Вот этот дом. Внешний вид старинного трёхэтажного особняка приводит Завьялова в недоумение. Железная ограда, но ворота распахнуты, никакой проходной, никаких признаков охраны. Отсюда, с улицы, виден подъезд. У подъезда ни вахтёра, ни часового — самая обыкновенная дверь. Верхняя половина её застеклена. Однако не видно никаких занавесок с внутренней стороны. Если бы не солнечные блики на стекле, Завьялов смог бы разглядеть, что происходит там, за дверью.

Не так легко было получить адрес этого дома. В военкомате на просьбу Завьялова «поднять» дело Ольги Мироновой откликнулись довольно охотно. Уже через полчаса ему сообщили её домашний адрес и, снова, теперь уже в третий раз, Завьялов услышал эти слова: «Малоохтинский, 14, квартира 8».

Но когда он спросил, где работала Миронова в момент вручения ей ордена, произошла заминка. После долгих переговоров младший лейтенант, наводивший справку, сказал, что может ответить на этот вопрос только с разрешения военкома.

Завьялову пришлось ожидать очереди к военкому, а потом употребить всё своё красноречие и показать свои документы, чтобы убедить подполковника дать справку. Наконец Завьялов вырвал нужный адрес: Кировский проспект, 81. Его попросили ничего не записывать, просто сказали адрес и ничего не говорящее название учреждения: НИИ‑24.

И вот Завьялов приехал на другой конец города и стоит перед этим домом. Несколько человек вошло в подъезд. Какие-то люди вышли. Никто, приближаясь к входу в особняк, не вскидывал автоматическим жестом руку к внутреннему карману пиджака, чтобы достать пропуск. И никто из выходящих не держал руку в кармане, как это бывает, когда прячут пропуск, только что предъявленный часовому.

Никакой таинственности. Никаких номеров. Может быть, он ошибся адресом? Нет, всё правильно. Кировский проспект, 81.

Впрочем, внешность может быть обманчива. Завьялову приходилось бывать и в таких, самых обычных с виду домах. Ни часовых, ни будок. Газончики в палисаднике. Уличный знак — перечёркнутое «Р»: стоянка автомашин запрещена. А за дверью холодная тишина, справа вахтёр в военной форме стоит у покрытого зелёным сукном столика, на котором под стеклом образцы пропусков, а слева, на квадратном войлочном коврике, — часовой.

Завьялов открывает дверь, входит.

Небольшой вестибюль, каменный пол, широкая мраморная лестница ведёт наверх. Высокие окна. Всё напоминает старинное барское жильё, хотя ступени местами выщерблены, да и пол небезупречной чистоты… В вестибюле ни души.

Завьялов медленно поднимается по лестнице. Площадка первого этажа. Налево — широкий коридор. Невысокого роста человек в очках медленно идёт по коридору. В руке, которую он держит перед собой на отлёте, — бутерброд, обёрнутый в бумажку. Человек в очках медленно приближается. Он усиленно жуёт.

— Простите… — обращается к нему Завьялов.

Человек поперхнулся от неожиданности.

Завьялов терпеливо ждёт, пока он откашляется.

— Простите, где бы я мог узнать об одной вашей сотруднице? Её фамилия — Миронова.

Человек делает неопределённый жест рукой с бутербродом и переспрашивает:

— Миронова? Из первой лаборатории?

— Очень возможно. К сожалению, я не знаю точно.

— Кажется, первая лаборатория, — повторяет человек, вожделённо поглядывая на свой бутерброд.

— Да, да, очень возможно, — нетерпеливо говорит Завьялов. — Мне известно только то, что она работает в вашем институте.

Человек откусывает большой кусок от бутерброда и, жуя, говорит невнятно:

— Ну, так что же вы не идёте в лабораторию? Первая дверь направо! — Он кивает головой в сторону двери, приветственно взмахивает рукой и проходит мимо Завьялова.

Завьялов прислоняется к стене, неотрывно смотрит на дверь. Сейчас он подойдет к этой двери и откроет её.

Большая комната залита светом. Длинные ряды узких столов. Несколько девушек в белых халатах. На столах батарея колб, пробирки в штативах, спиралеобразные стеклянные трубки… Ближняя к двери девушка вопросительно смотрит на Завьялова.

Завьялов спрашивает внезапно осевшим, точно простуженным голосом:

— Простите, Миронова здесь работает?

— Она вышла… — отвечает девушка. Её соседки, как по команде, поворачивают головы в сторону Завьялова.

— И… вернётся? — чувствуя, что у него начинает стучать в висках, спрашивает он.

— Ну, конечно, — отвечает девушка с оттенком иронии в голосе. — Поднялась на второй этаж, сейчас придёт… Да что с вами такое?

«Очевидно, я пошатнулся, — думает Завьялов, — странно, я ничего не заметил, только голова немного кружится…»

— Я не видел её почти тринадцать лет, — хрипло говорит он, — не знал, что она жива…

Все девушки в комнате прекращают работать, подходят к Завьялову, сочувственно смотрят на него. Внезапно одна из них восклицает:

— Послушайте, давайте сделаем ей сюрприз!

Она обращается к Завьялову:

— Идите за мной! Скорее. Вот сюда!

Девушка берёт Завьялова за руку и тянет в какой-то закуток. От большой комнаты он отделён тонкой фанерной дверью.

Проходит минута, другая, третья… Завьялов слышит звук открывшейся двери и через мгновение громкий девичий голос:

— Послушай, ты веришь в чудеса? Сейчас мы тебе продемонстрируем самое настоящее чудо. Раз… два…

Дверь в закуток открывается. Девушка, что привела сюда Завьялова, протягивает руку и почти насильно вытаскивает его из чулана…

Тишина. Все повернулись к стоящей в нескольких шагах от порога немолодой, полной женщине.

— Ну?! — раздается звонкий нетерпеливый голос. — Вот и Миронова! Екатерина Максимовна, смотрите, кто к вам пришёл!

Женщина недоуменно пожимает плечами. Спрашивает:

— Вы ко мне, товарищ?

— Простите, — глухо говорит Завьялов, — это ошибка.

Он вдруг обретает спокойствие, тупое, безразличное спокойствие.

— Я ищу другую Миронову, Ольгу Алексеевну.

— А кем она работает? — вмешивается в разговор одна из девушек.

— Откуда я знаю? — резко отвечает Завьялов и тут же пугается, что его разочарование примут за грубость. — Мне ничего больше не известно. Знаю только, что она работает или, может быть, работала здесь, в институте номер двадцать четыре…

— Где?! — хором прерывают его девушки.

— Здесь, в вашем институте.

— Но это совсем другой институт! — восклицает девушка в халате, перевязанном марлевым жгутом.

— Другой?!

— Ну, конечно! Тот ин… ну, словом, та организация, которую вы назвали, не находится здесь вот уже… Послушай, Вера, ты знаешь, когда они уехали?

Та, которую назвали Верой, хмурится и отрицательно качает головой.

Наступает молчание. Внезапно девушки углубляются в свою работу. Никто не обращает внимания на Завьялова, будто его здесь уже нет.

— Послушайте, — растерянно и умоляюще обращается Завьялов ко всем девушкам сразу, — да помогите же мне! Я разыскиваю человека. Наконец узнал этот адрес: Кировский проспект, восемьдесят один. Институт — двадцать четыре. Ведь всё это верно?

— Того института здесь больше нет. — Это говорит та, другая Миронова. — Уже несколько лет, как он переменил адрес.

— Но где же он наконец?

Молчание. Потом ближняя к Завьялову девушка говорит:

— Извините, мы очень заняты. Обратитесь в отдел кадров. По коридору направо. Последняя дверь.

В маленькой комнатке отдела кадров сидит старичок с орденской колодкой на лацкане чесучового пиджака. Завьялов объясняет всё: кто он, почему разыскивает Миронову, как узнал адрес — только бы избежать повторения стереотипных, невыносимых, способных привести в бешенство вопросов. Старик слушает его, ни разу не прерывая.

— Садитесь, — спокойно и мягко говорит он, — попытаемся вам помочь…

Завьялов с облегчением вздыхает и садится.

— Так, вот, — неторопливо говорит старик, — дело, значит, обстоит так… По вашим сведениям, эта девушка работала в НИИ‑24. Только этого института здесь нет. Они были НИИ, и мы тоже НИИ. Но только мы другой НИИ. Понимаете? Как говорится, Федот, да не тот. — Старик улыбается.