(NB. Дневники, которые вела в ту пору Лоис, поддаются расшифровке далеко не всегда. Цифры и буквы в начале каждой записи — к примеру, 3+260 П. С. - указывают число лет и дней, прошедших после смерти Малкольма. Звездочки внизу страницы, количество их обычно меняется от одной до пяти, являются, по-видимому, оценкой настроения, в котором Лоис провела данный день.)

4 августа 1978

3 + 256 П. С.

Долгая, не отличающаяся удобством поездка в Уэльс, мы, трое, всю дорогу жались на заднем сиденье машины. Впрочем, погода, когда мы выехали из Пенибонтфора и после катили вверх по долине Танат, стояла прекрасная. Будем надеяться, что такой она пока и останется, а, Лоис? Пол, разумеется, твердит, что ничего подобного. Большую часть дороги он провел прижимая к уху транзисторный приемник и слушая прогнозы. И всякий раз, как новый оказывался хуже предыдущего, Пол становился только счастливее.

«Дождь! — повторял он. — Дождь, и очень сильный! Грозы! Под конец недели сильные ветра! Дело идет к штормовому предупреждению!» И так раз за разом, все три часа. Мороз по коже.

(Нет-нет-нет. Надо во всем видеть хорошее, Лоис. Лоис-негативистка. Старушка Лоис.)

Бен погрузился в свои записи. Ему как-то удалось подключить к магнитофону папины наушники, и больше мы от него ни слова не услышали. Я не против того, что он, похоже, ничего и никогда, кроме собственной музыки, не слушает. Не становится ли мой милый младший брат эгоцентриком, самую чуточку? Не думаю. Сколько я понимаю, эти мелодии навевают ему мысли о Сисили, потому он их так часто и слушает. А возможно, они напоминают ему и о Малкольме. В том, что сочиняет Бен, я слышу далекие отзвуки музыки, которой так любил делиться с ним Малкольм.

Понимаешь, Лоис, люди не умирают. Не умирают, во многих смыслах.

Надо будет этим летом повнимательнее приглядеться к Бену И вообще, почему он поехал с нами? Ведь он уже взрослый.

На стоянку жилых прицепов мы приехали в 7 вечера. Впрочем, стоянкой ее не назовешь. Это просто поле, фермерское поле на Кайлан-Хед. Я не была здесь четыре года. А Малкольм не был ни разу, как жаль. Я и забыла, какая кругом красота. Красота и покой. Небо синее — нет, описывать я не умею.

Мы нашли для прицепа место, растянули тент. Мама, папа и я, мы будем спать в прицепе, Бен под тентом, а Пол поставил для себя отдельную маленькую палатку. Надеюсь, наобещанные им ураганы сорвут ее.

Нехорошо, Лоис, гадкая Лоис. Нет-нет-нет!

* * *

5 августа 1978

3 + 257 П.С.

Проснулись в 7.30 от стука дождя по крыше. Когда дождь лупит в крышу прицепа, звук его усиливается раза в два, теперь я это припомнила. Выходит, Пол был все-таки прав, боюсь, он неизменно оказывается правым.

Полежала немного, уже без сна. Мама с папой тоже проснулись. И тоже прислушивались к дождю. Мама сказала, что, судя по звуку, это надолго. Папа глянул за занавеску и сказал, что он такие дожди уже видел, что этот скоро утихнет. В следующие шестнадцать часов дождь так и лил не переставая.

Дочитала «Зеркало треснуло», начала «4.50 из Паддингтона». Должна сказать, одна Агата Кристи сильно напоминает другую.

Пол весь день просидел в палатке. Боюсь, он уже в том возрасте, когда мальчики начинают забавляться сами с собой. Где-то посреди дня я заглянула к нему и спросила: «Ты что, решил стать еще одним опорным шестом твоей палатки?» Однако он ответил мне всего только хамским жестом. Ему не нравится, когда я шучу, никто из них не ждет от меня этого.

Смех — великий целитель, Лоис, часто повторял мне доктор Сондерс. И заметьте, он был одним из самых разнесчастных сукиных детей, каких я когда-либо видела.

Вечером мы с Беном решили пройтись под ливнем до телефонной будки. Он сказал, что хочет позвонить Дженнифер. Пока он разговаривал с ней, я стояла снаружи и, как оно водится с этими будками, слышала едва ли не каждое его слово, впрочем, слов этих было не так уж и много. В какой-то миг он спросил: «Ты скучаешь по мне?» — а потом, после паузы, добавил: «Ну да, я знаю, что прошло всего лишь два дня», то есть она, очевидно, ответила, что не скучает нисколько. Ладно, вопрос все равно был глупым.

Лоис, Лоис, будь со своим братишкой добрее. Он-то всегда был добр с тобой.

Когда мы возвращались, погода еще ухудшилась, ветер выворачивал наши зонты наизнанку, рвал из рук, вот тут я и заговорила с ним о Дженнифер. Напомнила ему, как он целых полгода назад сказал, что хочет порвать с ней. Бен ответил, что просто ждет подходящей минуты. Я спросила: «И когда она, по-твоему, наступит, в день вашей золотой свадьбы?» Он ответил: «Знаешь, все-таки это хороший опыт. Я собираюсь использовать его в моем романе», а я спросила: «Да? И как же он будет называться — „Трусливый тигр“ „Ведьма в шкафу“?»

Ну что за чушь, Лоис, — ты становишься слишком резкой! Конечно, никакая Дженнифер не ведьма, просто она далеко не лучшая из тех, кто мог у него быть, а для моего Бенжамена требуется все самое лучшее. Впрочем, я думаю, он и сам это знает, более того, думаю, он что-то предпримет в связи с ней, когда сочтет момент подходящим, и, возможно, раньше, чем мы думаем.

* * * *

6 августа 1978

3 + 258 П. С.

Всю ночь лил дождь, ветер почти унес палатку Пола, так что, наверное, Бог все-таки есть. Мне так хотелось бы увидеть, как ветер сорвет ее, а Пол останется лежать в пижаме посреди поля — окруженный овцами, крепко сжимающий в кулаке своего Маленького Джона Томаса. Ох! От одной только мысли уже смешно. За завтраком я сказала ему: «Пол, ты ведь не склонен к неверности, правда?» — а он спросил: «О чем ты?» И я ответила: «Ну, я же ясно видела нынче утром, как ты проделывал это левой рукой». Мама с папой пришли в ужас, услышав от меня такие слова, но — господи! — их стоило произнести, хотя бы ради того, чтобы увидеть, как он разозлится.

В сущности, несмотря на дождь, настроение у меня все поднимается, может быть, я даже поставлю себе под конец этого дня пять звездочек. Да и дождь, по-моему, слабеет. Мне и вправду очень нравится здесь, хотя заняться, в сущности, нечем. Бенжамен так и сидит в наушниках, а я дочитала «4.50 из Паддингтона». Начала «Убийство Роджера Экройда», но успела одолеть лишь страниц пятнадцать, как Пол просунул голову в дверь и сказал: «Надеюсь, тебе известно, что рассказчик и есть убийца?» Сволочь он все-таки. В итоге я взялась за «Десять негритят», хоть и знаю, что их теперь называют «Десять маленьких индейцев», и правильно делают.

Прошел час, и солнце просто-таки засияло. Папа вытащил наружу решетку для барбекю и теперь жарит на ней сосиски, — какая роскошь, это мой любимый запах. Можно будет для разнообразия поесть на воздухе, и замечательно, надоело тесниться за столом, глядя на запотевшие окна. Мама выбивается на кухне из сил, стараясь все подготовить к обеду. Давай-ка, Лоис, встань и помоги ей, она обрадуется. Ну хорошо, хорошо, помогу, раз ты настаиваешь.

7 августа 1978

пять тысяч лет — это долгий срок,

по чьим угодно меркам, —

для мертвых, лежащих

в муравчатом кромлехе,

бормочущий дождь

обжигает меня, идущую

тропами мертвых,

во тьме,

среди живых и дышащих

душ

их кости под моими руками

подобны песку

8 августа 1978

3 + 260 П.С.

Ооох, сил моих нет. Целый день прошел, а я почти ничего из него вспомнить не могу. И как написала то, что стоит выше, тоже не помню. Нехорошо со стороны Пола — говорить о таких вещах за обедом, он же знает, как это меня расстраивает. Нехорошо, нехорошо, нехорошо.

Я помню, как отправилась на прогулку, и, видимо, проходила часа четыре с половиной. Должно быть, тогда-то и припустил дождь, — мама говорит, что вернулась я мокрой до нитки. Теперь он льет потоками, еще пуще прежнего, и нам кажется, что нас вот-вот смоет.