— Да брось, Ричардс, чего ты говнишься? В последний-то школьный день.

— Я не говнюсь. Здесь клуб, сюда допускаются только его члены, вот я и спрашиваю, состоишь ли ты в нем.

— Конечно, не состою. Как и все эти ребята. — Тогда уходи.

— Не дури.

— Повторяю тебе, как староста, сейчас же покинь эту комнату.

Калпеппер презрительно ухмыльнулся:

— А если не покину, что ты сделаешь? Задержишь меня после уроков?

— Да, — ответил Стив, прекрасно сознавая, что в комнате стало тихо, что все в ней внимательно слушают их разговор. — В следующем терме я первым делом задержу тебя после уроков.

— В этой идее есть одна неувязочка, — выдержав продуманную паузу, сказал Калпеппер. — Следующий терм — оксбриджский, и я-то здесь буду, я вступительные экзамены сдал, а тебя не будет, потому как отметки твои плоховаты. — Впрочем, наихудшее оскорбление Калпеппер приберег напоследок, прибегнув к прозвищу Стива-тому, которое никто из шестиклассников, сколько они себя помнили, ни разу при нем не произносил. — А теперь ты не будешь против, если мы вернемся к игре, а, Дядя Том?

И с этим Калпеппер отвернулся к столу и начал спокойно тасовать колоду — и тасовал, пока Стив не схватил его вдруг за ворот и не влепил с убийственной силой — с треском, с неправдоподобно громким стуком — физиономией в стол.

— Господи боже, Стив!

Кровь была повсюду. Толстенькие ручьи ее текли по карточному столу, спадая с него на пол, точно маленькие водопады. Секунду-другую Калпеппер оставался недвижным — надо полагать, от шока, — затем с натугой, будто оглушенный дубиной бык, поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Когда взгляд его добрался до Стива, Калпеппер бешено рванулся вперед, однако его уже держали сразу три человека. Двое картежников вцепились к этой минуте и в Стива, несколько страшных мгновений противники смотрели друг на друга, один — бездыханный от гнева, другой — едва способный стоять на ногах; лицо, блейзер, рубашка и волосы его были испятнаны алой кровью. Кто-то уже помчался за помощью, и мистер Уоррен, явившийся со своей санитарной сумкой, сразу распорядился вызвать «скорую помощь». Тем временем Стива, нимало не сопротивлявшегося, поволокли, сведя ему руки за спиной, в кабинет директора.

Он стал вторым, кого в этот день изгнали из школы.

Дуг, Филип и Бенжамен пришли повидаться с ним, пока он стоял, ожидая вызова, у директорского кабинета. С первого взгляда видно было, что недавно он плакал; впрочем, теперь Стив выглядел пугающе спокойным, да и говорил негромко.

— Вы знаете, что произошло, — тоном обвинителя сказал он Филипу и Дугу. — Вы были с нами тогда в одной комнате. Подумайте об этом.

Тут из кабинета послышалось: «Ричардс!» — и Стив скрылся за дверью.

— Так что все это значит? — спросил Бенжамен. — Что он имел в виду?

Они втроем лежали на зеленом склоне над регбийным полем. Этот яркий, влажный день уже перевалил за четыре пополудни, школа почти опустела. Друзья Бенжамена принесли с собой упаковку из четырех банок «Карлинга», но Бенжамен, помнивший, как и всегда, о своем положении, счел необходимым от пива воздержаться. Друзья-то пусть себе пьют, их в следующем терме здесь уже не будет.

— Стив вбил себе в голову, — неторопливо ответил щурившийся под горячим солнцем Дуг, — будто в день главного экзамена Калпеппер что-то такое с ним учинил. Подсунул ему кое-что.

— Например?

— Наркотик.

Бенжамен усмехнулся, от самой этой мысли ему стало не по себе.

— А что думаешь ты, Фил?

— Если это и произошло, — ответил Фил, — то произошло, когда все мы торчали в той комнате.

— Ну хорошо. — Дуг сел. — Давайте поразмыслим.

— Я даже не знаю, о чем речь, — сказал Бенжамен. — О какой комнате вы говорите?

И Дуг с Филипом пустились в объяснения. Все вращалось вокруг того обстоятельства, что шестиклассники «Кинг-Уильямс» должны были сдавать экзамены обычного уровня и, одновременно, экзамены уровня повышенного. Что иногда приводило к сложностям с расписанием этих самых экзаменов, — как оно и случилось в тот вторник. Дугу, Филипу, Гардингу, Ричардсу, Калпепперу, Гидни и Проктеру предстояло писать экзаменационные работы и обычного, и повышенного уровней. В результате экзамен повышенного уровня был назначен — для них — на послеполуденное время, и на время с 11.30 до 14.00, дабы избежать какого-либо мухлежа, их изолировали от прочих учеников. В итоге они просидели два с половиной часа в кабинете мистера Наттолла, не имея в перспективе ничего более волнующего, чем появление — в 13.15 — мистера Тиллотсона с бутербродами и семью чашками чая. (Если, конечно, ему удастся найти к ним дорогу.)

— Так, постой, — сказал Дуг. — Мы все знали заранее, что нам принесут чай?

— По-моему, все, — ответил Филип. — Я-то уж точно знал.

— Ладно. Мы ожидали чая. Хорошо. Теперь (он снова закрыл глаза) попробуем вспомнить. Отмечены ли эти два с половиной часа чем-либо, кроме чая с бутербродами и найденной Калпеппером медали?

— Разумеется. Розыгрышем Гардинга.

— Ах да, — сухо откликнулся Дуг. — Розыгрыш Шона. Как это я забыл?

— Розыгрыш? — переспросил Бенжамен, тяжело расстававшийся с давними привычками и потому сохранивший застарелый интерес к проделкам былого друга.

— До него мы еще доберемся, — пообещал Дуг. — Бока надорвешь. Так когда именно Калпеппер нашел медаль, если быть точным?

— Сразу после появления чая. — Ты уверен?

— Целиком и полностью.

— Что ж, вот тебе и разгадка, не правда ли?

— Какая разгадка? — спросил Бенжамен. — Как-то вы путано все объясняете.

— Ладно, слушай. — Дуг снова сел, опустил банку с пивом на траву и принялся излагать факты: — Все мы получаем большую тарелку приготовленных миссис Крэддок вкуснейших бутербродов с крабовой пастой или чем-то там еще. Ням-ням-ням, чав-чав-чав, большое спасибо. Потом приносят чай. Большой чайник и семь чашек с блюдцами. И именно тогда Калпеппер, похоже, утрачивает интерес ко всей этой суетне и решает порыться в стоящем под книжным шкафом мистера Наттолла ящике с найденными в школе ничейными вещами, надеясь, вне всяких сомнений, отыскать там какую-нибудь порнуху покруче, к которой он имеет печально известное пристрастие. Кстати, в тот день он ни с кем из нас не разговаривал. Ты знаешь, каков он. Мы-то с Филипом после публикации письма к нему от твоего братца и вовсе обратились в persona поп grata. В общем, никто на него внимания не обращает — нашел человек себе занятие, и слава богу.

Ну-с, в итоге ни отсасывающих девиц, ни распахнутых норок он не обнаруживает, зато натыкается на кое-что поинтереснее: на Стивову медаль святого Кристофера, пропавшую около года назад, что наделало, как все мы помним, немало шума. Он прячет ее в ладони, поворачивается к нам и говорит… Так, сейчас вспомню дословно… Он говорит: «Иди сюда, Ричарде, по-моему, тебе стоит на это взглянуть». А затем — затем произносит следующее: «Вообще-то, я думаю, взглянуть стоит всем».

— Точно, — вставил Филип. — Именно так он и сказал.

— И мы все, как послушные мальчики, подходим к нему, а он кладет медаль на письменный стол мистера Наттолла и говорит Ричардсу: «Ну вот — теперь-то ты веришь, что я ее пальцем не трогал». Стив выглядит очень удивленным, не знает, как ему поступить, а Калпеппер говорит: «Я полагаю, что в подобном случае джентльмен счел бы нужным принести извинения» — или еще какую-то херню в этом роде. И Стив поступает как порядочный человек, он извиняется, более того, делает это очень мило, сразу видно, что извинения его искренни, и вот тут…

— Понял, понял, — взволнованно перебил его Филип. — Мы все стоим у стола, разглядываем медаль, которую Стив надевает на шею, а Калпеппер отходит к чайному подносу. Один.

— Вот именно, — отозвался Дуг и спросил Бенжамена: — Ты понимаешь, что это значит?

— Нет.

— Как я уже говорил, — с ноткой нетерпения в голосе произнес Дуг, — у Стива имеется своя теория. Он много думал о том дне — о том, как мы, семеро, сидели в кабинете, о том, какая усталость его потом одолела. Он, кстати, говорил тогда, что у чая какой-то странный вкус. Вот он и пришел к выводу, что в тот день ему что-то подсыпали в чашку — чтобы подпортить его шансы сдать экзамен. Причем экзамен по физике, самый для него важный.