— Вам понравилось жить в коттедже? — спросил Рун, пока они поднимались в гору.

— Очень понравилось: из окон открывается прекрасный вид. Я пишу пейзаж акварелью.

Они подъехали к коттеджу и остановились у калитки. Сорча вышла из машины.

— Спасибо, что подбросили, — сказала она. Рун тоже вышел из джипа.

— Я провожу вас в коттедж.

— В этом нет необходимости, — запротестовала она.

Танцы возбудили Сорчу, и она, как никогда прежде, чувствовала в нем мужчину. Ей хотелось поставить преграду между ним и ею.

— Есть необходимость! Вы не знаете, где вас подстерегает опасность, сухо сказал он.

Сорча показала на короткий отрезок асфальтированной дорожки, ведущей к крыльцу, увитому диким виноградом.

— Вот на этом-то кусочке? Сомневаюсь! — воскликнула она, но он последовал за ней через калитку. Отперев дверь, Сорча зажгла свет в гостиной. — Посмотрите, никто меня не ждет: ни контрабандисты, торгующие белыми рабами, ни бандиты, охотники до серебра. — Она вздохнула. Спокойной ночи.

Рун не двинулся с места и, стоя в дверях, подпирал плечом дверной косяк, — Вы хотите, чтобы я ушел?

Ей казалось, что его карие глаза гипнотизируют ее и что она словно тонет в глубине этих глаз.

— Да, — сказала она.

Он расхохотался и, обняв ее за талию, привлек к себе.

— Нет, вы этого не хотите, — тихо произнес он.

Сердце будто бы перевернулось в ее груди. Когда Рун хотел, он мог быть неотразимым — и явно знал об этом. Рассудок твердил ей, что он должен уйти, но, когда Рун, склонившись, нашел губами ее рот, воля покинула Сорчу, как и в тот раз, когда он ее поцеловал. Закрыв глаза, она обвила его шею, а потом ее руки стали ворошить густые волосы на его затылке. Она отвечала на его поцелуи.

— Милая, — пробормотал он и погладил ее щеку.

Он доводил ее до безумия, лаская шею, грудь, пока его пальцы не коснулись ее сосков. У Сорчи перехватило дыхание, и она замерла. В тот миг, когда его пальцы, забравшись под кружево бюстгальтера, нежно сжали ее соски, она снова вздохнула. Но дыхание сделалось учащенным, неравномерным, и жар пробежал по коже, а соски затвердели. Казалось, что пламя охватило все ее тело; она отступила назад. Что происходит?

— Нет, так не должно быть, — сказала она неуверенно. — Было бы лучше, если б вы целовали мои пальцы.

Рун взглянул на нее, затем перевел взгляд на полуоткрытые губы и ниже — на вздымавшуюся грудь.

— Вы предлагаете мне целовать только ваши пальцы? — спросил он. Сорча кивнула. Он криво усмехнулся.

— В таком случае я — пас, — произнес он и, выйдя из коттеджа, направился к джипу.

Сорча заснула лишь под утро, проведя ночь без сна. Она все вспоминала объятия Рун, его поцелуи и ласки. Проснулась она поздно и, решив не спускаться в гавань, где обычно делала наброски, позавтракала, как всегда, яблоком. У нее не было желания встречаться с Марком Холстоном. Неужели его отец приказал ему завоевать ее симпатию? Как бы то ни было, она не пойдет в Прайа-до-Марим на этот раз.

Лучше провести час-другой на берегу, а потом поработать акварелью.

Надев поверх светло-зеленого купальника длинную рубашку, Сорча сунула все принадлежности для загара в сумку и отправилась на пляж. По пути зашла в гостиницу, чтобы отправить открытки. Войдя в холл, она выпрямилась: если есть правда на Небе, она не должна столкнуться с Рун, но, если и там нет правды, она покажет ему, что ей все равно. Пусть он знает, что его намерение соблазнить ее не дало результата и она нисколько не загорелась страстью.

Бросив открытки в почтовый ящик, Сорча направилась к выходу, но вдруг услышала сзади знакомые шаги. Как ни старалась она не реагировать, все ее тело напряглось.

— Доброе утро, — сказал Рун, поравнявшись с ней.

— Привет, — небрежно улыбнулась Сорча. — Как вы поживаете? Он поморщился.

— Все бы ничего, только тренер вот захворала, у нее прострел. Помните, я рассказывал о занятиях аэробикой? Придется сообщить нашим дамам, что занятие не состоится. — Он вздохнул. — Не люблю приносить дурные вести.

— Хотите, я проведу занятие? — спросила Сорча.

Рун остановился и взглянул на нее.

— Вы?

— Да. Когда я работала в одной гимназии, я занималась там аэробикой, объяснила Сорча, — и когда инструктор болела, я заменяла ее. — Она показала на свою сумку. — У меня с собой стереокассетник, чтобы слушать на пляже, и есть одна-две подходящие мелодии.

— Это прекрасно, если вы сами предлагаете, — медленно произнес он, но…

— Мне это доставит удовольствие. Дома я регулярно делаю упражнения, а здесь — нет. Значит, мне тоже будет полезно, — ответила Сорча.

Рун вдруг улыбнулся.

— О'кей, пошли в спортивный центр, и я вас представлю.

Группа, состоящая примерно из пятнадцати женщин, ожидала на площадке для американского футбола. Большинству участниц было двадцать с небольшим, но две дамы принадлежали к старшему возрасту, а одна выглядела на все семьдесят. Когда Рун объявил, что постоянный тренер заболела, а заменять ее будет другой опытный инструктор, Сорча ощутила трепетное волнение. Ведь прошло уже три года с тех пор, как она занималась аэробикой.

Вдруг память изменит ей и она не сможет в течение сорока пяти минут показывать упражнения?

Подождав, когда Рун уйдет, она стянула с себя рубашку и сбросила сандалии. Зарядив магнитофон, Сорча попросила женщин занять места на деревянном полу.

— Повторяйте за мной, — сказала она, когда зазвучала ритмичная музыка. — Руки в стороны, затем соединяем их, вот так…

Занятия начались не очень складно. Некоторые упражнения не вписывались в такт музыки. Но постепенно движения ускорились, на лицах появились улыбки: инструктор и ее подопечные нашли общий язык. Они синхронно наклонялись, выпрямлялись, и, когда занятие закончилось, женщины дружно зааплодировали.

— Мой муж и я владеем одной из вилл. Мы оба на пенсии и потому проводим здесь несколько месяцев, — сообщила пожилая дама, явно желая поболтать после занятий. — Я уже давно занимаюсь аэробикой и должна вам сказать, что занятия с вами самые веселые.

Сорча просияла.

— Спасибо.

— Вы слышали, что я сказала, господин де Браганса? — крикнула дама, и Сорча увидела Рун, шедшего к ним. — Сегодняшнее занятие доставило мне огромное удовольствие.

— Я рад это слышать, госпожа Хачинсон, — ответил Рун.

— По правде говоря, Сорча переплюнула нашу обычную учительницу, продолжала дама и, улыбнувшись на прощание, удалилась.

— Вот видите, и я вложила свою лепту в работу «Клуба Марим», — не удержалась Сорча от похвалы в свой адрес, вытирая полотенцем вспотевшие руки и ноги.

Рун усмехнулся.

— Да, только вначале я не был уверен, что все пройдет гладко.

Она перестала обтирать вспотевшее тело.

— Вы хотите сказать, что стояли и наблюдали за мной? — резко спросила Сорча.

— Нет, нет. — Он тотчас изменил тон. — Я просто задержался на несколько минут, и все, но…

— Не правда, вы остались, чтобы следить за мной. Вы боялись, что я не справлюсь, и думали, что придется меня выручать! — возмутилась она главным образом потому, что и сама опасалась, что не справится.

— Да вы не поняли, — начал оправдываться Рун.

— Аи contraire,[6] — устало возразила Сорча. — Это ясно как день: ваше недоверие ко мне отлито из бронзы и, что бы я ни делала, что бы ни говорила, ваше отношение ко мне не изменится! — проговорила она и, собрав свои вещи, сердито зашагала в дамскую комнату принять душ и переодеться.

Сорча не спеша освежилась под душем и успокоилась. Когда она вышла, Рун уже не было. Она печально направилась вдоль аллеи, обсаженной стройными деревьями, к гостинице. Оказав небольшую помощь клубу и заработав комплимент от г-жи Хачинсон, Сорча захотела сделать еще что-нибудь полезное для «Клуба Марим». Пусть Рун не оценит моего поступка, размышляла она. Пусть сочтет мои действия «подрывными»! Такое решение продлит ее успех, и пока что большая часть акций принадлежит ей!