— Даже не думай, — твердо сказал Хью.
— А что не так с моими родственниками?
— Переедешь к ним — и они подумают, что я какой-то ублюдок. А потом до них дойдут слухи о том, что произошло у нас на вечеринке, и они никогда не позволят тебе вернуться.
— Что значит «не позволят»? Мне двадцать семь лет!
Хлопнула дверь, и появилась Винни Клэнси в голубом трико.
— Господи, — сказала она, — ну и джунгли тут у вас. Придется все убирать...
Не говоря ни слова, я сбежала.
В стеклянной телефонной будке было, наверное, около ста градусов по Фаренгейту, когда я забежала туда позвонить господину Исиде.
— Хм, вы говорите, тансу все еще на месте? — спросил он. — Значит, вас обокрал не мой друг. Перестаньте шептать, как призрак, и приезжайте ко мне в магазин. Я помогу вам найти квартиру.
— У меня сегодня нет времени, — сказала я и извинилась, что вынуждена повесить трубку.
Затем я позвонила Михори, втайне надеясь, что ответит Акеми. Но, к сожалению, это оказалась госпожа Танака. Стараясь скрыть разочарование, я заговорила.
— Это Рей Симура. Рада, что вы дома, госпожа Танака. Я пыталась дозвониться до вас вчера утром.
— Мы провели весь день в храме, — елейным голосом отозвалась Танака, — я думала, вы знаете, что семья обслуживает его.
— А как себя чувствует Акеми-сан? Я хотела бы поговорить с ней, если она в состоянии.
— Конечно, она здорова! В данный момент она тренируется в доджо. Могу я сказать, чтобы она вам перезвонила?
— Вообще-то, у меня не работает телефон, и я звоню с улицы...
— С улицы? Тогда я сейчас ее позову.
— Это не так уж важно. — Я почувствовала, что госпожа Танака недовольна.
— Мне не трудно, — сказала она и с громким стуком бросила трубку рядом с телефоном, не слушая моих причитаний насчет платы за разговор.
Жаль, что я вернула Мохсену карточку.
— Рей? Ты еще тут? — услышала я голос запыхавшейся Акеми.
— Извини, что оторвала тебя от тренировки, — сказала я.
— Все нормально, — отозвалась она по-английски, — это ты извини, что я натворила дел вчера. Я не слишком хорошо помню, что случилось, но моя мать была в ужасе.
— Это не ты виновата, — вздохнула я, — кстати, вам должен был позвонить адвокат Хью, чтобы э—э—э... извиниться.
— Да у меня все в порядке, вернулась в нормальный режим, — сказала Акеми. — Приедешь в гости?
— Не знаю. Все так странно, — прислонившись к стеклу, изнемогая от жары, ответила я.
— Поэтому и не стоит отказываться от бега, — нетерпеливо проговорила Акеми, — это прочищает мозги. Я скоро закончу тренировку. Приезжай, мы сможем побегать.
— Не смогу, — запротестовала я, — я принимала снотворное, у меня туман перед глазами.
— А как насчет пообедать?
— А ты скажешь об этом матери? — вздрогнула я
— Думаю, это не слишком хорошая идея, — сказала Акеми. — Мы можем встретиться не в Камакуре. У меня нет времени ехать в Токио, но можно выбрать место где-нибудь посередине.
— В Йокохаме? Я доберусь туда около половины седьмого.
— Отлично. Встретимся в книжном магазине на станции. Только не говори ничего своему бойфренду.
И Акеми положила трубку, прежде чем я успела спросить что-либо еще.
В поезде Токио-Йокохама сломался кондиционер. Окна открыли, но жар от сотни разгоряченных тел был совершенно невыносимым. Бизнесмены и матроны обмахивались веерами, молодежь прижимала ко лбу банки с прохладительными напитками. Я рассматривала рекламу тура на Аляску: всего тысяча шестьсот долларов за пять дней во льдах. Этот тур разрешил бы проблемы с жарой и позволил бы уехать подальше от всех страхов, но, к сожалению, мой банковский счет не выдержал бы таких расходов. Год назад, когда я еще преподавала английский, я могла бы себе это позволить.
Помещение станции Йокохама, где работали кондиционеры, было благословением. Я прошла в книжный магазин и, не увидев Акеми, отправилась в отдел иностранной литературы. Я листала какую-то английскую мистическую книжку, когда Акеми положила руку мне на плечо.
— Прекрасная погода, — сказала она без тени иронии, — люблю летние вечера. Хочешь пойти в Чайнатаун?
Это было всего несколько остановок на электричке, и я никогда не пошла бы туда пешком. Но я кивнула и поплелась за своей спортивной подругой.
— У тебя заспанные и растерянные глаза. Ты что, ела те пирожные, которые приготовил Энгус? — спросила Акеми по дороге.
— Нет, я принимала снотворное. — Меня удивило, как легко Акеми говорила о своем обмороке. Интересно, что думает обо всем этом ее мать?
— Тебе стоит поесть. Когда я проснулась после наркоты, то умирала с голоду. Пришлось останавливать машину и покупать еду. Я бы съела еще парочку пирожных, но Энгус унес их от меня подальше.
— Так ты знала?
— Конечно! Энгус рассказал, но мне было интересно попробовать. Меня вообще наркотики интересуют. Кроме того, я принимаю стероиды.
— Я не знала. Но ты не принимала их во время Олимпиады?
— Принимала. К сожалению, мой тренер давал мне не слишком хорошие стероиды, так что анализ все это показал.
Я нервно огляделась по сторонам, но, казалось, никто из прохожих не интересуется беседой, которую вели на английском языке две молодые потные женщины.
— У нас было соглашение, — сказала Акеми, — я должна была проиграть матчи, в противном случае они бы рассказали комитету по дзюдо о допинге.
— Сколько человек знает об этом? — Меня шокировало, насколько просто Акеми рассказывает мне такие вещи.
— Тренер, врач и родители. Они считают, что лучше было участвовать и проиграть, чем получить славу обманщицы.
— Ты даже не пыталась победить? — рассердилась я.
Я болела за японцев на той Олимпиаде и сильно расстроилась, когда Акеми проиграла.
— Ну, я поддалась Корее и Китаю, — безжизненным голосом сказала Акеми, — никто не мог понять что случилось с лучшей спортсменкой в среднем весе. Я чувствовала себя полной идиоткой во втором туре.
— И ты так и не смогла вернуться, — сказала я, думая обо всех боях Акеми, происходивших уже после Олимпиады.
— Естественно, я ушла от своего тренера и полностью отказалась от таблеток и витаминов. Я пыталась черпать силу в здоровой пище, стала вегетарианкой, — скривилась Акеми, — но что-то было потеряно. Я стала слабой. Я потеряла волю к победе.
Час спустя мы прошли сквозь кривые красные ворота Чайнатауна. В нос ударил запах жареной свинины и курицы барбекю, и я засомневалась, что мы найдем тут вегетарианскую кухню.
— Теперь ты понимаешь, почему я попробовала гашиш? — спросила Акеми.
— Честно говоря, не особо.
— Всю юность я отдала дзюдо. Все это время я принимала наркотики. У меня не было друзей. Я даже не знала, какие музыкальные группы были популярны в то время, — коротко рассмеялась она. Энгус — интересный парень. Мы ели вместе эти пирожные, и я много рассказала ему. Это было своеобразное откровение.
— Но ты потеряла сознание, — напомнила я, — ты приняла слишком много...
— Глупо было устраивать такое при моей матери. Теперь она не знает, что делать: то ли брать деньги у адвоката твоего парня, то ли не брать.
— Да, ситуация скверная. Будто мы пытаемся подкупить тебя.
— Ну, все не так страшно. Моя мать не будет звонить в полицию. Обо мне она уже не беспокоится, поскольку больше занята приготовлениями к чайной церемонии.
Акеми провела меня в маленькое уютное кафе, где поздоровалась с хозяйкой-китаянкой, как старая подруга. Мы сели за столик, но я никак не могла сконцентрироваться на меню.
— Почему ты попросила, чтобы я не рассказывала Хью об этой встрече? — спросила я.
— Он не доверяет мне.
— Почему ты так решила? — сжалась я, когда рука Акеми легла поверх моей.
— А ты как думаешь? — рассмеялась она. — На вечеринке Хью знакомил меня только с дамами, но не с мужчинами. Он же решил, что я лесбиянка, правда?
