– Да, конечно, – спохватилась Нина, – я поеду…

– Солнце мое, ты просто умница! – просиял Эрик.

А Нина стала угрюмей тучи. Она-то знала публику, которая водится с Эриком. И то, как они любят «отдыхать», тоже знала.

Но надо было выплатить долг…

Гриша подметал улицу. Увидав проезжающую машину, остановился. Ему показалось, что в машине Воронков!

Это и впрямь было так. Везла Лешу дама, которую Нина с Гришей видели в ресторане. Не первой, честно сказать, молодости.

– Не волнуйся, – говорила она, – все я для тебя сделаю. И регистрацию. И поживешь пока у меня. Я одна. Квартира большая. Дочка замужем за границей, она тебе ровесница. Все что пожелаешь! Очень мне одиноко, Алексей.

– Все, чего пожелаю? – посмотрел на нее Воронков так, как посмотрел бы недоверчиво на померещившуюся золотую рыбку. – А ты мне не кажешься? Ты есть?

– Я есть, – взволнованно прошептала дама, хватая его за руку, и сжала ее жадными пальцами. – Только ты не уходи, не исчезай.

– Никуда я не уйду, – обречено сказал Воронков и, отвернувшись к окну, неслышно для нее прошептал: – До самой твоей смерти.

– Вот и славно. – Она надавила на газ, и машина помчалась быстро-быстро и вскоре потерялась из виду…

…Гриша не выдержал и пришел в кафе. Он не знал, как будет просить прощения у Нины. Что скажет ей. Что она ответит… Но он пришел. А ее не было. За столиком сидели Ира с Геной.

– Здрасьте. Я что-то не понял, Нина-то где?

– Нам она тоже нужна, – ответил Гена, – а хозяин (он кивнул на Эрика) толком ничего не объясняет, говорит заболела. Но она бы позвонила, у нее есть наш телефон.

У Гриши нехорошо екнуло сердце.

– Я сейчас.

Он ворвался на кухню. Там плакала Эля.

– Где Нина? Что случилось?

– Не знаю… Не могу… – Она зарыдала еще громче.

– Говори, что случилось!

Эля с трудом выдавила:

– В больнице она. С «крутыми» на дачу поехала… Эрик, скотина, послал. Они ее там… Господи, что же жизнь такая поганая!

Гриша выскочил из кухни, нашел Эрика:

– Куда ты ее посылал? Отвечай!

Хозяин затрясся:

– Я не хотел! Клянусь, я не хотел. Я ей помогал!

– Сволочь! Где она?! Что с ней?!

– Не знаю! Ничего не знаю!

– Отвечай, кто они?!

Он повалил Эрика на пол, крепко прижал его.

– Фамилия как? Кто тебе заказал вечеринку? Ну? Я убью тебя, если будешь молчать!

– Кондаков, – прохрипел Эрик, – тут, за углом, живет!

Гриша, перепрыгивая через столы, помчался к выходу.

В отделении милиции женщина-следователь заполняла протокол.

– Значит, так и запишем. При помощи железного лома ты разбил лобовое стекло автомашины марки «Мерседес-600», принадлежащего гражданину Кондакову. С целью…

– Они ее повезли на дачу! – кричал Гриша, – Какие-то крутые. Ваш Кондаков на своем долбанном мерседесе! Вы же их никогда не найдете! У вас все будет шито-крыто. И никто разбираться не станет. И никого не накажете! Вы же не разбираетесь с крутыми. Зачем вам с ними разбираться? Вы со мной разбираетесь! А они там… Они… У нее никого нет, кроме меня! Никого!

Женщина испугалась его крика.

– Ты давай потише, и все по порядку!

Но он не успел начать рассказа, в кабинет вошли Ира и Гена.

– Нам надо с вами поговорить.

Женщина сначала сурово насупила брови:

– Посторонние! Выйдите немедленно! – Узнав Иру, знакомое по телеэкрану лицо, сменила тон: – А, это вы! Ирина Иванова!

– Да, я. И нам срочно нужно рассказать вам кое-что. А его, – Ира кивнула на Гришу, – вы отпустите. Он не виноват!

Через час все трое уже были в больнице. Они летели по длинному коридору к палате Нины.

– Она сможет петь? – вдруг спросил Гриша.

– Главное, чтобы она жила! – ответил на ходу Гена.

– Но для нее это одно и то же!

В палате, забинтованная, вся в кровоподтеках и синяках, спала под капельницей Нина.

Гриша тихо сел на край кровати, всматриваясь в ее лицо, такое родное. Он бережно коснулся ее плеча. Погладил ее руку. Взял ее пальцы в свои. И вдруг… вдруг заметил на безымянном пальце Нины кольцо. Тоненькое золотое кольцо с маленьким зеленым камнем. То самое, что подарил ей. То самое, что бросила она на пол в ресторане.

Гриша готов был заплакать от счастья. Он прижал ее руку к своим губам.

Гена и Ира вышли в коридор. А он просидел у изголовья Нины всю ночь. Слушал ее дыхание…

Утром Гена приехал в больницу уже один. Привез фруктов – от Иры. А еще – маленький телевизор.

– Не бойся, доктор разрешил. Только учти, он старый и изображение не ахти, – сказал он Грише.

– Спасибо. Большое вам спасибо.

– Ты так и не спал всю ночь?

– А зачем спать? Она ведь рядом!

Гена улыбнулся:

– Обещай мне одну вещь. Обещай, что злость в тебе умрет. И когда она поправится, ты никогда не будешь вспоминать о плохом!

– Да, – сказал Гриша, – она сама всегда говорит – у нас все получится.

– И передай Нине, что мы ее ждем. Все остается в силе. Я имею в виду запись передачи.

Они пожали друг другу руки. И Гена убежал на работу.

Гриша нажал на кнопку телевизионного пульта, вспыхнул экран и ему показалось, что там, на экране, его Нина поет «Амаполу». Поет так страстно и восторженно, как никогда прежде. Огромный зрительный зал слушает ее, затаив дыхание… В этой песне есть все, что довелось ей пережить. Боль, отчаяние, надежда…

Нина открыла глаза и посмотрела на Гришу. Он держал ее за руку. И улыбался.

За окнами шел дождь, настоящий весенний ливень, но сквозь пелену дождя проглядывало солнце…

ГОЛОС ГРИШИ:

– Я помню. В тот день был проливной дождь. А потом вдруг ни с того ни с сего засияло солнце. Падают с неба струи, а сквозь них – лучи солнечные. Она сказала – вся жизнь на это похожа. Солнце сквозь ливень, верно? Я сказал – да, мы с тобой, как две бабочки, летим по небу, летим, легко, расправив крылья, и никогда не упадем. Мы долетим. Нам двоим обязательно повезет. Помнишь, сказала она, слова великой Марлен Дитрих: «Счастье в конце концов всегда приходит к упорным?» А я ответил, что я, думаю по-другому – счастье приходит к тем, кто умеет любить…

Гриша обнял Нину. Они неотрывно смотрят в глаза друг другу.

– Как звучит «Амапола» по-русски?

Он прочел:

Это не тебе, – улыбнулся Гриша, – это перевод…

Муки любви^{1}

Киноповесть

Я прочитала у кого-то фразу: «Муки любви даруют нам новую жизнь…»

Выстрел. Пуля пробила мишень. Покачнулся и повис вниз головой «убитый» заяц. Еще выстрел. Упал медведь. А потом – верблюд, слон, орел. Стрелял Феликс. Его палец легко нажимал на курок, верный глаз точно целился. Рядом стоял Шурик. Феликсу – тридцать. Шурику – тринадцать, он едва достает Феликсу до локтя.

– А Лису? – спросил Шурик.

– В Лису не буду. Лиса друг.

– А я буду! – закричал мальчик. Бросил деньги хозяину тира, запасся патронами. Выстрел. Выстрел. Все мимо.

Они шли по шпалам от железнодорожной станции к дачному поселку.