– Как есть истинный сквалыга. Уж чего только Сама не натерпелась от него! Но при всем том безответной ее не назовешь. Если надо, умеет стоять на своем. Когда наезжают господа, следит, чтобы их кормили по-людски.

– Господа?

– А как же. Семья-то была многодетная. Старший был мистер Эдмунд, его убили на войне. Дальше – мистер Седрик, он живет где-то за границей. Неженатый. Картины рисует в чужих краях. Мистер Гарольд, тот живет в Лондоне, дела ведет в Сити, женился на графской дочке. Есть еще мистер Альфред, обходительный такой, но он у них вроде как паршивая овца, случались с ним неприятности, и не раз, ну, и потом мистер Брайен, муж мисс Эдит – до чего милый человек! Она который год как померла, так он к семье прилепился, чисто родня. А еще – барчук, сынишка мисс Эдит, Александр. Он сейчас в школе, но всегда часть каникул проводит здесь – мисс Эмма души в нем не чает.

Люси мотала на ус эти сведения, не забывая потчевать их поставщицу. Наконец миссис Киддер нехотя поднялась из-за стола.

– Славно мы с вами нынче утро провели, – сказала она озадаченно. – Не хотите, подсоблю чистить картошку?

– Уже почищена.

– Ну, вы и мастерица управляться с делами! Что же, тогда я пошла, все одно делать больше нечего.

Миссис Киддер удалилась, и Люси, пользуясь свободной минутой, выскребла кухонный стол, у нее руки чесались сделать это с самого утра, но пришлось отложить, иначе миссис Киддер – а это, строго говоря, входило в ее обязанности – могла обидеться. Затем она начистила до зеркального блеска серебро. Приготовила ланч, убрала со стола, помыла посуду и в два тридцать приготовилась выступить на разведку. Все нужное для чая, включая сандвичи, хлеб и масло, заранее собрала на подносе и накрыла влажной салфеткой, чтобы не заветрилось.

Сначала, как поступил бы всякий новый человек, она прошлась по парку. В огороде на кое-как ухоженных грядках росли немногочисленные овощи. Теплицы были в плачевном состоянии. Дорожки повсюду заросли сорняками. Отсутствием сорняков и приличным состоянием мог похвастаться лишь цветочный бордюр возле дома – Люси догадывалась, что по нему прошлась Эммина рука. Садовник, древний, полуглухой старик, больше делал вид, что работает. Люси поговорила с ним приветливо. Выяснилось, что он живет в домике сразу за большим конюшим двором.

От конюшего двора через парк уходила огороженная по обе стороны аллея и, нырнув на задворках в арку под железной дорогой, впадала в узкий проселок.

То и дело, с промежутком в несколько минут, по путям над аркой с грохотом проносился состав. Люси смотрела, как, круто сворачивая на дугу, огибающую имение Кракенторпов, поезда сбавляют скорость. Пройдя сквозь железнодорожную арку, она вышла на проселок. Вид он имел почти нехоженый. По одну сторону тянулась насыпь железной дороги, по другую – высокая ограда, из-за которой торчали заводские строения. Люси шла по проселку, покуда он не вывел ее на улицу, застроенную невысокими домами. Невдалеке, вероятно, на главной улице, раздавался шум оживленного уличного движения. Люси посмотрела на часы. Из ближнего дома вышла женщина, и Люси остановила ее.

– Простите, вы не скажете, есть тут рядом телефон-автомат?

– На почте, как дойдете до угла.

Поблагодарив ее, Люси продолжала свой путь, и он действительно привел ее к почте, совмещенной с магазином. У стены внутри стояла телефонная будка. Люси зашла в нее и позвонила. Попросила позвать мисс Марпл. Сердитый женский голос отрезал:

– Она отдыхает, и беспокоить ее я не собираюсь! Ей нужно отдыхать – она старый человек. Что передать ей, кто звонил?

– Мисс Айлзбарроу. И нет никакой надобности беспокоить ее. Просто скажите, что я приехала, все идет хорошо, а когда будет что-то новое, я сообщу.

Она положила трубку и пошла назад в Резерфорд-Холл.

– Ничего, если я немного помахаю клюшкой в парке? – спросила Люси.

– Да, конечно! Вы увлекаетесь гольфом?

– Играю очень средне, но стараюсь поддерживать форму. Как вид физических упражнений, это приятнее, чем просто пешие прогулки на заданное расстояние.

– Здесь, кроме как у нас, и прогуляться негде, – прорычал мистер Кракенторп. – Сплошь тротуары да жалкие халупы величиной с курятник. Зарятся на мою землю, чтобы еще таких же понастроить. Но не получат, пока я жив. А я умирать им на радость не намерен. И слово мое крепко! Не дождутся от меня такой радости!

Эмма Кракенторп уронила примирительно:

– Полно тебе, отец.

– Знаю, о чем они мечтают и чего дожидаются! Все до единого! И Седрик, и Гарольд, хитрый лис с постной рожей. А что до Альфреда, то удивительно, как это он до сих пор не попробовал угробить меня собственноручно. Хотя не поручусь, что не попробовал – тогда, на Рождество. С чего бы вдруг мне сделалось так худо? Старина Куимпер просто пришел в недоумение. Подъезжал ко мне с тактичными вопросами.

– У всех, отец, время от времени случается расстройство желудка.

– Ладно, ладно, говори уж прямо, что я объелся! Ты ведь это хочешь сказать? А почему, спрашивается, объелся? Потому что еды было много на столе, слишком много. Излишества, расточительность! Да, кстати, это и к вам относится, барышня. Пять картофелин прислали мне на ланч, притом крупных. Любому двух хватило бы за глаза. Так что в будущем чтобы больше четырех не присылали. Пятая, лишняя, сегодня пропала зря.

– Не пропала, мистер Кракенторп. Планирую пустить ее вечером на испанский омлет.

– То-то!

Выходя из комнаты с кофейным подносом, Люси услышала у себя за спиной:

– Ловка девица, на все у нее готов ответ! Стряпает правда хорошо и собой тоже недурна.

Люси Айлзбарроу взяла легкую клюшку с железной головкой из набора для гольфа, который догадалась захватить с собой, и, перебравшись через изгородь, углубилась в парк.

Для начала провела серию ударов. Минут через пять мяч, срезавшийся, надо полагать отлетел к железнодорожной насыпи. Люси пошла его искать. Оглянулась туда, где стоял дом. Дом стоял далеко и не выказывал ни малейшего интереса к тому, что она делает. Она продолжала поиски. Время от времени посылала мяч к подножию насыпи, на травку. За послеполуденные часы она обшарила примерно третью часть насыпи. Ничего. Люси погнала мяч в сторону дома.

Зато на следующий день кое-что обнаружилось. Кустик боярышника, растущий на полпути к верху насыпи, был обломан. По склону валялись обломанные ветки. Люси внимательно осмотрела деревце. За одну из колючек зацепился обрывок меха. Цветом почти неотличимый от древесины, блекло-коричневый. Несколько мгновений Люси глядела на него, потом достала из кармана ножницы и осторожно отрезала половинку. Отрезанный кусочек положила в конверт, извлеченный из того же кармана. Спускаясь с крутого склона, она искала глазами, нет ли чего-нибудь еще. Напряженно вглядывалась в некошеную луговую траву. Ей как будто удавалось различить некий след, проложенный кем-то, кто шел по высокой траве. Но только очень неясный – совсем не такой отчетливый, как следы, оставленные ею самой. Должно быть, прошло много времени, он слишком сгладился, и у нее не было полной уверенности, что это не плод ее воображения.

Она принялась усердно рыться в траве у подножия насыпи, как раз под сломанным кустом. В конце концов ее труды увенчались успехом. Она нашла маленькую пудреницу, дешевенькую эмалевую вещицу. Завернула ее в носовой платок и спрятала в карман. Затем продолжила поиски, но больше ничего не нашла.

Назавтра в послеполуденный час Люси села в свою машину и отправилась проведать болящую тетушку. Эмма Кракенторп напутствовала ее сочувственно:

– Не торопитесь возвращаться. До обеда вы нам не понадобитесь.

– Спасибо, но самое позднее в шесть я приеду.

Дом № 4 по Мадисон-роуд был маленький и невзрачный, и такой же маленькой, невзрачной была улочка. Занавески ноттингемского кружева на окнах домика сияли чистотой, сверкали белизной ступеньки крыльца, горела жарко начищенной медью дверная ручка. Дверь открыла долговязая сурового вида женщина в черном, с тяжелым пучком седеющих волос.