позвонил в дверь.