Данное в настоящей книге изложение положения женщины в течение нашего культурного развития делает вполне ясным, что виною значительных различий в духовном и физическом развитии обоих полов является господствующее положение мужчины, длившееся целые тысячелетия.

Наши естествоиспытатели должны бы признать, что законы их науки вполне применимы и к человеку. Наследственность и приспособление имеют такое же значение по отношению к человеку, как и ко всякому другому созданию природы. И если человек не представляет в природе исключения, то эволюционное учение должно быть применимо и к нему, а отсюда ясно, как день, то, что иначе остается смутным и темным и становится предметом научной мистики или мистической науки.

Образование и развитие мозга у мужского и женского пола соответствует различному их воспитанию, — если это слово подходит к большей части прошлых эпох, особенно по отношению к женщине. Физиологи единогласно заявляют, что мозговые части, от которых зависит рассудок, лежат в передней части большого мозга, те же, от которых главным образом зависят чувства и настроения, следует искать в средней части. У мужчин более развита передняя часть головы, у женщин — средняя. Соответственно этому развилось понятие о красоте мужчины и женщины. По греческому понятию о красоте, которое и до сих пор является решающим, женщина должна иметь узкий, мужчина же — высокий и в особенности широкий лоб. И это понятие красоты, которое является выражением унижения женщины, настолько укоренилось у наших женщин, что они считают некрасивым высокий лоб и стараются исправить ошибку природы прической, свешивая волосы на лоб, чтобы он казался ниже.

Таким образом, нельзя утверждать, что женщины по величине их мозговой массы ниже мужчин, но тем не менее, не следует удивляться, что в настоящее время женщины в умственном отношении таковы, каковы они есть. Дарвин имел, конечно, право сказать, что со списком выдающихся мужчин в поэзии, живописи, скульптуре, музыке, науке и философии не может выдержать сравнения подобный же список выдающихся женщин в тех же областях. Но разве может быть иначе? Было бы удивительно, если бы дело обстояло по-другому. Потому и доктор Додель (Цюрих)[218] замечает, что все было бы не так, если бы в течение ряда поколений женщины и мужчины одинаково воспитывались и им была бы дана одинаковая возможность упражняться в этих искусствах и науках. Женщина в среднем слабее мужчины и физически, но этого нет у многих диких народов.[219] Чего можно достигнуть упражнением и воспитанием с молодых лет, видно на примере акробаток и наездниц, которые совершают поразительные вещи в смысле мужества, бесстрашия, ловкости и телесной силы.

Так как подобное развитие является делом жизненных условий и воспитания, или, выражаясь грубо естественнонаучно, делом «выращивания», то можно считать несомненным, что физическая и духовная жизнь людей приведет к самым лучшим результатам, как только человек внесет в свое развитие сознательность и целесообразность.

Развитие растений и животных зависит от условий их существования, причем благоприятные условия способствуют их развитию, неблагоприятные задерживают, а насильственные вмешательства заставляют изменять их сущность и характер, если они под их влиянием не погибают. С человеком происходит то же самое. Способ, каким человек поддерживает свое существование, влияет не только на его внешность, но и на его чувства, мысли и поступки. Если неблагоприятные условия существования людей, то есть недостатки социального положения, являются причиной недостаточного индивидуального развития, то отсюда следует, что изменением условий своего существования, или своего социального положения, человек изменяет самого себя. Речь идет, таким образом, о том, чтобы создать такие социальные условия, при которых каждый человек получает возможность полного беспрепятственного развития своего существа, при которых законы развития и приспособления, получившие после Дарвина название дарвинизма, сознательно и целесообразно применяются ко всем людям. Но это возможно лишь при социализме.

Люди, как думающие и сознающие существа, должны сознательно изменять и совершенствовать свои жизненные условия, то есть свое социальное положение и все то, что стоит от него в зависимости, и притом так, чтобы для всех существовали одинаково благоприятные условия развития. Каждый отдельный человек должен иметь возможность развивать свои задатки и способности к своему собственному и всеобщему благу, но у него не должно быть власти вредить другим или обществу. Интересы каждого должны соответствовать интересам всех. Гармония интересов должна заменить противоположность интересов, господствующую в современном обществе.

Дарвинизм, как всякая истинная наука, в высшей степени демократичен;[220] если часть представителей дарвинизма утверждает противное, то это свидетельствует лишь о том, что они не умеют оценить всего значения своей собственной науки. Противники дарвинизма, в особенности духовенство, которое всегда прекрасно чует, что для него выгодно и что вредно, поняли это и потому объявили дарвинизм учением социалистическим и атеистическим. В этом со своими злейшими противниками сошелся и профессор Вирхов, который на мюнхенском съезде естествоиспытателей в 1877 году выдвинул против профессора Геккеля положение: «Теория Дарвина ведет к социализму».[221] Вирхов пытался дискредитировать дарвинизм, так как Геккель требовал внесения эволюционного учения в школьную программу. Против обучения в школах естествознанию в духе Дарвина и новейших изысканий борются все, кто хочет удержать современный порядок вещей. Революционное влияние этого учения понятно, отсюда и требование, чтобы оно изучалось лишь в кругу избранных. Но мы думаем: если теория Дарвина, как утверждает Вирхов, ведет к социализму, то это служит доказательством не против этой теории, а в пользу социализма. Люди науки не должны считаться с тем, что выводы из науки ведут к тому или другому государственному устройству, к тому или другому социальному состоянию, они не должны считаться, оправдывает ли наука то или другое общественное состояние, они должны исследовать, правильна ли теория, и, если она правильна, они должны принимать ее со всеми выводами. Кто поступает иначе, из личного ли расчета, из-за одобрения сверху, или из классовых и партийных интересов, тот достоин презрения и вовсе не делает чести науке. Представители цеховой науки, особенно в наших университетах, могут лишь в редких случаях гордиться самостоятельностью и характером. Страх потерять доходы, лишиться благоволения сверху, быть вынужденным отказаться от титула, ордена и повышения заставляет большинство этих представителей сгибаться и скрывать свои убеждения или даже публично высказывать противоположное тому, во что они верят и что они знают. Если такой ученый, как Дюбуа-Реймон, во время одного верноподданнического торжества берлинского университета в 1870 году воскликнул: «Университеты — воспитательные учреждения для духовной гвардии Гогенцоллернов», то можно себе представить, как думают о цели науки другие, по своему значению стоящие ниже Дюбуа-Реймона.[222] Наука принижается до служанки насилия.

Понятно, что профессор Геккель и его сторонники — профессор О. Шмидт, фон Гельвальд и др. — самым энергичным образом протестуют против ужасного упрека, что дарвинизм работает на пользу социализма, и утверждают, что верно как раз противоположное: дарвинизм аристократичен, так как он учит, что повсюду в природе лучше организованное и сильнейшее животное существо угнетает более низшее. И так как, по их мнению, имущие и образованные классы являются в обществе этими лучше организованными и более сильными существами, то они рассматривают их господство как нечто само собой понятное, так как оно оправдывается законами природы.