В Грозном генерал отдавал должное бойцам "абхазского" батальона Басаева, которые держались до последнего.

После событий в Буденновске Рохлин скажет:

"Такая мразь за расстрел женщин и детей заслуживает лишь уничтожения... Он держит Россию за ухо, забыв, что другого Шамиля Ермолов заставил подползать к русскому генералу на коленях..." ("Комсомольская правда", № 125, 12.07.1995 г.)

11 февраля 1995 года после взятия основных опорных пунктов боевиков в Грозном 8-й армейский корпус был выведен из боев и начал переброску своих подразделений в Волгоград.

А неделей раньше, 3 февраля, газета "Коммерсантъ-daily" напишет:

"... все возможности сделать головокружительную карьеру имеет самый знаменитый генерал чеченской кампании Лев Рохлин.

В интервью газете "Аргументы и факты" генерал сообщил, что отказался от звания Героя России, назвал происходящее в Чечне гражданской войной и заявил, что не намерен уезжать из Волгограда. А происходящее в Москве он считает борьбою за власть, "в которой лично Грачев никого не интересует". Рохлин также обвинил политиков в том, что они нажились на торговле оружием и нефтью с дудаевским режимом. Подобные высказывания уже сами по себе вполне могут затруднить продвижение Рохлина вверх".

Журналисты, похоже, уже тогда видели, что "самый знаменитый" генерал вовсе не ручной.

Сердце комкора тоже оказалось не железным. После возвращения из Чечни оно стало давать сбои. Врачи настаивали на операции.

Но прежде, чем отдать мужа в их руки, Тамара Павловна настояла на том, чтобы он крестился.

У Рохлина не было ни сил, ни желания сопротивляться. Однако идти в церковь, где следовало отстоять весь обряд, он не мог. Ноги и так едва его носили, хотя он и не подавал виду.

Священник, зная о состоянии генерала, согласился провести обряд в домашних условиях.

На генерала было грустно смотреть. Он стоял перед священником, сосредоточенно и серьезно разглядывая огонек свечи, которую держал в руках. В тот момент даже не верилось, что крестится боевой генерал, человек незаурядной судьбы и неуемного нрава. Он был послушен как дитя. Выполнял все, что требовалось по обряду, и не проявлял ни малейшего нетерпения, так свойственного ему в другой обстановке.

Мне тогда показалось, что Рохлин, наверное, впервые за многие годы думал о вечном...

Впрочем, не знаю, может, он думал о чем-то другом. Например, о том, как много еще нужно успеть сделать... Думал так же, как потом, после операции, когда, очнувшись от наркоза, вместо того, чтобы прислушаться к биению прооперированного сердца, потребовал телефон и позвонил вВолгоград. Не застав никого из своих заместителей, он устроил разнос дежурному, поставив ему с десяток задач.

...Священник надел на шею генерала крестик. Рохлин перекрестился. Торжественный обряд закончился.

Крестными родителями ему стали Евгений Кривозубов - ныне полковник, доктор медицинских наук, начальник кардиологического отделения госпиталя им. Николая Бурденко, где генералу сделают операцию на сердце, и Надежда Нургалиева - давняя подруга Тамары Павловны.

Последняя, гордая свершившимся фактом, позвонила сестре комкора.

Лидия Яковлевна только руками развела: "Его же еще младенцем бабушка крестила..."

- Я никогда не интересовался, был ли крещен, - говорит Рохлин. - Мать тоже на эту тему не говорила...

Но даже во времена, когда к религии и ее атрибутам отношение было далеко не такое, как сейчас, Рохлин не считал возможным быть агрессивным атеистом.

Когда в Афганистане один политработник сорвал с солдата нательный крестик, надетый на того его матерью, командир полка подполковник Рохлин пригласил политработника к себе.

- Видишь, - сказал он, отвернув борт кителя, - эту иконку мне жена зашила. А я в церкви ни разу не был и креститься не умею. Но есть святые вещи, хотя, быть может, нам непонятные. Солдату крестик мать надела. Верни ему. Мать знает, что делает.

В Грозном, в подвале консервного завода, над кроватью комкора тоже висела иконка.

Журналисты спрашивали генерала: "Откуда она?"

- Из Волгограда прислали, - отвечал Рохлин. - Пару теплых носков и иконку...

Сегодня, когда кто-то интересуется, был ли он крещен, генерал с гордостью говорит: "Дважды..."

В Красных казармах в Волгограде, где стоит 20-я гвардейская дивизия 8-го корпуса, висит стенд со словами известного русского полководца генерала Михаила Драгомирова:

"Офицер не воинский чин только, но и общественный деятель. Армия не военная сила только, но и школа воспитания народа".

Я все собирался спросить комкора, как связать эти слова с ролью армии в чеченских событиях. Но все как-то не получалось. То забывал, то не было повода.

Мы стояли с Рохлиным на Мамаевом кургане, и он рассказывал о ведущихся здесь работах.

Я впервые был у подножия величественного монумента.

- Это слава России, - не удержался комкор от высокого стиля.

Но я чувствовал, что иной стиль здесь был бы неуместен. Кроме того, мне показалось, что Рохлин больше гордился тем, что делалось на кургане по его инициативе, чем тем, что совсем недавно успешно командовал войсками далеко отсюда.

Вспомнились его слова, сказанные по возвращении корпуса с Кавказа в Волгоград: "Война в Чечне не слава России, а ее беда".

Можно ли гордиться пережитой бедой?

Если бы Рохлин гордился, то слова русского генерала, начертанные на стенде в Красных казармах, звучали бы страшным смыслом.

Уходя в Чечню, комкор оставил часть инженерной техники корпуса для воплощения в жизнь задуманного проекта на Мамаевом кургане.

В разгар боев за Грозный, когда маятник удачи склонялся то в одну, то в другую сторону и жизнь висела на волоске, Рохлин не забывал регулярно звонить в Волгоград, интересоваться ходом работ и давать нахлобучку за нерасторопность.

"И из ада достанет..." - уже беззлобно поругивали "папу" солдаты и офицеры, оставшиеся в гарнизоне.

В День Победы 9 мая 1995 года 37 тысяч ветеранов Великой Отечественной войны, проживающих в Волгограде, получили поздравительные письма за подписью начальника гарнизона генерал-лейтенанта Льва Рохлина.

С победой в Чечне генерал не поздравлял никого.

А когда его будут спрашивать, почему он отказался от звания Героя, ответит:

- В гражданской войне полководцы не могут снискать славы, а значит, не могут получать наград.

30 декабря 1995 года газета "Красная звезда" опубликовала материал "Вглядись, Россия, в армию свою", где писала:

"...И тогда пришел Рохлин. В январе 1995-го оказалось, что все перестроенные годы общество старательно крушило собственную армию. И если она, затравленная, в решающий час все же выполнила поставленную задачу, то исключительно благодаря своим командирам ("батяня-комбат", который "сердце не прятал за спины ребят").

В этом смысле фигура командира 8-го корпуса генерал-лейтенанта Льва Рохлина поистине символично. С именем человека, которого вчера не то что в стране, в армии-то мало кто знал, сегодня связывают перелом в боях за Грозный в пользу федеральных сил. Про Рохлина рассказывают и подлинные случаи, и легенды (чаще уже легенды). Поведением Рохлина восхищаются. И вот итог: имя генерала на устах у всей России...

Что ж, чеченская война действительно впервые со времен Афганистана выдвинула целую когорту действительно боевых командиров всех степеней - ряд, образно говоря, "комкоров и комдивов в вязаных шапочках", олицетворением которого Рохлин и является. Но это в принципе аксиома - то же делала, делает и будет делать любая война. Объяснение: дескать, оказался "на высоте" - еще не объясняет стремительный взлет популярности Рохлина. Причины этого феномена лежат глубже: в исключительности ситуации. Она ни с каким Афганистаном не сравнима (это, кстати, не раз подчеркивал афганец Рохлин). Главное отличие - духовное состояние общества. В годы Афганистана оно было стабильным, армию, как ни крути, считало своей, а потому и появление талантливых командиров не становилось явлением всесоюзного масштаба. Но в чеченскую войну вступила армия, своим обществом преданная, повторимся, оболганная и затюканная, измученная безудержным "реформированием".