Мы с Машей сидели в гостиничном ресторане, где кроме нас, ужинали индийская супружеская пара с маленькой дочкой и трое пожилых немцев. Я, убедившись, что мой организм отчаянно в этом уже не нуждается, потягивал из запотевшего стакана свой первый Кинг Фишер на индийской земле.

Зазвонил мой мобильный. Полифония звонков совершенствуется с каждой моделью, а вот классический репертуар постоянно сокращается. Я с трудом сумел скачать с какого-то сайта отрывок из «Волшебной флейты» Моцарта.

— Солнышко, это я, — услышал я в трубке голос своей жены Джессики. — Я тебя не бужу?

— Нет, что ты, я еще только собираюсь ужинать.

— А сколько у тебя сейчас времени?

О господи! Ну, почему общение с моим самым близким человеком обязательно должно быть отравлено враньем и паническими подсчетами?

— Я не знаю. Я оставил часы в номере.

— Свой Патек Филипп?

— Нет, эти я положил в сейф на ресепшене. Я купил себе здесь электронные.

Все это время я лихорадочно просчитываю время. В Тель-Авиве, где я якобы нахожусь, с Индией разница три с половиной часа. Лешкины Касио показывают почти половину восьмого. Отнимаем три с половиной, получается четыре. Рановато для ужина!

Похоже, Джессика занята теми же подсчетами.

— Подожди, время у тебя европейское, значит, получается три часа, да?

— Восточноевропейское — сейчас четыре, — поправляю я. — Для ужина все равно рановато, но пообедать вовремя не получилось, так что…

Маша с интересом наблюдает, удастся мне выкрутиться или нет.

— Ну, то есть и пообедать, и поужинать сразу, — говорю я в трубку.

— Я догадалась, — говорит Джессика.

Она действительно умная, да и со мной живет уже давно.

— Ты мне лучше скажи, как Пэгги?

Я не переводил разговор на другую тему — я действительно беспокоился.

— Мы только что от нее. Так странно видеть ее в постели!

В этом вся Джессика! Последние впечатления ослепляют ее, как фары едущей навстречу машины. И только через какое-то время она обнаруживает, что едет по дороге.

— У нее по-прежнему боли? — нетерпеливо спросил я. — Врачи-то что говорят?

— Нет, Пэгги чувствует себя нормально. Хочет сбежать отсюда поскорее.

— А врачи?

— А врачи пока еще не определились, что это было. Думали на почечную колику, но томограф ничего не показал.

— Так ее отпускают домой?

— Как бы не так! Боюсь, ей теперь придется пройти полное обследование, пока не будет полной ясности.

С одной стороны, логично. С другой, когда в больницах видят сумму вашей — ее — страховки, они раскручивают вас по полной программе. Это как с машиной — вы приезжаете поменять масло, а после диагностики забираете ее через полдня и платите тысячи полторы, не меньше. Ну, ничего! Главное, что с Пэгги все в порядке.

Мы болтаем с Джессикой, потом с нашим сыном Бобби. Ему уже шестнадцать, у него завершилась мутация голоса, выросли стопы 44 размера и несколько щетинок на подбородке, которые он время от времени любовно поглаживает. Но ума у него прибавилось совсем ненамного: Бобби сообщает мне в качестве главной новость про нашего кокер-спаниэля Мистера Куилпа. У пса выпал зуб, который был ему настолько дорог, что он его подобрал и проглотил.

— А что бы ты хотел? Чтобы он сделал из него амулет и носил на шее?

— Как минимум! — не стушевался Бобби. — Он все же всю сознательную жизнь прожил среди людей. Мы же не глотаем свои зубы!

— Это совсем не значит, что если бы ты посвятил свою жизнь изучению горилл, ты бы ходил на полусогнутых ногах, цепляя руками землю, и после обеда искал бы на нас с мамой блох.

Мы продолжали трепаться, разумеется, по-английски, и я все время ловил на себе глаза Маши. Она их тут же отводила, делала глоток воды, крошила чапати, сухую, как крекер, перченую лепешечку, а потом я снова упирался в ее взгляд, а то и улыбку. Она меня как-то заново оценивала.

У ее лица есть одна странность. В обычном, напряженном, состоянии Маша была скорее похожа на мальчишку: нос острый, губы сжаты, скулы выпирают, взгляд быстрый, колючий. Но иногда лицо ее разом расправлялось. Губы приоткрывались, оказывались мягкими и нежными, и в их уголках начинала играть улыбка. Глаза тоже теплели, в них вдруг мелькали искорки сдерживаемого смеха. И даже скулы, казалось, уходили внутрь, под загорелую кожу щеки. Я ведь тоже за ней наблюдал.

Когда я закончил разговор, Маша поколебалась секунду, сомневаясь, стоит ли влезать в подслушанный разговор, но все же спросила:

— А почему ты стал говорить сыну про горилл? Это же твой сын был?

Я объяснил ей про выпавший зуб Мистера Куилпа.

— А почему вы назвали собаку Мистер Куилп?

— Это у Диккенса есть такой персонаж, в «Лавке древностей». Мистер Куилп — зловреднейший карлик, у которого прекрасная молодая жена. Каждый вечер он садится пить эль и курить вонючие сигары, а когда, уже заполночь, его жена начинает клевать носом, он ее пребольно щиплет, чтобы не засыпана. Наш пес в молодости тоже был страшно вредоносным — сгрызал все, что попадало под зуб, и терпеть не мог одиночества.

— Хм!

Междометие означало, что все это Машу забавляет. Но, видимо, поймав себя на отступлении от своей позиции, она тут же превратилась опять в строптивого мальчишку.

Мой телефонный разговор имел еще одно последствие, менее приятное.

— Вы — американцы? — заговорил со мной официант, который принес нам суп. Китайский — индийцы почему-то своих супов не признавали.

— Почему вы так решили? — осторожно спросил я.

Не мог же я говорить с женой и сыном с русским акцентом, который я здесь пытаюсь имитировать на каждом шагу!

— У меня двоюродный брат работает таксистом в Нью-Йорке. Он живет с семьей в Бруклине, на 28-й улице. Знаете такую? Нет? Там еще рядом метро, как его там… Забыл! Я брата уже дважды навещал, а весной собираюсь туда переезжать.

— Нет, мы несколько лет прожили в Нью-Йорке, но на Манхэттене, а недавно перебрались в Израиль, — вру я. — Вообще-то мы из России.

Хоть так моя версия соприкасается с разработанной для нас с Машей легендой. Хотя будет ли кто-то здесь, в Раджастане, сверять эти сведения?

Я принимаюсь хлебать свой суп, надеясь, что разговор на этом будет закончен. Официант, действительно, уходит, но, принеся второе блюдо — мы заказали вегетарианский плов, — возобновляет расспросы.

— А что вы хотите посмотреть в Джайпуре? Я мог бы послать с вами сына…

— Спасибо, но у нас свой гид-водитель, — вежливо говорю я.

— Совершенно бесплатно! Ему просто будет полезно попрактиковаться в английском. А город он знает, как свои пять пальцев!

— Спасибо! — повторяю я, теперь уже с холодной непреклонностью.

— И он покажет вам, где стоит делать покупки! В Джайпуре лучшее в Индии серебро и лучшие ковры.

— Спасибо, — приходит мне на помощь Маша. — Завтра мы хотим осмотреть достопримечательности с нашим гидом, а послезавтра как раз планируем посвятить день покупкам.

Послезавтра с раннего утра мы планируем двинуться в Агру.

— Так что завтра за ужином мы вернемся к этому разговору, — обещает моя спутница.

Это надо понимать так, что завтра мы наверняка ужинаем в другом месте. Не будет же этот навязчивый официант караулить нас у входа!

— Я попрошу сына прийти завтра вечером. Чтобы вы познакомились! — не унимается официант.

— Это не обязательно, — небрежно говорю я и начинаю раскладывать плов по тарелкам. — Пока не остыл! — бросаю я официанту, выразительно морща лоб.

Тот, наконец, ретируется.

— Они все такие прилипучие? — спрашиваю я у Маши.

— Ты имеешь в виду раджпутов?

— Кого?

— Раджпутов, жителей штата Раджастан, в котором мы находимся.

— Именно их. Все раджпуты такие назойливые?

— Нет, только те, кто на службе, — отвечает она. — Они говорили между собой. И метрдотель — не знаю уж, кто он на самом деле, — сказал нашему официанту: «Вот с этими двоими будь повнимательнее!» Усекаешь?

— «Будь повнимательнее» в смысле «обслужи их получше, что ты от них морду воротишь» или «присмотрись к ним, какие-то они подозрительные»?