В основании Рима участвовали, по-видимому, латинские племена, перешагнувшие уже предел развития материнского права. Недостаток в женщинах они пополняли, как уже было сказано, похищением их у сабинского племени и заимствовали у него название квиритов. Еще долго после этого в народном собрании римские граждане носили название квиритов. Populus romanus обозначало свободное римское население вообще, но populus Romanus quiritium выражало сверх того происхождение и качество римского гражданина. В римском роде господствовало отцовское право. Дети наследовали как кровные родственники; если не было детей, то наследство переходило родственникам по мужской линии, и если таковые отсутствовали, тогда имущество переходило к роду. После вступления в брак женщина теряла наследственное право на имущество отца и его братьев; она выходила из племени, и потому ни она, ни ее дети не могли быть наследниками ни ее отца, ни ее братьев. В противном случае часть наследства терялась бы отцовским родом. Разделение на племена и фратрии еще в продолжение столетий служило в Риме основанием военной организации и пользования гражданскими правами. Но падение племен с отцовским правом и утрата их значения вызывают более благоприятные условия для римских женщин; впоследствии они не только получали наследства, но и пользовались правом распоряжаться ими и, таким образом, находились в более счастливых условиях, чем их греческие сестры. Это свободное положение, которого они постепенно достигли, дает Катону старшему, родившемуся в 234 году до нашей эры, повод к жалобам: «Если бы каждый хозяин дома стремился по примеру своих предков держать свою жену в надлежащем повиновении, тогда бы обществу не было так много хлопот со всем их полом». И когда в 195 году до нашей эры некоторыми народными трибунами было сделано предложение уничтожить раньше изданный закон против женской роскоши в драгоценностях и одежде, то он гремел: «Если бы каждый из нас благоразумно сохранил по отношению к своей жене права и превосходство мужа, то у нас не было бы столько трудностей с женщинами вообще; теперь же наша свобода, ограниченная уже у домашнего очага, разбивается и попирается даже здесь, на форуме, женской необузданностью, и, не выдержав борьбы с каждой в отдельности, мы боимся и всех их вместе… Наши предки желали, чтобы женщины не смели заниматься никакими, даже частными, делами без вмешательства опекуна, чтобы ими управляли их отцы, братья, мужья; мы же терпим, что они овладевают республикой и вмешиваются даже в дела народных собраний… Дайте только волю их властолюбивой натуре, этим необузданным созданиям, тогда уж не надейтесь, что они сами положат предел своему произволу. Это стеснение в сравнении с другими ограничениями, установленными для женщин обычаями или законом, является очень незначительным. Правду говоря, они желают не свободы, а необузданности во всем… И если только они добьются равенства с нами, тогда они скоро возьмут над нами верх».
В то время, о котором говорит Катон в вышеупомянутой речи, отец, пока он был жив, состоял опекуном своей дочери, если даже она была замужем, или же он назначал ей опекуна. После смерти отца опекуном делался ближайший родственник по мужской линии. Опекун имел всегда право передать свое опекунство любому третьему лицу. Римский закон не признавал, таким образом, за женщиной собственной воли.
Формы заключения брака были различны и в продолжение столетий подвергались разнообразным изменениям. Самое торжественное заключение брака совершалось в присутствии первосвященника и по крайней мере десяти свидетелей, причем в знак союза брачная пара вместе ела пирог, испеченный из муки, соли и воды. Как видно, эта церемония имела большое сходство с христианским обычаем таинства причастия. Вторая форма заключения брака состояла в том, что жених силой завладевал невестой и брак считался действительным после того, как женщина, по разрешению своего отца или опекуна, прожила год под одной кровлей со своим избранником. Третьей формой был известный род обоюдной покупки, заключавшийся в том, что вступающие в брак давали друг другу деньги и обещание быть супругами. Во времена Цицерона[52] свободный развод для обеих сторон был уже введен повсюду и даже оспаривалось требование объявлять об этом. Но lex Julia de adulteriis[53] предписал торжественное объявление развода, так как часто женщины, обвиняемые в нарушении брака и привлекаемые к ответственности, ссылались на развод. Юстиниан (христианин)[54] запретил развод, допуская его только в том случае, если обе стороны соглашались идти в монастырь, но его преемник Юстиниан II был вынужден снова разрешить его.
С возрастающим могуществом и увеличением богатства Рима строгие нравственные правила уступили место порокам и самому безобразному распутству. Рим сделался центром, от которого на весь культурный мир того времени распространялись утонченный разврат и разгул. Разврат, которому особенно во время империи много покровительствовали императоры, принял такие формы, которые мог придумать только безумный. Мужчины и женщины старались перещеголять друг друга в распутстве. Число женских публичных домов все увеличивалось, а рядом с ними среди мужчин все более распространялась греческая любовь. В Риме число молодых мужчин, занимавшихся проституцией, было одно время больше, чем число женщин-проституток.[55]
Гетеры, окруженные обожателями, появлялись во всей своей пышности на улицах, на прогулках, в цирке и в театре; часто их носили негры на переносных постелях, на которых они с зеркалом в руках, сверкающие в блеске украшений и драгоценностей, возлежали почти обнаженные; их окружали с веерами в руках рабы и толпа мальчиков, евнухов, флейтистов; фантастически одетые карлики следовали в конце шествия.
Разврат принял в Римской империи такие размеры, что угрожал существованию империи. Женщины следовали примеру мужчин; встречались женщины, повествует Сенека,[56] которые считали года не по числу консулов, как обыкновенно было принято, а по числу своих супругов. Нарушение брака сделалось общим, и, чтобы избежать предусмотренных законом тяжелых наказаний, женщины, и среди них были самые знатные дамы Рима, записывались в регистры эдилов как проститутки.
Наряду с подобным развратом гражданские войны и система латифундий настолько усилили безбрачие и бездетность, что число римских граждан и патрициев значительно уменьшилось. Ввиду этого в 16 году до нашей эры Август издал так называемый юлианский закон,[57] по которому вознаграждалось деторождение и подвергались наказанию римские граждане и патриции, не вступавшие в брак. Имевшие детей считались рангом выше, чем бездетные и не вступившие в брак. Эти последние имели право получать наследство только от ближайших родственников. Бездетные получали только половину наследства, остальное переходило в собственность государства. Женщины, обвинявшиеся в нарушении брака, должны были отдавать часть своего приданого обманутому супругу. Учитывая это, многие мужчины вступали в брак, рассчитывая на измену своих жен. Это вызвало у Плутарха замечание: римляне женятся не для того, чтобы получить наследников, а для того, чтобы получать наследства.
Впоследствии юлианский закон был еще более усилен. Тиберий издал приказ, по которому продавать себя за деньги не могла ни одна женщина, дед, отец или муж которой не были римскими воинами. Замужние женщины, вносившие свои имена в регистр проституток, считались нарушительницами брака и высылались за пределы Италии. Для мужчин подобных законов, конечно, не существовало. По словам Ювенала, в современном ему Риме (первая половина столетия до нашей эры) отравление мужей было частым явлением.
