Так как погода прояснилась, решили спуститься на «Делаге» в Файетт и пройтись по парку водолечебницы. А когда начался сильный дождь, вернулись в машину. Мальчики бежали под дождем впереди, родители – за ними – под зонтиками.

Вымокшие до нитки Алексей и Тьерри, переодевшись, сели за стол. Во время обеда из гостиницы позвонила Жизела. Ввиду плохой погоды она предложила своему кузену пойти в казино на чай с ней и ее друзьями.

– Я спрошу у родителей и перезвоню тебе, – сказал Тьерри.

Родители одобрили их план и решили присоединиться к молодежи. Поехали на машине под проливным дождем.

Переступая порог казино, Алексей испытал то же торжественное чувство, что и при входе в Лувр. Колонны, зеркала, геридоны, торопливые официанты – все было новым для него в этом великолепном месте, предназначенном для богатых. Жизела была уже там в обществе двух молодых людей – двух братьев Марселя и Адриена Веррье, которым было лет по девятнадцать, – девушки Мартины Санчес, светловолосой, бесцветной и сдержанной, с пятнами экземы на щеках. Она, конечно, принимала лечение в Файетте. Посетителей было много. Месье и мадам Гозелен заказали по телефону столик около танцевальной площадки. Жизела и ее друзья расположились в глубине зала. Обменявшись приветствиями, они отправились в свой уголок. Тьерри и Алексей спросили у родителей разрешения пойти с ними и устроились рядом с молодежью. Джаз-банд громко играл модные песенки. Парочки тряслись под звуки шимми.[11] Не умевшему танцевать Алексею они показались смешными. Он переглянулся с Тьерри и понял, что и тот, усмехнувшись и не сказав ни слова, разделял его мнение. Жизела похвалила оркестр:

– У них отличный ритм! А чернокожий саксофонист просто великолепен!

Все согласились с ней. По всему было видно, что она была королевой компании. Движением подбородка она повела в сторону танцовщика казино, который прохаживался со «старушкой» лет пятидесяти, украшенной побрякушками.

– В прошлом году он танцевал с мамой. Он неподражаем в пасодобле.[12]

Алексей про себя отметил, что Тьерри и он были, несомненно, самыми молодыми участниками вечеринки. Хорошо, что они пришли в сопровождении родителей и были одеты в бриджи. В шортах их, наверное, не пустили бы? Почти все женщины были в шляпках-колоколах. Их прямые юбки обнажали икры. Некоторые открыто курили сигареты в длинных мундштуках, элегантно держа их между двумя пальцами. Чтобы оживить разговор, Марсель и Адриен принялись обсуждать проходившие в Париже Олимпийские игры. Они перечисляли достижения чемпионов, восхищались длиной шага финского бегуна Нурми и ловкой тактикой французского фехтовальщика Дюкре. Потом, заметив, что их спортивные разговоры никого не интересуют, пригласили девушек на танец. Они встали, пробрались между столиками и присоединились к скачущей толпе. Алексей следил глазами за Жизелой. Она одна-единственная среди всех этих женщин, повисших на кавалерах, не казалась ему смешной. В ее движениях была соблазнительная грациозность, примирившая его с танцем. Казалось, что легкая любовная дрожь пробегала по ней, когда она легко встряхивала плечами в ритм шимми. Он, не сдержавшись, сказал:

– Твоя кузина отлично танцует!

– Она все делает отлично! – заметил Тьерри, смеясь. – «Танец – это для девушки упражнение в физической любви», – как заметил Стендаль. Им кажется, что они без опасности для себя отдаются мужчине, который им нравится. Тебе нужно тоже научиться танцевать, если хочешь нравиться!

– Только не таким способом!

– И напрасно! Все средства хороши, чтобы поднять дичь!

Лицо Тьерри при этих словах стало насмешливым и грустным одновременно, как если бы он намекнул на удовольствие, которое ему было навсегда запрещено. За шимми последовало танго. Поверх танцевавших пар Алексей заметил месье и мадам Гозелен. Он подумал о своей матери, так непохожей на всех этих женщин. Можно ли представить, как они танцуют с отцом? Хотя в молодости это, наверное, с ними случалось. Наконец музыка смолкла, и пары разошлись. Жизела, Мартина, Марсель и Адриен вернулись за столик. Официант принес напитки. Однако, как только оркестр заиграл вновь, Жизела не смогла удержаться и принялась покачивать головой в такт уанстепу.[13] Марсель взял ее за руку. И они вышли на круг. Мартина казалась уставшей. Адриен тотчас пригласил знакомую девушку, сидевшую невдалеке от них. Его смелость восхитила Алексея. Он посмеялся над танцами, а теперь жалел о том, что не может походить на этого элегантного непринужденного парня. Неожиданно Мартина спросила его:

– Вы ведь русский?

– Да.

– И разговариваете по-русски?

– Да.

– А у вас совсем нет акцента!

– Я очень рано выучил французский, в России, с гувернером…

Он смутился оттого, что его так, под цепким взглядом Тьерри, расспрашивала девушка. Она на самом деле интересовалась им, или же это была лишь светская болтовня?

– Вы вспоминаете о России?

Он вздрогнул – опять! Эта надоевшая песенка будет, наверное, преследовать его всю жизнь! И сухо ответил:

– Очень редко!

Вмешался Тьерри:

– Не настаивайте, Мартина. Как только у него спрашивают о его стране, он становится идиотом!

Это выражение – «его страна» – задело Алексея, как неприятное замечание. Он обиженно пожал плечами. Мартина с любопытством рассматривала его. А она была не такой уж бесцветной, как это показалось в самом начале. И экзема не очень-то заметна. Но ей, наверное, лет девятнадцать. Этот возраст делал ее недостижимой для лицеиста, собиравшегося перейти во второй класс. Впрочем, как только Адриен вернулся к столику, она повернулась к нему. По всей видимости, они флиртовали. Алексей почувствовал себя лишним, однако совсем не смутился. Даже отвергнутый Мартиной, он остался на празднике. Вернулись распаленные танцем Жизела и Марсель. Они держались за руки. Ее блестящие глаза обрамляли выщипанные по моде брови. Алексей нашел, что эта деталь усиливала ее загадочность. Он рассматривал ее со смешанным чувством уважения и зависти. Разговор разгорелся вновь, но он не принял в нем участия. Откинувшись на спинку стула, он блаженствовал оттого, что был здесь, со своим другом, в компании двух таких соблазнительных девушек. Французское очарование продолжало действовать повсюду, во всех обстоятельствах. Он жадно выпил лимонаду, вспомнил, бог знает почему, квартирку на авеню Сент-Фуа и порадовался расстоянию, отделявшему его сегодня от родителей. Что-то они сейчас делают? Может быть, вновь говорят с друзьями о России? А может быть, оставшись вдвоем, предаются несбыточным мечтам получить немного денег в английском банке? Или читают какую-нибудь старую русскую книгу или эмигрантскую газету, полную новостей, интересующих только узкий круг изгнанников?

Тьерри нетерпеливо подавал ему знаки. Он встал, подошел к окну, вернулся к Алексею и сказал вполголоса:

– Тебе не кажется, что мы уже достаточно насмотрелись? Давай удерем? Я спрошу у родителей разрешения уйти раньше их.

Алексей с удовольствием остался бы до конца вечера – так ему понравилось это местечко, – однако не осмелился перечить другу.

– Да, – уступил он. – Отчалим!

Они попрощались с обеими парочками, их не удерживали. Саксофон надрывался, Жизела и Мартина вновь увлекли своих кавалеров на танец.

– Ненасытные, они ненасытные! – пробормотал сквозь зубы Тьерри.

Казалось, что он презирал, почти ненавидел их в это мгновение. Взглянув последний раз на танцевальную площадку, он направился с Алексеем к столику родителей, чтобы предупредить об уходе.

– Хорошо, идите, – сказал месье Гозелен. – Альбер отвезет вас на машине и вернется за нами.

– Не надо машины, – отрезал Тьерри. – Я посмотрел в окно: дождь прошел. Мы поднимемся пешком по дорожке.

– Ты устанешь, мой дорогой!

– Да нет, мама, нет! – запротестовал Тьерри, повысив голос. – Я привык! Мне очень нравится ходить пешком! И к тому же я не один!