К началу 1991 года Рохлин уже больше года командовал четвертой на своем командирском веку дивизией.

За это время он успел разобраться в ситуации, которая складывалась в Грузии и ее столице - Тбилиси. Впрочем, разбираться особо было не в чем. Результаты политики президента Звиада Гамсахурдии представали во всей красе. Основополагающий лозунг этой политики: "Грузия - для грузин" давал свои сочные плоды. Вздыбились Южная Осетия и Абхазия. Кровь полилась рекой.

Криминальный авторитет Джаба Иоселиани в одночасье превратился в государственного деятеля, с завидной энергией проводившего в жизнь националистическую политику.

Военным стало опасно появляться на улице. Боевики военизированной националистической организации "Мхедриони", руководимые Иоселиани, нападали как на отдельных военнослужащих, так и на военные городки. Они останавливали военные машины, избивали водителей и угоняли транспорт. В тбилисском метро можно было запросто получить по голове. Как и случилось с одним прапорщиком дивизии, которого ударили обухом топора...

В Зестафони организация подготовила и провела ряд акций против местной милиции, захватив много оружия и техники. Такая же акция была проведена и против военного городка, где дислоцировался армейский батальон химической защиты.

Надежд на всесильное когда-то КГБ не было. Рохлин знал, что эта организация обвально теряла свое влияние. И защитить армейцев от боевиков "Мхедриони" не могла. Даже объективной информацией органы госбезопасности не владели. Однажды им подсунули сведения о базах "Мхедриони" в районе Телави. Армейцы подняли на ноги всех. Но баз обнаружено не было.

Чтобы не прокалываться столь банальным образом, Рохлин решил создать нештатный разведывательный батальон. И с его помощью собирать и проверять всю имеющуюся информацию.

Парадокс заключался в том, что армейцам приходилось действовать так, как будто они на чужой территории. Впрочем, к этому уже все шло. Развал Союза ковался задолго до Беловежских соглашений. Признаков такого развала хватало. И хотя официально их никто не хотел признавать, Рохлину уже виделись возможные варианты развития событий как в Грузии, так и на Кавказе в целом. К тому времени у него уже сформировалось свое мнение, что происходящее выходит за рамки временного недоразумения. И что модное тогда слово "перестройка" является лишь ширмой для всех этих процессов.

Правда, он еще верил, что при желании все еще можно изменить к лучшему. Только действовать надо решительнее.

Когда от "инициатив" "Мхедриони" стало уж совсем невмоготу, Рохлина вызвал командующий военным округом генерал Валерий Патрикеев.

- Вопрос был один, - вспоминает Рохлин. - Что делать? Мне было предложено захватить штаб "Мхедриони" в Тбилиси. "Вы представляете, что будет, если пострадает хоть один гражданский человек?" - спрашиваю я. Ведь гарантий того, что этого не будет, никто дать не мог. Проводить боевую операцию в городе при таких условиях невозможно.

Рохлин предложил разгромить главную базу боевиков в так называемом "Комсомольском" городке на окраине Тбилиси. Этот городок был в свое время построен как оздоровительная база комсомольских работников, имевшая союзное значение.

Руководство "Мхедриони" не зря облюбовало ее для своих нужд. Пять благоустроенных жилых корпусов, столовая и спортивный комплекс создавали все условия для жизни и подготовки боевиков. Здесь формировались вооруженные отряды. Отсюда они делали свои вылазки.

Командование округа утвердило этот план. Рохлин поручил своим разведчикам, возглавляемым подполковником Николаем Зеленько, собрать всю необходимую информацию о силах боевиков, о системе обороны базы.

Группы разведчиков стали выходить к городку, обследуя окрестности и пытаясь получить необходимые данные. Им приходилось действовать так, как на чужой территории. Это, похоже, и дало свой результат. Но растягивать процедуру было невозможно. Гарантии от утечки информации о намерении захватить базу никто дать не мог.

В ночь с 18 на 19 февраля бронегруппы дивизии окружили городок. Несмотря на то, что операцию старались провести без стрельбы, сделать это не удалось.

Оглушенный разведчиками часовой пришел всознание раньше, чем предполагалось... И начал орать не своим голосом. Бойцы "Мхедриони" попытались оказать сопротивление. Правда, было поздно. Городок был взят. Находившиеся в нем боевики арестованы. У Рохлина был ранен один человек - подполковник Зеленько.

Правда, могло быть хуже. Один из бойцов выстрелил из подствольного гранатомета в "КамАЗ", из-за которого боевики пытались отстреливаться. Граната не взорвалась. А потом выяснилось, что в машине находилось около полутонны аммонала, взрыв которого мог снести не только сам городок, но и вызвать обвал нависавших над ним скал...

Около тысячи машин, набитых боевиками "Мхедриони", в ту же ночь покинули Тбилиси. Их организации пришлось на время затаиться.

Но история неумолимо двигалась по пути, о котором даже Рохлин, несмотря на свои догадки, наверняка знать не мог.

Летом того же года он поступил в Академию Генерального штаба.

- Когда я приехал в Москву, - вспоминает Рохлин, - переодеться мне было не во что. И я ходил в генеральской форме. Что значило в то время появиться в форме на улице... На меня разве что не плевали...

Осенью, после бесславного августовского путча, Союз распался. А его армия взошла на Голгофу, где из нее сделали то, что она продемонстрировала позднее в Чечне...

В июне 1993 года генерал Лев Рохлин принял командование 8-м гвардейским корпусом в Волгограде, тем самым, который был преемником истории и традиций 62-й, впоследствии 8-й гвардейской армии, оборонявшей Сталинград, и в одном из полков которой он начинал офицерскую службу.

Первое, с чем он столкнулся, было безразличие к службе со стороны офицеров, связанное с неопределенностью перспектив. Его предшественник, оказалось, мечтал сократить численность корпуса до 500 человек: меньше людей - меньше проблем. Такое число позволяло оправдать любые провалы в боевой подготовке корпуса.

Для Рохлина, больше шести лет прослужившего в горячих точках и знающего, чем оборачивается следование по пути этих настроений, подобный подход был неприемлем: "Лучший способ дискредитировать армию и саму воинскую службу в глазах общества - вывести войска на поле боя неподготовленными".

Рохлин не верил, что таких полей для Российской Армии уже не будет. Почему?

- История, - считает он, - полна печальных примеров, свидетельствующих, что политические катаклизмы, к сожалению, не могут рано или поздно не обернуться вооруженным противостоянием. Формы этого противостояния бывают разными, в том числе и самыми трагическими... В любом случае профессионалы должны быть готовы к худшему. Иная психология для человека в погонах недопустима. Она опасна и для существования государства, и для жизни самого человека

Учебные тревоги начали сыпаться на личный состав одна за другой, вытряхивая людей по ночам из теплых постелей и бросая их на полигоны. В течение полутора лет, вплоть до Чечни, не было такой ночи или дня, чтобы какое-нибудь подразделение корпуса не подверглось испытанию.

Особое внимание Рохлин уделял подготовке разведчиков и организации деятельности разведки корпуса в целом.

- Мой опыт показывал, - говорит Рохлин, - что знание обстановки, объективная информация о противнике - залог успеха в любом вооруженном конфликте, не говоря уже о войне с применением всех сил и средств.

Он увеличил численность разведбата почти вдвое его штата, подобрал туда лучших офицеров.

Другой не менее важный приоритет в заботах генерала - артиллерия. Он мучил артиллеристов на полигоне месяцами, требуя не просто отработки нормативов, но и творческого, если так можно выразиться, отношения к стрельбе.