– Понятно… – протянула Анжелика. – Да, я согласна: все это действительно звучит очень подозрительно.

– Так ведь и я вам о том же толкую! – торжествуя, воскликнула Марта.

– Однако, если то, что ты заподозрила, действительно правда, может быть, все не так уж и плохо…

– Что?

– Только подумай, Марта! – Анжелика круто повернулась в кресле лицом к горничной и торопливо схватила Марту за руки. – Ведь побег Гарри не удался именно потому, что он не смог найти ни лодку, ни корабль, готовый переправить его через Ла-Манш. А кто сумеет помочь ему лучше, чем контрабандист?

Несколько секунд Марта смотрела на свою хозяйку, а затем коротко кивнула, словно услышанное отнюдь не было для нее новостью.

– Я догадывалась, что затевается нечто вроде того, – вздохнув, проговорила она. – Но как вы можете быть уверены в том, что они не возьмут ваше золото и не сдадут юного лорда Леннарда прямехонько в руки французам, чтобы получить вдвое больше за такую сделку?

– Я не знаю… пока, – ответила Анжелика. – Однако, возможно, лучшего шанса у Гарри никогда не будет. Мне следует сделать все, что в моих силах. Ради папы…

Марта плотнее сжала губы, безмолвно соглашаясь с доводами Анжелики, хотя не очень-то они ей пришлись по вкусу. Ведь горничная лучше, чем кто-либо другой, знала, как тяжела была жизнь ее хозяйки в последние полтора года. До сих пор никому не удавалось достучаться до сердца эрла, ожесточившегося и впавшего после несчастного случая в мрачную брюзгливость. Насмешливо отвергая любую попытку помочь ему, лорд Эллевуд затворился в своем лондонском доме и отказывался принимать старинных друзей.

Вот уже много месяцев Анжелика занята лишь тем, что целыми днями читает отцу или же старается уговорить его вернуться к прежней жизни, – однако все напрасно. Если возвращение юного лорда Леннарда хоть как-то может исправить положение дел, Марта, как и ее хозяйка, готова была сделать все возможное, чтобы ускорить его освобождение.

– Ладно, миледи, – сказала Марта. – Приказывайте, что я должна делать.

– Сейчас, я думаю, тебе нужно держать ушки на макушке и все замечать, – грустно улыбнувшись, ответила ей Анжелика. – Пока что тебе удалось узнать куда больше, чем мне.

Марта снова неодобрительно фыркнула.

– Только потому, миледи, что меня разместили в мансарде, комнатушке, где рамы перекосились и прогнили, а окна не закрываются, – едко проговорила она.

Было уже довольно поздно, когда Анжелика готова была наконец спуститься к завтраку. Сегодня она надела темно-розовое платье, прекрасно подходящее для путешествия, и накинула на плечи шаль, чтобы уберечься от грозящих простудой сквозняков.

Несмотря на то, что сердце девушки по-прежнему терзали нерешительность и смутное беспокойство, выглядела она намного лучше, нежели накануне вечером. На щеках ее играл яркий румянец, а голубые глаза возбужденно блестели. Двигалась Анжелика с присущей ей всегда быстротой и живостью. Пересуды Марты скорее заинтриговали, чем встревожили ее, и сейчас впервые за множество бесконечно долгих месяцев она имела возможность подумать о чем-то ином, а не о тоскливых проблемах, связанных с состоянием здоровья лорда Эллевуда.

Спустившись по лестнице, Анжелика оказалась в холле, куда выходили две двери. Она знала, что одна из этих дверей ведет в гостиную, и уже взялась за ручку, когда до нее донеслись голоса из соседней комнаты. Дверь была слегка приоткрыта, и девушка сразу же узнала голос Бенуа. Другой голос показался ей смутно знакомым, однако только после того, как Бенуа назвал своего собеседника по имени, Анжелика сообразила, что хозяин дома ведет разговор с сэром Уильямом Хопвудом.

Сердце Анжелики замерло в груди. В первую секунду ей подумалось, что отец, вероятно, прислал сэра Уильяма, чтобы силой отвезти ее домой, однако через некоторое время девушка была уже в состоянии рассуждать более здраво.

Ведь она выехала из дома только вчера – за это время вряд ли можно успеть связаться с сэром Уильямом. Кроме того, отец Анжелики настолько отгородился от окружающего мира, что едва ли даже в подобной ситуации он прибегнет к помощи старинного друга.

Затем ей пришло в голову, что, если сэр Уильям увидит ее в доме Бенуа, она окажется в крайне щекотливой ситуации. Будет довольно непросто придумать приемлемое объяснение ее пребыванию в доме совершенно незнакомого ей человека, и немудрено, если сэр Уильям не только удивится, но и тут же кое-что заподозрит. Анжелика готова была опрометью броситься по лестнице наверх, как вдруг по доносящимся из-за приоткрытой двери словам поняла, что предмет разговора представляет для нее немалый интерес.

– Мои люди уверены, что один из негодяев скрылся в этом направлении, – кипел сэр Уильям. – Кроме того, они так же твердо уверены и в том, что еще один пострадал, когда его сбросили с лошади, однако шел дождь, и мои увальни потеряли след. Ты ничего не слышал прошлой ночью, а, Фолкнер?

– К сожалению, абсолютно ничего, – холодно ответил ему Бенуа. – Ничего, кроме ветра, разумеется.

– Черт возьми! Хотелось бы мне тебе верить! – проворчал сэр Уильям.

– Уж не предполагаете ли вы, сэр, что я говорю неправду? – поинтересовался Бенуа, однако, судя по голосу, он отнюдь не почувствовал себя оскорбленным. Скорее, этот разговор казался ему забавным.

– Тебе отлично известно, что так оно и есть! – парировал сэр Уильям. – Только мне от этого все равно легче не станет. Не раз, бывало, я думал, что вот-вот накрою Тоби – честно и открыто, накрою с поличным, однако непостижимым образом ему удавалось обвести моих простофиль вокруг пальца и перехитрить их. Похоже, в голове у них одна овсянка вместо мозгов.

– До чего же лестное определение! – оценивающе отозвался Бенуа. – Мне очень жаль, сэр Уильям, что способности ваших людей не вполне удовлетворяют вашим требованиям. Уверен, я сумел бы найти для вас несколько смышленых ребят на смену.

– Держу пари, ты и на это способен, – мрачно подтвердил сэр Уильям, – однако я буду весьма благодарен, если ты не станешь совать нос в мои дела.

– Ну, что вы, у меня и в мыслях нет подобной дерзости, – ровным тоном ответил Бенуа. – Но все же, может быть, вам угодно будет чем-нибудь подкрепиться или хотя бы что-нибудь выпить?

– Послушай, Фолкнер, какого черта ты постоянно уводишь разговор в сторону? Тебе не удастся заставить меня забыть об этих негодяях! – взорвался сэр Уильям. – Если бы только хоть несколько честных людей в наших краях могли противостоять им, нам бы живо удалось раздавить этот рассадник преступности!

– А кто я такой, чтобы нарушать давние традиции? – весело поинтересовался Бенуа.

– Традиции! – зарычал сэр Уильям. – Традиции убийства, насилия, шантажа… измены!

– Измены?

– А как еще вам угодно будет назвать сотрудничество с нашими врагами? Мой Бог! Я слышал, что эти проклятые контрабандисты на веслах добираются до Франции из Дувра, с поясами, набитыми гинеями для уплаты наемникам Бонапарта. Разве это, по-твоему, не измена, не предательство? Допустимо ли, чтобы золото нашей доброй старой Англии использовали для снаряжения армии противника?

– Я не собираюсь спорить с вами об этом, – холодно ответил Бенуа. – Однако вы никогда не задавали себе такой вопрос: а откуда берутся эти гинеи? Ясное дело, не из карманов бедолаг, что рискуют своей шкурой в Дуврском проливе. Благодарите за измену торговцев Сити – тех самых, что никогда, возможно, и на милю не приблизятся к побережью. Это они снабжают Наполеона золотом. Почему бы вам не поговорить о государственной измене с ними?

– Господь Всемогущий, Фолкнер!!! Как ты можешь оправдывать этих подлых, неотесанных негодяев, перекладывая их вину на других? – свирепо воскликнул сэр Уильям. – Если бы я только мог поступать по-своему, каждый торговец, каждый банкир, посылающий золото Бонапарту, оказался бы лишен состояния – но все равно, я никак не могу примириться с тем, что творится в наших краях. Местные жители – просто банда проходимцев, не желающих приниматься за честную работу: им больше по душе провести ночь за незаконной выгрузкой бренди, чем спокойно трудиться днем, как подобает порядочным людям.