Он подошел к Мэтти, которая стояла, наклонившись над плитой, и положил руку ей на плечо.

— И ты не беспокойся, хорошо? — шепнул он, с улыбкой заглядывая ей в глаза.

Она радостно вспыхнула и ответила тоже шепотом:

— Хорошо, Итан, не буду.

— Все еще уладится, вот посмотришь, — пообещал он. Она промолчала, только вскинула и опустила ресницы, а Итан спросил:

— Сегодня она тебе ничего не говорила?

— Я ее сегодня еще не видела.

— Вот и ладно. А увидишь — тоже поменьше внимания обращай.

Отдав ей это распоряжение, он вышел и направился в коровник. По дороге он увидел сквозь утренний туман, что от ворот шагает Джотам Пауэлл; день начинался как обычно, и это окончательно укрепило его уверенность в том, что все будет хорошо.

Вдвоем они принялись чистить стойла; потом Джотам остановился перевести дух и, опершись на вилы, изрек:

— Днем на станцию Дэн Берн поедет, дак пускай он сундук заберет. Без сундука-то оно способней будет.

Итан остолбенело уставился на своего помощника, а тот как ни в чем не бывало продолжал:

— Мэтти велено к пяти часам свезти. Миссис Фром сказала, что новая в пять приедет, ну и того, надо поспеть, а уж Мэтти сядет на шестичасовой, на Стамфорд, значит.

Кровь застучала у него в висках, и он не сразу нашел в себе силы ответить:

— Насчет Мэтти ничего еще окончательно не решено.

— Вон как? — равнодушно отозвался Джотам, и оба снова принялись за работу.

Вернувшись в дом, они застали женщин за завтраком. Зена в это утро была необычайно деятельна и оживлена. Она выпила две чашки кофе, выскребла из миски и бросила кошке остатки вчерашней запеканки, потом встала, подошла к окну и стала отщипывать с герани в горшке засохшие листья.

— А вот у тетушки Марты на цветах ни одного желтого листочка нету… Конечно, если за растением не ухаживать, оно зачахнет, — произнесла она задумчиво и, повернувшись к Джотаму, спросила: — Так в котором часу, ты сказал, поедет Дэниел Берн?

Джотам кинул нерешительный взгляд на хозяина.

— Обещался около полудня, — пробормотал он.

Зена повернулась к Мэтти:

— Сундук у тебя такой тяжелый, что его на санях не увезти; я договорилась — Дэниел Берн заедет и свезет его на станцию.

— Большое спасибо, — ответила Мэтти.

— Вот и отлично, только сперва посмотрим, все ли вещи в доме на месте, — невозмутимо продолжала Зена. — Я недосчитываюсь одного сурового полотенца, и еще я давно хотела спросить, куда ты задевала ящичек для спичек, что всегда у меня в зале лежал, за совиным чучелом.

С этими словами она вышла, Мэтти последовала за ней, и когда мужчины остались одни, Джотам кашлянул и пробурчал:

— Надо, значится, сказать Дэну, чтоб заехал.

Покончив с утренними делами по хозяйству, Итан сказал Джотаму, что ему надо в Старкфилд и чтобы к обеду его не ждали.

Бунт снова закипал в его душе. То, во что с трудом верилось при трезвом рвете дня, все-таки произошло: изгнание Мэтти превратилось в близкую реальность, а ему предстояло быть беспомощным свидетелем — иными словами, играть самую жалкую роль. Его мужское достоинство было втоптано в грязь, а при мысли о том, что о нем подумает Мэтти, ему становилось совсем скверно. В нем боролись разноречивые побуждения, от которых голова шла кругом. Он постановил предпринять что-то решительное, но еще толком не знал, что именно.

Утренний туман рассеялся, и поля вокруг, словно повернутый к солнцу серебряный щит, отсвечивали матовым блеском. Стоял один из тех дней, когда земля еще закутана в сверкающий зимний наряд, а в воздухе уже сквозит слабое дыхание весны. Каждый отрезок дороги в Старкфилд напоминал ему о Мэтти; он беспрестанно ощущал ее живое присутствие. Ветка дерева на фоне неба или ежевичные кусты у края оврага воскрешали в нем обрывки радостных воспоминаний. Раз с придорожной рябины до него донесся птичий щебет, показавшийся ему в тишине до того похожим на ее смех, что сердце у него остановилось, а потом заколотилось как бешеное. Думы о Мэтти не оставляли его ни на секунду и требовали безотлагательных действий.

Внезапно ему пришло на ум, что Эндрю Хейл, человек в сущности мягкосердечный, может все-таки — вопреки своему первоначальному решению — поддаться на уговоры и согласится уплатить Итану хоть сколько-нибудь наличными, в особенности если ему объяснить, что слабое здоровье Зены вынуждает их нанять работницу. В конце концов, Хейл достаточно хорошо знал положение Итана, и наш герой мог бы обратиться к нему еще раз без большого ущерба для своего самолюбия. Да и чего стоило самолюбие по сравнению с бурей страсти, бушевавшей в его груди!

Чем дольше он раздумывал об этом плане, тем больше он приходился ему по душе. Если б еще удалось поговорить с миссис Хейл, тогда уж точно все было бы в порядке, а имея в кармане полсотни долларов, он в два счета увез бы Мэтти, и только бы их и видели…

Теперь необходимо было попасть в Старкфилд, покуда Хейл еще не уехал, — Итан знал, что он что-то строит на окраине поселка, по дороге на Корбери, и выезжает из дому довольно рано. Он ускорил шаги, приноровляя их к стремительному бегу своих мыслей, и у подножья Школьной горки еще издали завидел сани Хейла. Он поспешил им навстречу, но скоро увидел, что лошадью правит не сам Хейл, а его младший сын; в санях восседала старая миссис Хейл, до того закутанная, что она смахивала на большущий поставленный торчком кокон в очках. Итан махнул им рукой; парень придержал коня, а миссис Хейл, добродушно сияя всеми своими розовыми морщинками, перегнулась к Итану.

— Дома ли? Дома, дома, ты его сейчас как раз застанешь. Он нынче с утра никуда не пошел — как встал, поясницу у него заломило, так я уж его заставила пластырь налепить, как старый доктор Киддер прописывал, да у огня как следует прогреться.

По-матерински улыбаясь Итану, она наклонилась поближе и добавила:

— Я только сейчас узнала — Зена-то, оказывается, к новому доктору ездила в Бетсбридж. Ах ты, горе какое, опять она, видать, расхворалась! Ну, даст бог, этот доктор за нее возьмется, может, поставит на ноги. И что за напасть такая! Вот я гляжу на наших деревенских — ведь ни у кого таких болезней нету, как у Зены. Я старику своему всегда говорю: что бы она, бедняга, делала, если б тебя не было, кто бы о ней заботился? И про твою мать покойницу то же самое говорила. Что греха таить, не много ты видел в жизни радости, Итан Фром!

И на прощанье она сочувственно кивнула ему головой. Младший Хейл причмокнул языком, сани покатили дальше, а Итан еще долго стоял посреди дороги, глядя им вслед.

Давно уже никто не говорил ему таких добрых, сердечных слов. По большей части люди проявляли к его невзгодам полное безразличие и не находили ничего особенного в том, что молодой парень его возраста столько лет безропотно несет свое бремя, — ведь у него на руках один за другим оставались трое тяжких больных. Но миссис Хейл сказала: «Не много ты видел в жизни радости, Итан Фром!», и на душе у него немного полегчало. Если Хейлы так жалеют его, они непременно откликнутся на его просьбу…

Он решительно двинулся по дороге к их дому, но, сделав несколько шагов, вдруг остановился, и вся кровь бросилась ему в лицо. Только сейчас, когда в его ушах еще звучали слова миссис Хейл, Итан сообразил, что, собственно, он задумал. Ведь он собрался воспользоваться их расположением, чтобы под фальшивым предлогом выманить у них деньги! Именно к этому сводилось — если говорить без обиняков — то сомнительное намерение, которое подхлестывало его весь остаток пути.

Внезапно осознав, до чего он дошел в своем безумии, Итан окончательно прозрел, и вся его жизнь предстала перед ним в истинном свете. Денег у него не было; его жена, больная женщина, осталась бы в нищете и одиночестве, если бы он бросил ее. И даже решись он на этот шаг, он смог бы осуществить свой замысел только обманув двух добросердечных людей, которые отнеслись к нему с сочувствием.

Он повернулся и побрел назад на ферму.