— А тебе не приходило в голову, что твою мать огорчает такое поведение? — спросил Рун.

— Да, — подтвердила Сорча. — Она, должно быть, поняла, что у меня изменился характер из-за Хорхе, но предпочитала верить тому, что он говорил, а именно: мое враждебное к нему отношение связано с тем, что он старается заменить мне отца. Некоторые люди не хотят осложнять себе жизнь, столкнувшись с чем-то неприятным; моя мать никогда не задавала вполне естественных вопросов — возможно, потому, что боялась услышать правду. Сорча сделала неопределенный жест руками. — Я не утверждаю, что мать знала, что именно произошло, однако, я думаю, ей было удобнее вообще ничего не знать. Так же точно, как не знать о похождениях Хорхе.

— Но мне показалось, что у тебя с матерью прекрасные отношения, заметил Рун.

— Совершенно верно, и после смерти Хорхе наши отношения стали проще. Но многие годы между нами лежала пропасть, и я сомневаюсь, что когда-нибудь она окончательно исчезнет. — Некоторое время Сорча молчала. — Я не знаю, как бы Хорхе поступил со своими собственными дочерьми, и я решила, что, если родятся девочки, я все расскажу матери, несмотря на мою в некотором роде вину.

— Сорча, тебе не за что себя упрекать! — энергично заявил Рун. — Ты ведь сказала ему, что сообщишь в полицию, — продолжал он. — То же самое сделала местная девушка, которую он пытался изнасиловать.

— Хорхе пытался изнасиловать кого-то в Альгарве? — проговорила она в ужасе.

— Шестнадцатилетнюю дочь соседей Изабель.

— Поэтому Изабель так не любит Хорхе.

— Не любит?! Изабель повесила бы его на ближайшем дереве, если б могла, — язвительно произнес Рун. — Когда же девушка оказала ему сопротивление, он сказал ей то же самое, что и тебе: что она сама его соблазнила. Чего она, конечно, не делала, так же, как и ты.

Сорча заглянула в его карие глаза, такие уверенные и решительные. Уже более десяти лет она считала себя виновной в том, что с ней произошло. Но теперь…

— Правда, здесь, в Альгарве, его жертва была постарше, — продолжал Рун. — Девушка пригрозила, что немедленно заявит о нем властям. Но Хорхе и на этот раз сумел вывернуться.

— А как же девушка, сообщила в полицию? — спросила Сорча.

— Нет, она очень скромная, тихая, ей тяжело было решиться на такой шаг. Родители заметили, что с дочерью что-то происходит, но прошло несколько месяцев, прежде чем она рассказала им все. А в это время Хорхе уже умер. — Рун криво улыбнулся. — Она, казалось, замкнулась в себе, но мне думается, твоя реакция была более естественной.

— Возможно, — согласилась Сорча. — Но много лет спустя я ощущала горечь, пока не поняла, что это отрицательная сила. К тому же мне стало ясно, что дурное поведение прежде всего разрушает меня саму.

— Когда же произошло перерождение скромной мисс Риордан? — сухо спросил Рун. Она усмехнулась.

— Я никогда не была скромной.

— Согласен.

— Но я думаю, не стоит брать всю вину на себя.

— Ты права, я в этом не сомневаюсь, — заявил Рун.

Сорча взглянула на него. С нее как бы свалилось тяжкое бремя. Она поверила в свою невиновность и перестала стыдиться самой себя.

— И я тоже, — согласилась Сорча, и они долго, тепло улыбаясь, смотрели друг на друга. — Хорхе терпеть не мог, когда я заговаривала о каком-нибудь мальчике, — сказала она, вспоминая прошлое, — и поэтому я специально говорила о мальчиках. В основном это были мои выдумки.

— Ты, я надеюсь, не назначала свиданий и половине мужского населения Великобритании? — пошутил он. — Еще одна легенда повержена в прах.

Она засмеялась.

— Я заплатила свою дань любви: сама влюблялась, сама бросала. Но у меня было лишь одно серьезное увлечение.

— Ты была в близких отношениях только с одним мужчиной? — спросил Рун, и она кивнула. — Что он из себя представлял?

— Он был белокурый, стройный, мой ровесник и такой же невинный, как я, — добавила Сорча.

— Неопытный в амурных делах? Ее лицо вытянулось.

— Он занимался любовью, словно следовал инструкции.

— Вот поэтому ты и не смогла отомкнуть свой пояс целомудрия, — заметил Рун.

— Возможно, — согласилась Сорча.

— А ты его все еще любишь? — поинтересовался Рун.

— Нет. Я уговаривала себя в то время, что люблю его, но теперь, думаю, это была всего-навсего попытка доказать самой себе, что я способна любить, несмотря на те переживания, которые выпали на мою долю в детстве.

Рун допил вино.

— Теперь мне ясно, почему Хорхе оставил тебе наследство и почему ты хочешь от него отказаться.

— Мне бы следовало продать акции с самого начала, — печально сказала Сорча, — но я была занята выставкой и совершенно забыла о Хорхе. Когда же я вспоминала о нем и об этих акциях, то старалась тут же все это выкинуть из головы. — Она взглянула на Рун. — Да и ты, хотя и благодарен Хорхе за то, что он разрешил тебе управлять «Клубом Марим», тоже не очень-то его жалуешь?

— Согласен. Этот тип умел быть обаятельным, но я всегда чувствовал, что в нем заложен порок насильника. Чем больше он рассказывал о тебе и открывался сам, тем меньше я его уважал. Ты устала? — спросил Рун, когда она вдруг зевнула.

— Я выдохлась: солнце, вино — все это меня доконало.

— Прошлое тоже сушит наши души, — сочувственно произнес он и поднялся. — Я оставлю тебя, поспи немного.

— А как же ленч? — запротестовала Сорча.

— Я перекушу в кафетерии, а ты, когда проголодаешься, поешь то, что в холодильнике.

— Ты, наверное, закончишь свой выходной день тем, что вернешься на работу? — спросила она шутливо.

Рун усмехнулся.

— Ты не угадала. Я хочу поплавать и, может быть, уговорю Антонио сыграть в сквош. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Чао.

Вскоре Сорча легла в постель и уснула. Проснулась она только вечером. Интересно, придет ли Рун и пообедают ли они вместе в ресторане? Она долго ждала, все надеясь услышать шум приближавшегося джипа, но в конце концов положила себе на тарелку салат и принялась за еду. Возможно, он заходил, но, увидев, что она спит, решил не будить. Какая досада! Но ведь завтра наступит новый день.

На следующее утро Сорча начала писать пейзаж акварелью: видневшиеся с северной стороны подернутые дымкой пурпурные горы. Она провела весь день за мольбертом, поджидая Рун. Но тот так и не появился. Может быть, он считает, что признание ее утомило и она нуждается в отдыхе и покое для восстановления сил? Воскресенье Сорча провела также в коттедже, занимаясь живописью. Ведь если она уйдет, то может разминуться с ним, но он опять не появился. Суббота и воскресенье — выходные дни, а он взял выходной в пятницу, подумала Сорча. Возможно, он решил поработать и таким образом восполнить пропущенный рабочий день. А вдруг он просто хочет от нее отделаться?

Он должен прийти в понедельник! Однако надеяться на утренние часы было нереально, решила Сорча, когда подошло время ленча, а она все еще оставалась одна. После трехдневного отрыва от руководства «Клубом Марим» у него, наверное, накопилась масса дел. День тянулся со скоростью ползущей улитки, до тех пор пока нетерпение и все возрастающее беспокойство не заставили Сорчу отправиться в гостиницу.

Живопись утомила ее, работа не клеилась, и, кроме того, надо было отправить несколько открыток.

Стоит ли ей заглянуть к Рун и поздороваться с ним? — подумала она, входя в вестибюль. Его джип был припаркован — значит, он у себя в кабинете. Сорча заколебалась: вдруг он не один или говорит по телефону? Или… или… Опустив открытки в почтовый ящик, она повернулась и вышла. Не хватало еще бегать за ним, черт побери! Пусть он сам к ней придет.

Когда наступила среда, Сорча решила, что пора бы Рун доложить ей насчет денег, которые он намеревался собрать, чтобы выкупить акции. Должна ведь она знать, как обстоят дела. Это вполне законный интерес. Она спросит, как идут дела, выслушает ответ и… сделает ручкой. Она не собирается жаловаться на то, что он ее покинул, и упрекать, что он не удосужился с ней встретиться. Он не узнает, как она терзалась из-за его отсутствия.