Ньюберн задумался.

Мейсон погасил сигарету об каблук и выбросил окурок в темноту.

– Ну? – спросил он.

Ньюберн сказал:

– Мне всегда нравилась Надин – не так, как это думает моя жена, но нравилась. Она хорошая девочка, а Мошер Хигли обращался с ней хуже некуда. Мошер состоял в родстве с моей женой. И моя жена была его единственной родственницей. Хигли был владельцем определенной собственности. Я не корыстен, но я был бы последним идиотом, если бы не учитывал тот факт, что моя жена единственная наследница Хигли. Мошер ужасно вел себя по отношению к Надин. Я ей сочувствовал. Сью – это моя жена – нет. Думаю, в глубине ее сознания гнездилась мыслишка, что Надин может чем-нибудь зацепить Мошера и… словом, получить большую долю в завещании. С рождением Надин связана какая-то темная история. Она незаконнорожденная. Мошер Хигли был в курсе всех этих дел. Он был дружен с семьей Локк. Он не хотел, чтобы Надин и Джон Локк поженились.

– Почему? – спросил Мейсон.

– Потому что Надин была незаконнорожденной, и он знал, что, если правда когда-нибудь всплывет, родители Локка такого не потерпят. Я думаю, если смотреть на все с дальним прицелом, то старый хрыч желал Надин добра. Он просто не хотел, чтобы это старое семейное привидение снова выползло на свет божий.

– А Надин знала, что она незаконный ребенок?

– Не думаю.

– Мошер Хигли был ее отцом?

– Нет, – ответил Ньюберн, секунду поколебавшись.

– Хорошо, – сказал Мейсон. – Давайте излагайте вашу историю.

– Черт возьми, мне этого совсем не хочется.

– Вы это уже говорили.

– Да ладно! – выпалил Ньюберн. – Когда я узнал, что у Надин неприятности, и узнал про это ее признание, я… Понимаете, Мошер Хигли умер, и, хотя в доме оставался капитан Хьюго, дом, по сути дела, уже принадлежал нам. Мы со Сью часто бывали там и…

– Послушайте, – перебил Мейсон, – я не знаю, сколько у меня еще времени, а вы все крутите, виляете, изворачиваетесь. Переходите же к фактам, бога ради. Говорите правду, раз уж начали.

– Хорошо, хорошо, – сказал Ньюберн. – Я знал, что, находясь под действием сыворотки правды, она призналась, будто угостила старого Мошера Хигли таблетками цианистого калия. Не знаю, что она еще наболтала под действием наркотиков, но мне было известно, что, по ее признанию, она начинила бутылку с оставшимися таблетками дробью, извлеченной из охотничьего патрона, и выбросила ее в озеро… словом, я отыскал в доме Мошера полупустую бутылочку с таблетками этого эрзац-сахара, добавил в нее дроби и тоже бросил в озеро Твомби. Затем я оставил весточку, чтобы она связалась со мной как можно скорей.

Несколько раз я сам пытался связаться с ней, но моя жена постоянно следила за мной. Все же мне удалось передать Надин, чтобы она мне позвонила при первой же возможности. Она и звонила два или три раза, но Сью присутствовала при этом. Мне пришлось делать вид, что кто-то ошибся номером. Только когда жена ушла, чтобы встретиться с вами, я получил шанс увидеться с Надин.

– Когда вы бросили свою бутылку в озеро? – спросил Мейсон.

– Прошлым вечером.

– Вас никто не видел?

– Никто.

– Отпечатки пальцев?

– Я был очень осторожен.

– Где вы взяли бутылку и таблетки?

– Мы используем тот же самый заменитель сахара. Моя жена очень бдительно следит за калорийностью пищи. Фактически именно она подсказала Мошеру Хигли использовать эти таблетки.

– Продолжайте, – сказал Мейсон.

– Естественно, я связался с Надин и сказал ей, что все в порядке, что ей не о чем беспокоиться – пусть, мол, они ищут бутылку в озере. Когда они ее найдут, они обнаружат, что там только безобидный эрзац-сахар. И тогда все дело с ее признанием лопнет.

– Вы ей это сказали?

– Да.

– Что дальше?

– Затем я узнал, что полиция нашла бутылку и что гроза миновала. Черт возьми, Мейсон, если вы хоть кому-нибудь об этом скажете, если только…

– Прекрасно, – сказал Мейсон. – А теперь я расскажу вам окончание вашей истории. Полиция провела еще один поиск на озере. И нашла вторую бутылку. В ней были таблетки цианистого калия и дробь. Гроза, увы, не миновала, она только усилилась. Они ищут Надин. И когда найдут, то предъявят ей обвинение в убийстве и арестуют. А насчет вашей бутылки с эрзацем полиция думает, что это я бросил ее в озеро.

– Боже мой, Мейсон! – воскликнул Ньюберн. – Если история о том, что я сделал, выплывет наружу, это будет конец моей семейной жизни! Сью сразу разведется со мной…

– Полиция будет вас допрашивать, – сказал Мейсон. – Что вы намерены им сказать?

– Буду им врать. Придумаю какую-нибудь историю.

– Вы не сможете.

Ньюберн внезапно разозлился:

– Черт возьми, Мейсон, я не обязан им этого рассказывать.

– Вы не сможете отвертеться, – сказал Мейсон. – Вы…

– Нет уж, погодите, – перебил Ньюберн. – Вы – адвокат Надин. Это – ваша проблема. Говорите, полиция думает, что это вы бросили вторую бутылку в озеро? Что ж…

– Продолжайте, – поощрил Мейсон. – Доведите вашу мысль до логического конца, и тогда ваша шея окажется в петле.

– Да идите вы к черту! – взвился Ньюберн. – Вы выступаете лишь в своих собственных интересах. Раз полиция думает, что это вы подбросили эту бутылку, то… то я здесь ни при чем.

– И вам такой оборот событий нравится? – спросил Мейсон.

– Поймите меня правильно, – ответил Ньюберн. – Моя жена – прекрасный компаньон. И я счастлив с ней. Она унаследует кое-какие владения, пропитанные нефтью. Вы ведете дело в своих интересах, я тоже начинаю блюсти свои интересы.

Ньюберн развернулся и направился к двери клуба.

– Минутку! – крикнул Мейсон. – Вы…

– Идите к черту! – огрызнулся Ньюберн. – Я найду собственного адвоката.

Он открыл дверь, зашел внутрь и с грохотом захлопнул ее за собой.

Мейсон поколебался, потом медленно спустился по ступенькам и вернулся к машине, где его ждала Делла Стрит.

– Ну? – поинтересовалась Делла.

– Вот теперь, – ответил Мейсон, – я жалею, что у меня не было свидетеля.

– Что он сказал? – спросила Делла.

Мейсон завел мотор.

– Много чего. Но имеют значение лишь его последние слова, – ответил он, выводя машину к дороге.

– Какие?

– Что я могу идти ко всем чертям и что он нанимает себе собственного адвоката.

– И что же такого он скрывает? – спросила Делла.

– То, что это именно он – тот самый человек, который бросил в озеро Твомби бутылку с заменителем сахара. Он сделал это вчера вечером.

– Шеф! – радостно воскликнула Делла. – Он в этом признался?

– Он признался в этом мне. И он сделал это в последний раз. Он наймет адвоката и под присягой будет врать напропалую.

– Так что же нам делать? – спросила Делла.

– Сейчас, – ответил Мейсон, – мы можем перекусить.

Делла Стрит, обдумав значение и последствия всего услышанного, тихо сказала:

– Что-то мне расхотелось есть.

Приближалась полночь. Делла Стрит, с темными кругами под глазами, тревожно наблюдала за Мейсоном.

Тот, по своей давней привычке, мерил шагами свой офис. И делал он это размеренно, ровно и безостановочно, начиная с того момента, как они вернулись с безрадостного обеда, на котором даже два коктейля не смогли согреть им душу и поднять настроение. Делла Стрит едва прикоснулась к своему бифштексу, а Мейсон ел совершенно механически, с отсутствующим видом смертника, поглощающего свой последний в жизни завтрак в день казни. Тело еще здесь, а душа уже где-то там…

Мейсон резко остановился:

– Иди домой, Делла.

Она покачала головой:

– Не уйду, пока не услышу что-нибудь.

Мейсон глянул на часы:

– Сейчас четверть двенадцатого. Полиция весь вечер наблюдала за квартирой Джона Локка. К половине одиннадцатого они начали подозревать, что он сбежал. Сейчас они уже в этом уверены и предпринимают меры.

– Какие меры? – спросила Делла.

– Посмотри на это дело с точки зрения полиции, – ответил Мейсон. – Им известно, что Надин исчезла и Джон Локк тоже исчез. Они подозревают, что Джон Локк может оказаться важным свидетелем против нее, и сделают все, чтобы это свидетельство не пропало.