— И что? — удивленно спросила Брыся, не понимая, к чему он клонит.

— Ну как — что? Как — что? — заволновался Робин. — Давай сравним, тогда поймешь!

Брыся послушно встала рядом с ним и тоже вытянула заднюю лапу, которая по длине в три раза превосходила лапу Робина.

— Действительно, какие-то они у тебя короткие, — заключила она, продолжая держать лапу на весу.

— Уж какие есть, — вздохнул Робин. — Так как, играть в салочки будем или нет? Просто я подумал, что, если я буду убегать, тебе неинтересно будет меня догонять, а если догонять буду я, то я тебя вообще никогда не догоню. Поэтому со мной никто играть и не хочет.

Брыся глубоко задумалась и села на травку. Йорк уныло присел рядом и замолчал, ожидая ее решения. Я волновалась: мы с Робином много говорили о Брысе, и мне было теперь немного стыдно, что я, возможно, совершенно напрасно питала его надежды. Брыся, морща лоб, сосредоточенно думала.

— Знаешь, что? — вдруг громко воскликнула она.

От неожиданности мы с йорком подскочили на месте.

— А давай играть в прятки! Тогда ноги тебе будут не нужны, только голова, чтобы соображать, где спрятаться. Как думаешь — справишься? А то она у тебя тоже какая-то маленькая, — добавила она, с сомнением разглядывая голову Робина.

— Справлюсь! — обрадовался тот. — Я лучше всех дома прячусь! Никто найти не может! А когда начнем?

— Робин, а твои хозяева знают, где ты? — вставила я.

— Не думаю, — смущенно ответил Робин, — они считают, что в нашем заборе нет дыр, поэтому не особенно беспокоятся, когда я долго не возвращаюсь.

— Тогда я пойду, предупрежу их, — сказала я и уже открыла было калитку, но йорк издал громкий протестующий вопль.

— Ой, не надо! Если они узнают, что я здесь, они меня сразу же домой заберут и лаз заделают!

— Почему? — спросили мы с Брысей хором и удивленно переглянулись.

— А они мне ничего собачьего делать не разрешают… — горестно вздохнул Робин. — Я даже писаю в лоток. Хорошо еще, иногда в сад выпускают. С собаками играть я не могу, потому что те могут меня покусать… Валяться на земле тоже запрещено — она холодная. Купают меня в тазу, а в пруд нельзя: говорят, у меня вся шерсть повылезет. Я тут как-то пытался яму вырыть, так меня к ветеринару отвели, чтобы проверить, что у меня с головой…

— Ничего себе-е-е, — протянула Брыся. — И как же ты живешь?

— Да вот так и живу, — вздохнул йорк и скроил жалобную мордочку. — Хорошо хоть лаз выкопал, теперь могу прийти, поиграть, если вы, конечно, согласны! — Он умоляюще посмотрел на меня. — Только моим не говори, а то и этого лишат.

— Ничего себе! — возмущенно повторила Брыся. — Может, тебе от них сбежать, от таких… У меня просто слов нет! Это же… бессобачно как-то!

— Да нет, ты не понимаешь, — вздохнул Робин, — они меня любят, да и я их люблю. Но они, кажется, совсем не понимают, что такое «собака»!

Мы с Брысей переглянулись.

— Да, тяжелый случай, — подытожила я. — Ладно, играйте, но только чтобы вас не было слышно, а то я не хочу неприятностей. Идет?

— Идет! А можно, прятаться буду я? — с надеждой в голосе спросил Робин.

Мы кивнули, и он со всех ног помчался к шалашу, построенному в чаще нашего сада детьми прежних жильцов. Брыся смотрела куда-то в сторону, но по напряжению ее ушей я понимала, что она внимательно следит за происходящим. Поймав мой взгляд, она хихикнула: «Я же охотничья собака!».

Прошло несколько минут, и Брыся приступила к поискам. Она обнюхивала все укромные уголки, громко приговаривая «И тут его нет… и здесь его нет…». Ходила она долго, делая вид, что не имеет ни малейшего представления о том, где прячется маленький йорк. Подойдя совсем-совсем близко к шалашу, она громко потопталась на сухих веточках, пошелестела палой листвой, а потом, как бы невзначай, заглянула вовнутрь. Увидев там Робина, Брыся испустила настоящий охотничий клич, всем своим видом показывая, сколь тяжело ей дались поиски.

Йорк, захлебываясь от счастья, радостно заверещал в ответ, потому что для него это была настоящая игра, о которой он так долго мечтал! Весело перелаиваясь, они вместе прибежали на террасу.

— Ты видела? Нет, ты видела, как долго она меня искала? — горланил йорк, совершенно не заботясь о том, что хозяева могут услышать его и отправить домой.

— Видела, видела, — кивнула я. — Тебя и правда трудно было найти.

— Ага! — подтвердила Брыся. — Я все обсмотрела, пока догадалась, где он прячется!

— Осмотрела, — автоматически поправила я. — Или обнюхала.

— А если я смотрела и нюхала одновременно? — возмутилась Брыся. — Тогда получается «обсмотрела»!

— Или «онюхала»! — вставил довольный Робин.

— Нет, мне больше нравится «обсмотрела»! — замотала головой Брыся. — Кстати, а скоро ужин?

Я посмотрела на часы:

— Пора! Робин, если хочешь, заходи завтра вечером, мы будем в саду.

— Зайду, если выпустят, — пообещал йорк и сразу погрустнел. — Жаль, что днем нельзя, а то бы еще разок сыграли.

— Да не расстраивайся ты! Главное, что тебя любят! — воскликнула Брыся и в утешение ткнула его носом куда-то в ухо.

— Ро-о-о-обин! — как будто в подтверждение ее слов, раздался требовательный женский голос. — Ты где-е-е?

— Ну, я пошел. Пока! — вздохнул Робин и скрылся в отверстии лаза.

Мы пошли на кухню. Я начала чистить овощи, а Брыся в уголке жевала выданную ей морковку.

— Мам, а вот скажи… — начала она. — Если тебя так сильно любят, почему запрещают делать то, чего хочется больше всего на свете?

— Думаю, потому, что очень боятся потерять.

— А меня ты боишься потерять? — спросила она настороженно.

— Конечно! Еще как! А что?

— Тогда ты тоже будешь мне все запрещать?

— Нет, не все. Только то, что сочту действительно опасным.

— Например?

Я задумалась:

— Например, есть куриные кости и шоколад. Выходить на улицу без присмотра. Высовываться на ходу из окна машины, и прочее, опасное для твоей жизни.

— А плавать в пруду?

— Пожалуй, это я тебе разрешу.

— А лазить по поваленным деревьям?

— И это тоже.

— А играть с собаками?

— Это — сколько влезет.

— А лазить на…

— Брыся, хочешь, я тебе открою очень большой секрет? Только папе не говори! — прервала я ее, зная по опыту, что подобное перечисление рано или поздно приведет к твердому «нет». — Я хочу сделать папе настоящий весенний сюрприз — посадить в нашем саду много ярких цветов. Но я совершенно не умею рыть ямки. Как ты думаешь, сможем мы вдвоем посадить цветы? Ты будешь копать, а я сажать. Нет, если ты не хочешь, я позову йорка — он же терьер, значит, должен рыть преотличнейшие ямки!

— Да ты что?! — возмутилась доверчивая Брыся. — Я сама тебе все вырою, только скажи, где! Мои ямки — самые аккуратненькие, самые ровненькие, самые кругленькие! Вот увидишь! Никто так не умеет! Можешь спросить, тебе расскажут!

— Не сомневаюсь, — рассмеялась я. — Значит, если ты согласна, можем скоро приступать. Я тебе покажу, где мне нужна будет яма побольше, для магнолии.

— А давай, я прямо сейчас побегу копать? Для этой, как ее… Манголии? — закричала Брыся, заплясав на месте.

— Нет, Брыся, если уж тебе совсем невтерпеж, тогда завтра. Иди-ка лучше позови папу ужинать, а то он в своем гараже совсем заработался!

Она попыталась было торговаться, но, поняв, что я не сдамся, разочарованно кивнула и помчалась в гараж. Вскоре из гаража до меня донесся взрыв хохота, и через несколько секунд в дверях появился ЖЛ. Под мышкой у него была зажата Брыся.

— Ты знаешь, что она делала? — спросил он с восторгом.

— Боюсь, что знаю, — вздохнула я и укоризненно посмотрела на Брысю. Та хотела пожать плечами, но под мышкой у ЖЛ это было довольно затруднительно.

— Не успел я отвернуться, как она выкопала три ямы! Но носков у нее не было, я смотрел! Может, она готовила почву для завтрашнего захоронения?

Я ничего не ответила и лишь пожала плечами, решив не раскрывать ему самый главный секрет той осени — проект обновления сада, в котором теперь было место не только для цветов, заканчивающихся на «сы»…