Владелец ресторана в проулочке предложил нам на выбор столик в зале на втором этаже или на крыше. Через зал мы как раз проходили: там за тремя столиками сидело несколько туристов и пахло кухней, то есть карри.

— Ты не замерзнешь? — спросил я Машу.

Она молча поиграла концами белой нитяной шали, завязанной у нее на поясе.

— А ты?

— Принесите мне сразу бутылку Кинг Фишера, — отметая всякие сомнения, распорядился я.

На крыше не было ни души. Мы выбрали столик с видом на быстро сливающиеся с темнеющим небом башни храма Четырехрукого Вишну. Подошедший с меню и пивом официант зажег нам плоскую свечу в стеклянной плошке, какие предлагаются в католических церквях. Освещения на крыше не было — или его не хотели включать ради двух клиентов.

Но так было только лучше: пляшущее пламя в плошке, едва различимые контуры храмов и дворца, затягивающая мелодия песнопения в храме Рамы и запах пряностей и благовоний, поднимающийся с земли. Это все, что вам было дано ощутить из окружающего мира. Вы чувствовали, что он есть и что он огромен, но здесь он был соразмерен человеку. Мы были в прозрачном коконе, надежном и уютном, как материнское лоно, да и то, что существовало вне его, было приветливым и дружелюбным.

— Удивительное место! — не удержался я.

Маша кивнула.

— Я тоже никогда не бывала здесь раньше.

Она вдруг протянула руку к моему стакану пива и отпила из него. Нормально, если это кто-то из близких! Так могла сделать Джессика, только она в рот не берет алкоголя, или кто-то вроде Деби. Но Маша! Нет, положительно что-то с ней сегодня происходило.

— Я сейчас приду, — сказала моя спутница и встала.

Я проводил светлое пятно ее шали до лестницы и достал свой израильский мобильный. Деби! Я же обещал ей позвонить, как только смогу, а это было — я прикинул: с тех пор столько всего произошло, запутаешься! — еще вчера днем. У меня, правда, было оправдание — в ашраме мы были вне зоны!

Звонил ли я Джессике, хотите вы знать? Да, звонил! Еще утром, из машины, как только появился сигнал. Новостей у нее не было. Пэгги по-прежнему была на обследовании. Что-то там им, врачам, не нравилось.

Да! А теперь вот я звонил Деби. Набрать ей сразу после разговора с Джессикой мне даже в голову не пришло. Все это из разных категорий. Точнее даже, из разных жизней!

— Хорошо, что ты звонишь! — с места в карьер начала Деби. — Если бы ты сейчас этого не сделал, я бы позвонила сама. Неважно, рядом с тобой твоя жена или нет.

— Сейчас ее здесь нет, — уточнил я. — Но очень ненадолго.

— Тогда к делу! Когда и где?

— Что когда и где?

Деби тяжело вздохнула: тяжело с тупыми!

— Мы увидимся!

Конечно, ну конечно! Вы же не держите меня совсем за идиота? Конечно же, все это было странным! Не такой я Аполлон и секс-машина, чтобы так за меня держаться. Вокруг Деби постоянно крутилась масса молодых, цветущих и чуть не трескающихся от избытка сил парней всех национальностей. Но ей нужен был невысокий, средних лет мужчина самой обычной внешности, с редеющими волосами, с которым вряд ли пойдешь на дискотеку, покуришь травы, погоняешь банку из-под пепси по всей улице. Разве что в постели, как мне кажется, я не сплоховал. Но все равно! Моего самоанализа хватало, чтобы понять, что настойчивость Деби, безусловно, не объясняется неотразимостью моей натуры. Конечно же, и вправду неординарной, но не такого рода, чтобы на нее могла запасть молоденькая девушка, которой не посчастливилось поперебирать сокровища моей души.

— Вы где сейчас? Я приеду! — перешла в наступление Деби, не дождавшись ответа.

— Только этого мне не хватало! — строго отрезал я. — Из-за той ночи и твоего звонка наш брак и так на грани краха.

Деби издала не поддающийся транслитерации звук — то ли кряканье, то ли хрюканье — выражавший крайнее довольство.

— Ну, тогда сам подумай, как все организовать.

— Подумаю, подумаю! Но вряд ли это случится раньше, чем дня через два.

— А где?

— А ты где?

— Я в Бенаресе. Если ты хочешь поподробнее, я сейчас стою на набережной священной реки Ганг. За моей спиной на корточках писает прямо на тротуар какой-то йог, а по ступенькам спускается в воду мужчина в набедренной повязке. Он отгоняет руками обрывки газеты, какие-то пустые целлофановые пакеты, куски ткани и полуразложившийся труп собаки с обнаженными ребрами. Вот он зашел по грудь, покрутил в воде носовым платком, чтобы расчистить круг воды среди плавающего мусора, потом зачерпнул там какой-то пластмассовой плошкой и теперь льет воду себе на голову. Блаженство!

Я хотел быть строгим, но не выдержал и расхохотался.

— А в десяти метрах отсюда — Маникарника, — продолжала произошедшая в моей жизни приятная, хотя и настораживающая неожиданность. — Это пристань, на которой сжигают мертвецов. Вот сейчас горят три костра. И отсюда покойный прямиком попадает в рай. Ой! Струя от того йога подбирается ко мне. Сменим диспозицию! Нет, нет! — это уже не мне, голос стал громким и холодным. — Мне не нужны ваши хреновы открытки! И вода у меня есть!

— Знаешь, кого я тут повстречал? — не без умысла закинул удочку я. — Фиму! Помнишь такого?

— Ха! Успела бы позабыть, но он мне сегодня позвонил.

— И что он хотел?

В самом деле, надо ли, чтобы кто-то еще знал о его запутанной, но разрешенной с моей помощью проблеме?

— О-о! — Деби засмеялась смехом балованной барышни. — Он хотел встретиться. Не может смириться с тем, что наши отношения, которые обещали так много, не пришли по-настоящему к логическому завершению. Это только некоторые не ценят своего счастья! — поддела она меня.

— Некоторые ценят! — возразил я. — Но с течением жизни — ты в этом убедишься — она, жизнь, становится все сложнее и сложнее.

Я оглянулся, но Маши еще не было.

— Боюсь, что и сейчас мне пора заканчивать разговор.

Хотя почему? Кто мне объяснит? Зачем, вот зачем мне надо играть сейчас роль мужа Маши? А я ведь и в самом деле спешил распрощаться с Деби, пока моя напарница не вернулась.

— Ладно, даю тебе еще два дня спокойной жизни, — проявила великодушие Деби. — Не вздумай уехать из Агры!

— Из Агры?

Деби довольно засмеялась.

— Расслабься, я не ясновидящая! Мне Фима сказал, что ты в Агре.

Ну, так и к лучшему! Пусть она считает, что мы с Машей в Агре.

— Какой смысл мне скрываться? — подыграл я. — Раз ты все равно знаешь, где я.

— Ты помнишь, что у меня к тебе по-прежнему есть очень привлекательное деловое предложение, которое ты по рассеянности или на пьяную голову пропустил мимо ушей?

Вот опять! Только я уговорил себя, что хотя бы что-то делаю правильно! Да, я зашел в номер Деби, чтобы узнать, какое предложение она мне сделала посреди ора дискотеки. Да, а потом о нем уже не вспомнил!

— Если бы оно действительно было привлекательным, я бы его не пропустил мимо ушей, — возразил я. — Наверное, я просто больше думал о другом. И тут я ничего не упустил.

Меня опять как горячим паром обдало! У Деби удивительная кожа — нежная, бархатная, прохладная!

Деби опять издала какой-то звук, сейчас больше похожий на воркование голубя.

— Меня больше волнует другое предложение, — сказала она.

Я понял, какое.

— Я ничего не слышал, — отмахнулся я.

— А зря! Ну ладно, я тебя отпускаю. Помнишь, как я тебя поцеловала, когда ты начал собираться?

Я не помнил. Что, как-нибудь особенно?

— Конечно, помню! — прочувствованно соврал я.

— Вот и сейчас я тебя целую также!

— И я тебя тоже!

Я люблю играть разные роли. Сейчас я был томным, загорелым, холеным набриолиненным ловеласом в двухцветных туфлях и с розовым бутоном в петлице.

Деби рассмеялась.

— Врун несчастный! Значит, и этого ты не помнишь.

— Как это?

— Ты меня так не мог поцеловать!

Мне оставалось либо пролепетать, что она не так меня поняла, либо засмеяться вместе с нею. Набриолиненный ловелас предпочел с гордым достоинством признать себя лгуном. Я тоже засмеялся.