Имя Федора Ивановича Тютчева (1803–1873) оставалось неизвестным русскому читателю долгое время после того, как художественное дарование этого замечательного поэта достигло зрелости и он не только создал, но и опубликовал многие свои стихотворения, ставшие впоследствии хрестоматийными и вошедшие в число лучших образцов русской лирики.

Ученик поэта и издателя альманахов и журнала «Галатея» С. Е. Раича, Тютчев в ранней юности был им приобщен к литературным интересам и введен в среду писателей. Другой наставник юного поэта, профессор Московского университета А. Ф. Мерзляков, прочел на заседании Общества любителей российской словесности стихотворение Тютчева — подражание Горацию «Вельможа», и четырнадцатилетний автор был почтен избранием в сотрудники Общества.

Дальнейшая судьба Тютчева сложилась необычно. Уехав в восемнадцатилетнем возрасте за границу, в Баварию, в качестве сотрудника дипломатической миссии в Мюнхене, он более двадцати лет оставался за рубежом, лишь время от времени посещая родину. В Россию он возвратился уже немолодым, сорокалетним человеком. Вместе с тем с конца 20-х гг. Тютчев стал помещать свои стихотворения в русских журналах и альманахах («Урания», «Северная лира», «Галатея», «Денница» и др.). К середине 30-х гг. в печати появились такие его произведения как «Весенняя гроза», «Летний вечер», «Видение», «Бессонница», «Сны» («Как океан объемлет шар земной…»), «Цицерон», «Последний катаклизм», «Весенние воды», «Silentium!», «Безумие». Стихотворения эти, опубликованные рядом со слабыми, эпигонскими опытами других вкладчиков изданий, в которых печатался Тютчев, не были по достоинству оценены современниками. Шедевры поэзии Тютчева в альманахах нередко перемежались с его еще очень незрелыми переводами и ранними стихотворениями, что также не способствовало правильной оценке характера и размеров дарования поэта.

Лишь в 1836 г., когда по инициативе друга Тютчева, И. С. Гагарина, поэт собрал свои стихотворения и рукопись их была послана в Россию и передана лицам, причастным к изданию «Современника», П. А. Вяземский, В. А. Жуковский, а затем и А. С. Пушкин серьезно заинтересовались его творчеством. В письме от 12 (24) июня 1836 г. Гагарин сообщал Тютчеву об успехе его произведений у Жуковского и Вяземского, о благожелательном отношении к ним Пушкина. Очевидно, именно последнее обстоятельство особенно взволновало Тютчева. В своем ответном письме к Гагарину от 7 (19) июля 1836 г., говоря о радости, которую он испытал от новостей, сообщенных ему его корреспондентом, он обращался мыслью к Пушкину и по характеру его ума и художественного творчества ставил его выше всех современных французских поэтов.

Пушкин собственноручно внес в планы третьего и четвертого томов «Современника» большую подборку стихов Тютчева (в третий том — один печатный лист, в четвертый — половину печатного листа). Вместо пяти-шести стихотворений, как предполагали Вяземский и Жуковский, он напечатал двадцать четыре стихотворения, присланных из Германии. Была предпринята и попытка подготовить отдельное издание стихотворений Тютчева, и друзья поэта надеялись, что Пушкин примет участие в работе над его публикацией.[404] Однако издание сборника не состоялось.

Современники, непосредственно наблюдавшие Пушкина в 1836 г., сообщают о том интересе и даже энтузиазме, с которыми Пушкин отнесся к поэзии Тютчева.[405] Публикация большой подборки стихотворений Тютчева в пушкинском «Современнике» рядом с произведениями известных поэтов сама по себе была своеобразной рекомендацией их читателям. Однако в «Современнике» этот цикл произведений появился за подписью «Ф. Т.»: имя их автора не раскрывалось. Оно оставалось известно лишь узкому кругу литераторов. Вместе с тем лирический образ поэта и литературный контекст его творчества были в пушкинском «Современнике» «приоткрыты» заголовком «Стихотворения, присланные из Германии».

Не узнав из публикации «Современника» имени поэта, читатель получал своеобразную биографическую и творческую характеристику «Ф. Т.»: он был представлен как русский, постоянно живущий в Германии и связанный с немецкой культурой. Такой своеобразный «комментарий» к опубликованным в «Современнике» произведениям соответствовал некоторым существенным мотивам поэзии Тютчева: одно из первых произведений Тютчева, увидевших печать, — перевод стихотворения Генриха Гейне «Сосна» («Ein Fichtenbaum steht einsam…») было опубликовано в «Северной лире» в 1827 г. под заголовком «С чужой стороны», отсутствующим у Гейне, и с пометой после текста «Мюнхен». Так поэт придал стихотворению «характер собственной лирической темы»,[406] превратил его в выражение чувств русского, тоскующего на чужбине.

Немецкая философия и поэзия в конце 20-х и в 30-х гг. возбуждала интерес русского общества. Деятельность молодых русских шеллингианцев-любомудров, объединившихся в «Русском вестнике», привлекла внимание Пушкина. К ним был близок Тютчев.[407] Говоря о поэтах-любомудрах. Пушкин вслед за И. Киреевским называл их поэтами «немецкой школы», к их числу он относил и Тютчева. В своем отзыве на альманах «Денница» в 1830 г. Пушкин признал неоспоримый талант двух поэтов «немецкой школы» — Шевырева и Хомякова, но не решился сказать того же о Тютчеве, творчество которого ему тогда еще было очень мало известно. Иначе, очевидно, он оценил его в 1836 г., когда стихотворения Тютчева показались ему достойными занять столь значительное место в его журнале.

Однако в годы, последовавшие за смертью Пушкина, активность публикаций произведений Тютчева заметно ослабевает. Возможность занять определенное, соответствующее его дарованию положение в литературе, которая, казалось бы, обозначилась в момент признания его окружением Пушкина — авторитетными поэтами, — в 40-х гг. сошла на нет. Стихи его почти совсем исчезают со страниц журналов. Загадочное явление первоклассного русского поэта, присылающего свои стихотворения из Германии и не подписывающего их полным своим именем, было совершенно забыто. Полнота этого мгновенного забвения была отмечена Валерианом Майковым. В рецензии на переводы А. Н. Плещеева из Гейне, попутно вспоминая о Тютчеве, В. Майков утверждал, что полное забвение за десятилетие поэта, печатавшегося в «Современнике» и обратившего на себя внимание знатоков и ценителей поэзии, свидетельствует о печальном положении русской литературы, о пренебрежении к подлинным талантам, к истинно поэтическим произведениям. Таким образом, приводя Тютчева в качестве примера трагической судьбы одаренного поэта в современном обществе, В. Майков опирался в оценке художественного значения творчества Тютчева на мнение Пушкина и его окружения.[408]

Сходную тенденцию можно отметить и в статье Н. А. Некрасова «Русские второстепенные поэты» (1850), сыгравшей особую роль в литературной судьбе Тютчева. Статья Некрасова — первый критический очерк о творчестве Тютчева, появившийся в печати, — содержала утверждение, что Тютчев, волею обстоятельств оказавшийся в положении второстепенного поэта, по сути дела является первоклассным художником, уход которого из литературы должен расцениваться как большая потеря. Некрасов заявлял: «Мы решительно относим талант г. Ф. Т—ва к русским первостепенным поэтическим талантам»,[409] — и на протяжении своей статьи ставил Тютчева в один ряд с самыми прославленными русскими поэтами вплоть до Пушкина и Лермонтова. Статья заканчивалась напоминанием о публикациях стихотворений Тютчева в пушкинском «Современнике» и в том же журнале непосредственно после смерти Пушкина. Появление в «Современнике» в 1850 г. апологии Тютчева не было случайностью. В статье Некрасова была выражена решимость редакции журнала взять на себя заботу о судьбах поэзии, об изучении и сохранении сокровищ поэзии предшествовавшего периода и о том, чтобы поощрить деятельность поэтов. Сочувственно говоря об отразившейся в стихах Тютчева уязвимости души поэта, на которой оставляют роковые следы враждебные обстоятельства, Некрасов подразумевал трагические судьбы и старшего и своего поколения поэтов. Свою статью он заканчивал утверждением, что стихотворения Тютчева должны быть собраны и изданы отдельной книжкой и что эту книгу «любитель отечественной литературы поставит в своей библиотеке рядом с лучшими произведениями русского поэтического гения».[410]