Арбуз помолчал, раздумывая, затем внимательно посмотрел на Корявого и неохотно ответил:
— Не буду.
— Отвечаешь?
— Отвечаю.
— Ладно, — Корявый облегченно вздохнул, — только это тебе не понравится.
— Ты не базарь попусту, — нахмурился Арбуз, — говори!
Корявый опасливо покосился на него и сказал:
— Твой друг Боровик.
— Что-о? — Арбуз встал со стула и, вплотную подойдя к столу, за которым сидел Корявый, нагнулся к нему. — Что ты сказал, паскуда?
— Ты слышал, что я сказал, — с вызовом ответил Корявый, глядя, однако, на пистолет, который по-прежнему был в руке Арбуза. — Твой друг Боровик.
— Откуда знаешь? — спросил Арбуз.
— Добрые люди видели, — сказал Корявый, — а кто именно — уж извини. А насчет Боровика… Так ты сам у него спроси, он врать не будет.
Арбуз долго и мрачно молчал, а потом сказал:
— Спрошу, не сомневайся. Но если соврал ты, умирать будешь медленно.
Роман, который на всем протяжении этого разговора стоял за спиной Арбуза, шагнул вперед и спросил:
— Ну что, поговорили?
— Поговорили, — ответил Арбуз, не оборачиваясь.
— Вот и хорошо, — миролюбиво сказал Роман. — А пушка у тебя классная! Можно посмотреть?
— Посмотреть? — Арбуз удивился. — Ну на — посмотри.
Арбуз протянул Роману пистолет.
— Осторожно, он снят с предохранителя.
— Ага, — сказал Роман и посмотрел на Корявого. — Слышь, ты, перхоть! Арбуз обещал не убивать тебя. А я не обещал.
Он поднял пистолет и, быстро направив ствол в середину лба Корявого, нажал на спуск. В комнате прозвучал глухой, но туго ударивший по ушам выстрел. Голова Корявого дернулась, и между бровей появилась маленькая дырочка, из которой стала толчками выплескиваться черная кровь.
Корявый обмяк и сполз под стол.
Арбуз с удивлением взглянул на Романа и, осторожно забрав у него «Магнум», сказал:
— Ну, ты, артист, даешь! Не ожидал…
Спрятав пистолет в подмышечную кобуру, Арбуз посмотрел на торчавшую из-под стола неподвижную ногу Корявого и, словно не веря тому, что видел, покачал головой:
— А ведь оно именно так и делается. Один обещал — другой не обещал… Да ты, Ромка, прямо как настоящий гангстер! И откуда только такие таланты берутся?
— Валим отсюда, — сказал Роман и повернулся к двери.
— Ну-ну, — усмехнулся Арбуз, — как скажешь.
Когда они отъехали от бильярдной, Роман закурил и задумчиво произнес:
— Один готов…
— Один готов, говоришь? — Арбуз захохотал. — Да ты что, всех гадов порешить задумал? А кишка не тонка?
Роман затянулся и, помолчав, ответил:
— Понимаешь, Мишка, какое дело… Я сочиняю песни про жестокость и справедливость. Про верность и смерть. А в жизни? Если я сам не такой, то все мои песни — фуфло. И я сейчас себя проверил. Оказывается — я не фуфло. И все они сдохнут, это я тебе точно говорю. Так что, если ты со мной — давай. А если нет — у меня хватит денег и на оружие, и на необходимый подкуп кого надо. Решай.
Арбуз ошеломленно повертел головой и ответил: — Ну ты, блин, даешь! Конечно, я с тобой. Вот только Боровик… Ладно, приедем домой — увидим.
* * *
Боровик, Роман и Арбуз сидели за столом и не смотрели друг на друга.
Наконец Боровик тяжело вздохнул и сказал:
— Я действительно никого не видел. Ты представляешь, в каком я был состоянии? Только что убили мою сестру, потом я убил их… Всех троих. Голыми руками… И я ничего не соображал. То есть вру, конечно, — соображал я очень быстро, но был, как бы это сказать… Сумасшедший, что ли… Да, я помню, как машина ударилась во что-то мягкое, но в это время я смотрел назад, туда, где лежала… Она. Я просчитывал варианты дальнейшего. Ну, менты, расследование, сам понимаешь. Это просто какой-то злой рок… Наверное, верховному распорядителю несчастий показалось мало, и он решил добавить к этим мертвецам еще и твою жену… Я не знаю, Мишка… Ну хочешь, убей меня! Я своей жизнью не дорожу.
— Больно надо… — мрачно ответил Арбуз. — Ты хочешь, чтобы я еще и тебя туда добавил? Вот уж уволь! Но как же так? Как же так…
Он уронил голову на руки и засопел.
Роман, посмотрев на него, взялся за бутылку и сказал:
— Давайте-ка водочки, ребята. А то вы совсем закисли. Я понимаю, открытия сегодня были тяжелые, но жить-то надо!
Разлив водку по стопкам, Роман посмотрел на Арбуза, потом на совершенно потерянного Боровика и повторил:
— Давайте выпьем. Мертвых не вернуть, а живые, невольно вовлеченные в узел бед и несчастий, должны жить дальше и думать о своей жизни, а не о чужой смерти. Иначе вся жизнь превратится в сплошные поминки. Давайте. Слышишь, Арбуз, я тебе говорю!
— Да слышу я, слышу, складно звонишь… — Арбуз поднял голову и шмыгнул носом. — Но как же оно…
Он взял стопку и залпом выпил водку.
Поморщившись, Арбуз взял из вазочки огурец и сказал:
— Давай, Санька, выпей. И постараемся, как сказал Ромка, думать о жизни.
Боровик страдальчески взглянул на Арбуза, послушно взял стопку и выпил.
А Роман встал и, посмотрев на своих угрюмых приятелей, только покачал головой:
— Ладно, вы тут водочки попейте, а я, пожалуй, пойду на боковую. Не возражаете?
— Вали, — Арбуз махнул рукой и повернулся к Боровику. — Ну что, товарищ борец с всемирным злом, поговорим о нашей с тобой развеселой жизни?
Боровик обрадовался, что разговор перешел на другую тему, и, закурив, ответил:
— А почему бы и не поговорить, товарищ вор в законе… Вот, например, каким ты видишь счастливое человечество лет этак через двести? Будут там воры в законе и прочая нечисть вроде твоих подручных или как?
Роман усмехнулся и вышел из комнаты.
* * *
«Город над вольной Невой…» — бормотал с утра пораньше репродуктор, каким-то чудом сохранившийся с советских времен на омываемом свинцовыми невскими волнами причале речного порта.
С экрана телевизора, подвешенного над унылыми фанерными седалищами зала ожиданий, приятно улыбался выбритый до синевы адвокат. Адвокат хорошо поставленным голосом убедительно доказывал, что в нашумевшем недавнем изнасиловании таджикским гастарбайтером подмосковной девчонки-малолетки виновата прежде всего распущенность нравов безнадежно спившейся российской глубинки.
Пора, мол, обществу осознать: без притока иммигрантов этому самому обществу каюк в самом что ни на есть прямом и простом, как репа, экономическом смысле. Что называется, коллапс. Поэтому самое время вспомнить золотые слова легендарного баснописца дедушки Крылова — «на зеркало неча пенять, коли рожа крива» — и радостно приветствовать приток рабочей силы с Кавказа и из Средней Азии, вместо того чтобы огрызаться на незнание чужаками местных обычаев и заморачиваться насчет заведомо бесперспективной утопии вроде программы создания рабочих мест для никчемных и поголовно спившихся русских мужиков.
Небритый и опухший после бессонной ночи Стропилло дико уставился на телевизор. Он только что сошел с опостылевшего экскурсионного корыта и с ужасом осознал, что вообще не представляет себе, как жить дальше. Уютный мирок, который он с муравьиной старательностью слепил по крохам в своей крысиной норке, в одночасье рассыпался в прах.
И никаких надежд.
Последняя надежда улетучилась аккурат пять минут назад вместе с пиликанием мобильника, который Стропилло всю ночь грел в руках и только что не молился на него, как дикарь с острова Пасхи на своего деревянного идола.
Арбуз жив, Меньшиков жив, с ними еще какой-то Боровик…
Стропилло вышел на проспект Обуховской Обороны. Мокрый после дождя асфальт тускло поблескивал под лучами неяркого утреннего солнца. Пошатываясь от бессонницы, Стропилло добрел до ближайшего ларька, купил бутылку пива. Сковырнув пробку об обитый жестью прилавок, он присел было на валяющийся неподалеку пустой ящик — и тут же вскочил, потому что в его невыспавшуюся голову, как пуля, влетела спасительная мысль.
Сергей Иванович!
