Литмир - Электронная Библиотека

Каринэ Фолиянц

А я люблю женатого

Моим дорогим родителям – маме, Римме Сергеевне и папе, Альберту Евгеньевичу – с любовью.

А я люблю женатого

Киноповесть

Двадцать ноль-ноль. Как ненавидит она стрелки часов, достигшие этой отметки! Двадцать ноль-ноль. В это время он всегда покидает ее. А ей остается только выскочить вслед за ним в прихожую, улыбнуться, поцеловать, ласково – беспечно сказать «до завтра». И в этом «до завтра» вопрос – будет ли оно, это завтра? Дверь захлопывается. Он выходит на улицу. Садится в свой автомобиль, отправляется к своей семье. А ей остается одно – глядеть вслед и потом плакать.

Поздно они встретились. Ему сорок. Ей тридцать пять. Восемнадцать лет он прожил с женой, которую знал с детства (учились в одном классе). У него тринадцатилетняя дочь. Налаженный быт. Хорошая работа. И в придачу ко всему – она. Очень желанная, но с точки зрения здравой логики – совершено ненужная. Роман длится год. Они любят друг друга так страстно, как это бывает только в юности. Но, кажется, жена догадывается об их романе. Нет, уже знает… Поэтому «будет ли завтра?» – вопрос не праздный.

Сегодня еще светло, а Олег уже торопится.

– Пора! – говорит он и встает с дивана, молодой, спортивный, подтянутый.

Она… Не то чтобы яркая красавица. Просто ни на кого не похожа. Тонкая, точно струна, хрупкая, точно юная девушка. Первое, что обращает на себя внимание в ее облике – глаза, грустные, светлые, удивительные глаза. Лариса – художник. И здесь, в мастерской, все наполнено ею. Здесь так светло, уютно, обжит каждый уголок. Повсюду ее картины, красочные, праздничные. Психологи говорят: творчество – это компенсация того, что не дано человеку судьбой. Может быть, Ларисе не хватает праздника в жизни?

– Олег, мне надо тебе кое-что сказать… – начала было Лариса, кутаясь в вязанную шаль.

Но Олег спешит.

– Может, потом? Я же говорил, мне сегодня надо пораньше. Лариса, прости. Я очень виноват перед тобой. Прости…

Он знает, что виноват. Что забирает ее тепло и время и ничего не обещает взамен. Но ведь ей, похоже, это нравится?

– Прости…

Он ждет, что она скажет: «Ну за что же «прости»? Ему так противно быть виноватым!

И она говорит:

– За что? За что тебя прощать?

Он глубоко вздыхает, как кающийся грешник. Олег и впрямь кается. И ест себя. Грызет. Потому что разрывается на части и ничего не может решить, ничего не может поделать.

За все прости…

Он все не решается уйти. Он любит эту мастерскую. Яркие картины. Гитару на стене, на которой оба играют и поют часто на два голоса. Он любит эту женщину. Ее молчаливость и застенчивость. Ее тактичность, мягкость. Она никогда не ставит вопрос ребром – или я, или семья. Никогда не напоминает ему о его вине. О том, что в двадцать ноль-ноль он неизменно покидает ее дом.

Сегодня он уходит раньше.

– Хочешь, кофе тебе сварю перед уходом, – говорит Лариса.

– Да, очень хочу! – радуется Олег возможности еще десять минут побыть с нею. А потом мрачнеет как туча. – Ты знаешь, мне кажется… Мне кажется, что она о чем-то догадывается.

Лариса смотрит на него, потом опускает глаза.

– Кто догадывается?

– Татьяна… – тихо произносит Олег имя жены, непроизносимое прежде.

А в это же самое время жена Олега, Татьяна, нервно ходит по комнате и говорит по телефону с подругой Ниной. Татьяна ненамного старше Ларисы, но к своим сорока годам утеряла хрупкость. Достаточно ухожена, хорошо одета. Ее можно было бы назвать привлекательной, если бы не выражение лица. Она всегда и во всем хочет быть первой – госпожой и хозяйкой. Даже говорит, как прирожденные начальник, лидер. Если, не дай Бог, ситуация выходит из под контроля она превращается в фурию. Вот и сейчас фурией носится по дому.

– Ты видела их сама? – орала она в телефонную трубку. – Или это просто чей-то бред?

– Своими собственными! Пусть лопнут, если вру! – заверила Нина.

– И кто она?

– Зовут Лариса. Ей тридцать пять. Вдова. Бездетна. Так, ничего особенного. Живет на улице Голубева, дом 28.

– Ей точно тридцать пять? Скажи мне, на что мог «запасть» Олег?

– Кризис среднего возраста, – вздохнула Нина, – они все после сорока как с цепи срываются. Кризис, Таня!

– Кризис? Тогда это была бы двадцатилетняя дурочка, ноги от ушей. Я бы выцарапала ей глаза, и на этом дело закончилось. А это же старая вешалка!

– Не забывай, что ты старше этой вешалки. Что тебе давно плевать на Олега. Прости, Таня, но у тебя на уме всегда была только твоя карьера!

Это был удар – ниже пояса. И главное – правда. Сколько лет она строила свою карьеру! Сколько ночей не досыпала. Сколько унижений перетерпела. А теперь есть все, у мужа завелась любовница. Представляете – любовница! Ситуация выходила из-под контроля, и это было самое страшное. Татьяну трясло. Впервые в жизни она не могла собраться с мыслями, понять что же ей делать. Сидела жалкая и беззащитная. И впервые такой видела мать тринадцатилетняя Ника. Ника, похожая одновременно на папу и на маму. Девочка не могла признаться, что подслушала разговор, взяв параллельную трубку у себя в комнате, и знает теперь, что у отца есть другая. Ей было безумно жаль маму. И страшно – как они теперь? Она замерла в дверях своей комнаты, глядя, как мать молчит и тупо смотрит в стену, точно каменное изваяние.

Олег и Лариса пили кофе, молча глядя друг на друга как смотрят все влюбленные – ничего не видящим нежным взглядом. Ну за что их разлучает жизнь? Ведь они две половики одного целого!

– Я люблю тебя, – сказал он. И это была правда. – Я не уйду.

– Ну зачем ты врешь себе? Ты же обещал, – слабо улыбнулась Лариса.

– Понимаешь, я обещал не ей, не Татьяне. Я обещал дочери. У нее завтра контрольная по математике. Школа же с уклоном. Ну, мать так захотела. А девочка моя, она…

Лариса перебила:

– Не надо Олег. Я давно приняла тот факт, что у тебя есть другая, параллельная жизнь. И не хочу ничего знать. Ни имен, ни фактов. Имею право?

Олег тяжело вздохнул:

– Имеешь.

Лариса права. Он ничего не должен говорить о той, другой, своей жизни, которая его больше мучит, чем радует. Но разорвать эту связь он не в силах. Жена догадывается… Удручающая новость. Малоприятная. Что делать? Усилить конспирацию? Перестать встречаться? Что? Этот вопрос мучает ее и его. Но мужчины не любят радикальных мер, живут с надеждой – а вдруг всё как-то само собой рассосется. Женщины же твердо знают, что ни беременность, ни подобные тяжкие ситуации «треугольников» сами собой не рассасываются, и в том, и в другом случае нужно оперативное вмешательство. Мужчины операций боятся.

– Я все понимаю! – Лариса нежно поцеловала Олега. Она и вправду все понимает. И молчит. И не скажет сегодня того самого важного, что должна ему сказать. Это пока только ее тайна, хотя она касается их обоих.

Олег уехал, а Лариса осталась наедине со своими раздумьями – как быть дальше… Много лет она ищет личного счастья. Кисть, холст, краски – прекрасные спутники ее одиночества. Она талантливый художник. Нет, ее имя не гремит еще по миру, но разве этот «грохот» показатель таланта? Восемь лет назад она осталась вдовой известного человека, за которого выскочила еще девочкой. После смерти мужа – только короткие и пустые романы, на которые было жаль потраченного времени. И вот уже год есть он. Абсолютно ее человек. В большом и мелочах. Ее человек… но почему-то женат. Почему-то есть тринадцатилетняя дочь. А она… она, Лариса, только вчера узнала, что ждет ребенка – от него, от любимого Олега. Но как, как сказать ему об этом?

Квартира Олега и Татьяны пусть не такая уютная, как мастерская Ларисы, но зато новомодная, с евроремонтом и хорошей мебелью. С дорогими обоями и новейшей техникой, да и прочей ерундой, которая кажется людям такой важной. Татьяна снова взяла трубку, и Ника услышала, как мать закричала:

1
{"b":"110346","o":1}