Когда-то на месте России располагалась Атлантида. Вернее, град Китеж. Потом все, что здесь было, превратилось в отражение на серой воде, а освободившееся пространство заселили совсем другие люди. По наследству им достались непонятные имена городов и рек. Не досталось только истории, на которую можно оборачиваться, чтобы стало полегче.

Как-то на Филиппинах я слышал, как здоровенный русский мужчина через переводчика объяснял аборигенам, что такое Россия, из которой он приехал. У мужчины были красные, сгоревшие на солнце уши, мохнатая грудь и золотой православный крестик на груди.

– Короче, где находится Америка, ты знаешь?

Крошечные аборигены кивали черными головами:

– Конечно! Все знают, где находится Америка!

Русский расплывался в улыбке:

– Ну, вот! А все остальное в мире, это Россия и есть!

В середине 1980-х СССР вывел войска из Африки и Латинской Америки. В 1989-м последний русский солдат ушел из Афганистана. То, что завоевывалось веками, теперь отдавали за просто так. Еще два года спустя русские ушли из Германии. Спустя еще год – из Прибалтики, Закавказья и Средней Азии. Думаю, и это не предел. Скоро ведь все будет иначе… Рано или поздно русские солдаты уйдут и из Татарстана, и из Якутии. Сожгут собственные базы на Каспии и на Курилах. Поймут, что не в силах удерживать Приамурье и Кольский полуостров. Отведут танки от казахской границы. Бросят остатки флота на Камчатке и Черном море…

В 1992-м (еще до Чечни) восстала крошечная буддийская Тыва. Тывинцы – охотники, оружие есть в каждом доме. Низенькие кривоногие люди объявили о выходе из состава России и начали район за районом зачищать территорию от белых. В тот раз бунт продолжался полгода. Его удалось-таки раздавить шипастыми траками русских БТРов. Но что будет, когда восстанет вся Сибирь?

Полтора века назад столицей Индии была Калькутта. Город населяли юные британские джентльмены в пробковых шлемах. Едва прибыв к месту службы, джентльмены объявляли, что для работы им необходимы переводчицы в возрасте от 14 лет. Набрав штат сотрудниц, молодые люди запирались дома и потом месяцами не выходили наружу, занимаясь только курением опия и штуками, рядом с которыми сексуальная революция хиппи – детский лепет.

Калькутта считалась самым развращенным городом мира, а второе и третье места делили Сайгон и Таити. Это были уже владения Франции. Французские джентльмены не носили пробковых шлемов, но в остальном от британских сверстников старались не отставать. Колониальный чиновник, гарем которого состоял менее чем из сотни туземок, мог считаться вполне нравственным типом.

Потом колонизаторы ушли, а привычка осталась. В сегодняшнем Таиланде самым подходящим возрастом потери невинности для девочек считается 8–10 лет. Есть семьи, где именно в этом возрасте мамы начинают обучать дочерей сложному искусству открывания пивных бутылок с помощью мышц влагалища.

На секс-туризме Таиланд делает почти столько же денег, сколько Россия на продаже нефти. При этом сам секс туристам не очень-то и интересен. Туристам интересно почувствовать себя богом.

Что ты представляешь из себя дома? Жизнь твоя сера, и сам ты тоже сер. Дома ты никто, но заплати $850, пролети пять часовых поясов и попадешь в фантастическое порнокино. Именно ты сыграешь в нем главную роль. Крошечные женщины будут смотреть на тебя снизу вверх. Ты снимешь штаны, вывалишь наружу свой крошечный белый членик – и раскосоглазые тропические красотки от восторга разинут рот: вот это да! Пенис – песня.

Все это удовольствие стоит столько же, сколько дома банка пива. Так что на протяжении месячного отпуска можешь чувствовать себя белым богом. Взамен остальные одиннадцать месяцев в году тебе придется корячиться на службе и чувствовать себя чернокожим рабом.

Сегодня к теплым морям ездят за деньги. Сегодня все продается за деньги, даже преклонение перед вашим белым членом. А сто лет тому назад к морю ездили не с кошельком, а с автоматической винтовкой. Тогда-то член облизывали действительно от души. Это и называется колониализм.

Услужливый фотограф с тоненькими усиками и в шляпке-канотье щелкнет громоздким аппаратом. На карточке будете видны вы, ваша спутница и руины туземного храма. Может быть, войдет еще погонщик, под уздцы держащий слона. Деревенские парни в униформе в кадр не войдут.

Эти парни всегда есть. Именно их винтовки гарантируют: туземцы не перестанут улыбаться. Полвека назад эти парни вдруг исчезли, и счастье кончилось.

Кончалось оно везде одинаково. В город вползали липкие слухи: на подходе отряды тех, кто вчера были рабами. Только теперь вместо улыбок в их губах зажаты зазубренные ножи. На пристань в панике бежали тысячи людей с чемоданами. Женщины визжали в давке, и пароходы переворачивались под тяжестью пропитанных ужасом тел.

СССР был последней колониальной империей. Французская и Британская империи пережили все это несколько десятилетий назад и уже успели оправиться. Теперь пришла очередь моей страны.

Ровно в ту ночь, когда американцы штурмом взяли Багдад, иракское посольство в Москве ограбили. Неизвестные в масках проникли в здание, скрутили охранников и унесли с собой $3000000. В том, что это дело рук самих посольских работников, не сомневался никто.

В то лето я последний раз пробовал пожить в Москве. Редактор газеты, для которой я писал, попросил меня осветить событие. Я позвонил в посольство и побеседовал с их пресс-секретарем.

– Можете звать меня просто: «доктор Мухаммад», – представился тот.

Пресс-атташе оказался лысым негром. Здание посольства опечатала милиция, поэтому беседовали мы у него дома. Он показывал фотографии из личного архива. На некоторых доктор Мухаммад был сфотографирован с сыновьями Саддама Хусейна. Они были высокими. Их окружала толпа народу. Они улыбались.

За день до нашего разговора кто-то слил американцам данные о том, где скрываются эти улыбчивые парни. Сыновей Саддама не стали брать живыми. Их сожгли из огнеметов, всадили по контрольной пуле в голову. Патологоанатомы через край заштопали лопнувшую кожу, слегка подрумянили изувеченные лица, и в таком виде власти предъявили тела журналистам.

В начале ХХ века мир был поделен между пятью супердержавами. К началу XXI века супердержава осталась всего одна. Американцам нелегко нести это звание, но они стараются изо всех сил.

Хусейн сорок лет душил исламских радикалов по всему Ближнему Востоку. Американцы, себе на голову, уничтожили то, что он строил, за сорок дней. Вороватые арабы ноздрями втянули воздух: воздух пах бакшишем.

Сразу же, как только Багдад пал, иракцы бросились грабить собственное посольство. Кто-то спер деньги, кто-то вывез оргтехнику. Доктор Мухаммад, как я понимаю, подрезал чистые паспортные бланки. Он понимал, что второго такого шанса не будет. Из сложившейся ситуации он постарался выжать все. За интервью он требовал денег. Готов был продать любую информацию, но за очень дорого. Он звонил по многу раз в день. В основном с городского телефона на мой мобильный. Много и непонятно говорил. Иногда угрожал, что нашлет на мою газету иракских подпольщиков. Иногда, наоборот, улыбался, предлагал взять телефонное интервью у шиитского аятоллы и звал по поддельным паспортам съездить в Багдад.

Несколько раз он предлагал:

– Приезжайте. Я оформлю вас как иракского дипломата. Обязательно приезжайте в Багдад!

– Чего мне там делать?

– Я сделаю вам поддельный паспорт. У нас осталось много лишних бланков. По этим документам вы сможете кататься по всему миру, представляете?

(Скорее всего, как только я предъявлю на границе хусейновский паспорт, меня тут же посадят в тюрьму – и уже никогда оттуда не выпустят.)

– Приедете? Договорились?