Уже? Неплохо! Значит, Меир начал действовать! Ничего не скажешь, быстро сориентировался. Ури едва успел осознать, что этот приказ, собственно, адресован и им тоже, как в наушниках заволновался напряженный голос Джимми:

– Слушай, парень, а не нас ли они ищут?

Ури подумал, что, вполне вероятно, и их тоже, но не захотел волновать Джимми понапрасну, – кто его знает, такой ведь и назад повернуть может:

– Ну, конечно, не нас. Кому мы нужны?

«Внимание, внимание! – вновь заговорило радио, на этот раз по-немецки. – Все самолеты, пересекающие береговую линию европейского материка…»

– Что они там говорят? То же самое, только по-немецки, да? – часто задышал в наушники Джимми. – Почему вдруг по-немецки? Ты честно скажи, это тебя ищут? Ты ведь немец, правда?

«…кто нарушит приказ, может стать объектом принудительной посадки».

– Ты лучше сознайся. Ведь если это тебя, может, нам вернуться? – рассудительно предложил Джимми. – А то все равно посадят насильно, тебя схватят, а из меня будут жилы тянуть, всю жизнь отравят.

– Да не меня они ищут! За мной никаких грехов нет.

– Это ты брось! Если б за тобой ничего не было, ты бы тысячу фунтов за полет платить не стал.

Логично, ничего не скажешь. Пока Ури лихорадочно прокручивал в голове различные варианты ответа, способные успокоить Джимми, радио перешло на французский язык. «Все самолеты, пересекающие береговую линию…»

– Теперь по-французски то же самое завели. Видать, дело серьезное, раз они так напористо взялись.

Видно, что-то рассказать придется, но сделать это нужно хитро. Какую часть правды рассказать, какую утаить, какую сочинить?

– А если я тебе скажу, кого ищут и почему я денег не пожалел, ты мне поверишь?

– Зависит от того, что я услышу.

– Они ищут Патрика и того, который с ним улетел. И я их ищу, за то и заплатил.

– Что же они натворили?

– Они убили одну старую даму и украли ее драгоценности.

– Дорогие? – спросил Джимми с неожиданно жадным интересом. Похоже, драгоценности старой дамы привлекли его внимание больше, чем ее насильственная смерть. И тут до Ури дошло, почему Джимми не спешит развернуть самолет в сторону Англии: он не хочет расставаться с полученными от Ури деньгами. Угадав это, Ури почувствовал себя гораздо лучше:

– Очень, – уверенно соврал он. А впрочем, это была не ложь, ведь кассета в кармане Карла стоила дороже любых драгоценностей.

– Значит, ты полицейский? – догадался Джимми.

– Не совсем. Я – частный сыщик.

– Выходит, тебе нечего бояться, если я сообщу наши координаты береговой охране?

– Нечего, – покривил душой Ури, вспомнив про фальшивый паспорт на имя Ульриха Рунге. – А что, обязательно надо им сообщать?

Глубокий вздох Джимми прозвучал в наушниках, как рев штормового моря:

– Обязательно. Ты же слышишь, что творится в эфире. Сто процентов посадят принудительно, если сами не доложимся. А тебе-то что? Ты ж говоришь, что тебе бояться нечего.

– Бояться нечего, кроме того, что если нас зацепят, преступники успеют удрать, – пожаловался в пространство Ури, но Джимми его не слушал. Его мысли уже побежали по другой дорожке:

– Только давай сперва договоримся, куда мы летим.

– Ведь мы уже договорились – ты везешь меня в Саарбрюккен, – возмутился Ури.

– Это мы раньше договаривались, а теперь все по новой начинать надо. Ну кто поверит, что я тебя за красивые глаза через пролив перебрасываю? А если сказать пограничникам, что за деньги, они нашим таможенникам тут же доложат, я этих гадов знаю! И с меня потом налог вычтут.

– А ты хотел утаить?

– Да я с налогом с тебя полторы тысячи взять бы должен!

Этот довод образумил Ури и он смирился:

– Так что же мы скажем?

– Мы скажем, что летим в Мец обедать. Там рядом с аэроклубом есть шикарный ресторан «Шез муа», – вдохновенно продекламировал Джимми. – Мы с женой прошлым летом летали туда отмечать годовщину свадьбы.

– Но почему в Мец, а не в Саарбрюккен?

– Какой идиот может полететь ужинать в Германию? Что там есть – свиной шницель? Вот во Франции жратва классная, а не та отрава, что у нас в Англии. Так что если они и вправду заставят нас приземлиться в Меце, мы хоть поедим там, как люди.

Сообразив, что французы вряд ли обратят внимание на его фальшивый немецкий паспорт, Ури не стал спорить. А Джимми даже развеселился – мысль о французском обеде почти примирила с превратностями судьбы:

– Значит договорились, я тебя везу, а ты меня угощаешь, идет?

– На какие шиши, интересно, я могу тебя угостить, когда ты меня полностью обчистил, – взорвался Ури, который вовсе не стремился обедать в Меце.

– Ладно, двадцать фунтов я тебе верну, – нехотя согласился Джимми.

– Ты шутишь? Пожрать во французском ресторане вдвоем на двадцать фунтов?

– Больше ты ни гроша с меня не получишь! Ведь это ты впутал меня в историю с береговой охраной, так что сам ты можешь не есть вообще. А на мой обед двадцати фунтов хватит.

Найдя это остроумное решение денежной проблемы, Джимми успокоился и принялся вызывать береговую охрану. Однако когда радист сторожевой башни услыхал, откуда они вылетели, он велел им немедленно совершить посадку на прибрежном военном аэродроме. Но Джимми не уступил – он стал красноречиво расписывать предстоящий им обед и сетовать на абсолютно разрушительное влияние опоздания на качество заказанных блюд. Радист оказался настоящим французом, – выяснив название ресторана и предполагаемое меню, он смилостивился. Он зарегистрировал их паспортные данные и позволил им долететь до Меца при условии, что они приземлятся на летном поле местного аэроклуба, где их будет поджидать представитель французской полиции.

– Хорошо, что я запомнил меню нашего прошлогоднего обеда! – воскликнул довольный собой Джимми, но тут же снова забеспокоился. – А вдруг он вздумает проверить, заказывали мы обед или нет?

– А ты возьми и закажи, – посоветовал Ури, напряженно обдумывая, как бы избавиться от этого совершенно неуместного праздника чревоугодия.

Однако обед оказался наименьшим из поджидавших его зол. Французский полицейский, не знающий ни слова по-английски, проверив их паспорта, объяснил им на театральной смеси жестов и трудноузнаваемых немецких слов, что им придется проследовать с ним в центральную жандармерию для проверки документов. На этот раз никакие сожаления Джимми по поводу остывающего обеда не помогли, их посадили в полицейскую машину и под оглушительный вой сирены помчали по городу. Глядя на мелькающие за окном уютные, увитые плющом дома, Ури поинтересовался:

– А после Меца мы полетим в Саарбрюккен?

– Ты что? – ужаснулся Джимми. – Это невозможно, они ведь за мной проследят! Так что мне придется лететь обратно.

Ури понял, что спорить бесполезно, да и времени не осталось – они уже въехали через двустворчатые ворота в мощеный крупным булыжником двор. Двое полицейских забрали их паспорта, а потом, вежливо, но настойчиво наступая им на пятки, провели их через караульное помещение и оставили в давно не беленой пустоватой комнате, меблированной тремя стульями и обшарпанным письменным столом. Сквозь высокое зарешеченное окно можно было любоваться на уже знакомые булыжники двора, сквозь которые не пробивалась ни единая травинка.

Как только дверь за полицейскими затворилась, Джимми плюхнулся на стул и заскулил:

– Ну для чего, для чего я ввязался в это дело?

– Чтобы заработать, – безжалостно напомнил ему Ури и подошел к окну. Если закинуть голову назад и прижаться к стеклу щекой, можно было увидеть запертые ворота и стоящего на часах караульного. Похоже, убежать из этой западни было непросто, да, пожалуй, и неразумно.

Время тянулось бессмысленно медленно. Про них с Джимми, кажется, забыли – за дверью топали, громко смеялись, шуршали чем-то пластмассовым, но все это не имело к ним никакого отношения. Ури посмотрел на часы, – с тех пор, как они приземлились, прошел уже целый час. Очень может быть, что Карл уже добрался до замка. При этой мысли в его воображении замелькали картины, одна страшней другой.