Даже и тогда, когда дамы с «распутным образом жизни» принадлежат к аристократическим классам? Это старая песня. Доктор Фок требует также налога на проституток и сосредоточения их на определенных улицах. Другими словами, христианское государство должно создать из проституции источник дохода, организуя и охраняя ее ко благу мужчин. (Помните, как выразился император Веспасиан в подобном случае? Non olet! (He пахнет!) На своеобразную точку зрения становится и некий доктор Генрих Северус,[144] который также высказывается за признание проституции законом. Он видит в ней очень полезное учреждение, потому что она — явление, необходимо сопровождающее брак и без него свобода вступления в брак была бы ограничена. Проституция является, таким образом, по мнению автора, предохранительным клапаном для буржуазного общества. Он утверждает: «Большая часть нужды, существование которой в настоящее время создает такие плохие социальные условия, происходит оттого, что браки заключались необдуманно, без взвешивания вопроса о средствах для необходимого жизненного существования. Государство заинтересовано в том, чтобы подобные браки не заключались, так как рождающиеся от них дети- о содержании которых родители не могут заботиться и которые, как дети законные, не попадают в воспитательный дом, — угрожают безопасности общества». Проституция предохраняет от браков, «заключенных под давлением естественного закона, от браков, ведущих к росту в народе элементов, которые становятся врагами общества, так как нужда лишает их воспитания, а нерадостная юность порождает враждебное государству настроение-». Итак, в регулированной государством проституции найдено даже спасительное средство против социал-демократии — взгляд, по крайней мере не лишенный оригинальности.

Итак, повторяем: проституция — необходимое социальное учреждение буржуазного общества, подобно полиции, постоянному войску, церкви и предпринимательству!

В Германской империи проституция не подлежит надзору и государственной организации, как во Франции, она здесь лишь терпима. Официальные публичные дома запрещены законом, и сводничеству угрожает жестокое наказание. Но это не помешало тому, что до сих пор во многих немецких городах, в том числе в Майнце, Кенигсберге, Магдебурге, Альтоне, Киле, Нюрнберге, Вормсе, Фрейбурге, Лейпциге, Регенсбурге, Гамбурге, Аугсбурге, Вюрцбурге и т. д., существуют, как и прежде, публичные дома, терпимые полицией.[145] Это положение вещей трудно понять, но противоречие его закону известно нашим государственным правителям. Немецкий уголовный закон угрожает наказанием, если проститутке дают квартиру. С другой стороны, полиция принуждена терпеть тысячу женщин, занимающихся проституцией, и должна охранять их в их ремесле, раз они записались в реестр проституток и подчиняются предписанным для них правилам, например периодическому осмотру врачом. Но раз государство допускает проституток и этим поддерживает их ремесло, то оно должно допустить и квартиры для них и даже в интересах общественного здоровья и порядка иметь дома, где проститутки могли бы заниматься своим ремеслом. Какие противоречия! С одной стороны, государство официально признает, что проституция необходима, с другой — оно наказывает проституток и сводничество. Такое отношение государства показывает, что для современного общества проституция является сфинксом, загадку которого оно не может решить. Господствующая религия и мораль осуждают проституцию, законы наказывают ее поощрение, и все же государство терпит и охраняет ее. Другими словами, наше общество, гордящееся своей нравственностью, религиозностью, цивилизацией и культурой, должно терпеливо смотреть, как безнравственность и коррупция, подобно медленно действующему яду, разъедает его организм. Но из такого положения вытекает еще один вывод. Христианское государство допускает, что брак недостаточен и мужчина имеет право на незаконное удовлетворение половой потребности.

В то же самое время государство обращает внимание на женщину лишь постольку, поскольку она согласна удовлетворять мужским незаконным потребностям, то есть поскольку она становится проституткой. Притом надзор и контроль государственных органов распространяется только на записанных проституток, а не на мужчину, который ищет проституток, что само собою подразумевалось бы, если бы медицинско-полицейский надзор должен был иметь хоть какой-нибудь успех, не говоря уже о том, что справедливость требует одинакового применения закона к обоим полам.

Эта государственная охрана мужчины от женщины ставит вверх дном все отношения. Выходит так, что будто бы мужчина — более слабый, а женщина — более сильный пол, как будто бы женщина является соблазнительницей, а бедный, слабый мужчина — соблазненным. Миф о соблазне Адама Евой в раю влияет еще на наши воззрения и законы и подтверждает христианские слова: «Женщина- великая соблазнительница и сосуд греха». Мужчины должны были бы стыдиться своей печальной и недостойной роли. Но им нравится эта роль «слабых» и «соблазняемых», так как, чем больше их охраняют, тем больше они могут грешить.

Мужчины не находят удовольствия в больших сборищах, если отсутствуют проститутки. Это нам показали, между прочим, события на германском празднике стрелков в Берлине летом 1890 года — события, заставившие 2300 женщин обратиться к обербюргермейстеру германской имперской столицы с петицией следующего содержания: «Позвольте, Ваше Высокоблагородие, напомнить Вам о том, что происходило на празднике союзной стрельбы в Панкове в нынешнем году от 6 до 13 июля и что проникло в провинцию через печать и через другие средства связи. Сообщения, которые мы слушали с самым глубоким возмущением и отвращением, говорили, между прочим, о представлениях этого праздника вроде таких: «Первый германский герольд, самый великий шантан в мире», «Сто мужчин и сорок женщин». Были еще небольшие кафешантаны и будки для стрельбы, в которых женщины особенно навязчиво предлагали себя мужчинам. Далее «Даровые концерты», где воздушно одетые кельнерши, соблазнительно улыбаясь, нахально и не стесняясь, приглашали на «стрелковый покой» как гимназиста, так и отца семейства, как юношей, так и почтенных мужей… Полиция могла бы хотя устранить едва одетую «даму», приглашавшую посетить будку «Тайны Гамбурга, или ночь в Сант-Паули». Но самое ужасное из всего того, что простые провинциальные бюргеры и бюргерши едва могут себе представить о прославленной имперской столице, — это дошедший до нас слух, что руководители празднества допустили вместо предлагавших свои услуги кельнеров «молодых женщин» в большом числе как бесплатных кельнерш… Мы, немецкие женщины, как супруги, матери, сестры, посылаем наших мужей, детей, дочерей и братьев на службу отечеству в Берлин, и поэтому мы покорнейше и с полным доверием просим Ваше Высокоблагородие, при том большом и значительном влиянии, которым Вы пользуетесь как высшее должностное лицо имперской столицы, сделать распоряжение подвергнуть расследованию эти унижающие человеческое достоинство вещи или принять другие по усмотрению Вашего Высокоблагородия целесообразные меры, чтобы не повторялись подобные оргии, а именно, также и на предстоящем «седанском празднике»…!!!»

При всех больших и так называемых национальных празднествах, где собирается большое количество мужчин, подобные вещи всегда повторяются.[146]

Немецкие правительства часто пытались выйти из этого противоречия, в котором находятся по отношению к проституции практика государственной власти и уголовное законоположение. Они вносили законопроекты, которые, между прочим, уполномочивали полицию отводить проституткам определенные места для жительства. Так как приходилось признать, что проституцию невозможно уничтожить, то считали самым практичным терпеть ее лишь в определенных местах и здесь установить над ней надзор. Такой закон — и все были с этим согласны — снова вызвал бы к жизни публичные дома, которые в сороковых годах прошедшего столетия были официально запрещены в Пруссии. Эти законопроекты вызывали большое возбуждение и массу протестов, в которых выражалось негодование, что государство выступает в роли защитника проституции и тем самым внушает убеждение, что проституция не противоречит морали и является допускаемым государством ремеслом. Эти законопроекты, вызвавшие в общем собрании и в комиссии рейхстага сильнейший протест, до сих пор еще не приняты. Но уже то, что подобные проекты могли быть предложены, показывает запутанность положения.