"4 января 1995 года. 22. 00. Командующему войсками.
...Есть в МВД г/л-т (генерал-лейтенант. - Авт.) Широков, который-хочет облегчить участь МВД. 81 пон (о нем мы говорили выше. - Авт.) уже прятался за моими боевыми порядками. Я просил МО (министра обороны. - Авт.) перевести полк для охраны моей артиллерии. Прошу, чтобы задача была поставлена генерал-майору Воробьеву.
Генерал-лейтенант Рохлин предупреждает: "Если мне, как командующему Северной группировки, не будет подчиняться милиция и выполнять поставленную задачу, то я не буду выполнять задачу президента".
Эта запись, надиктованная Рохлиным для передачи командующему группировкой войск, свидетельствует, что ситуация была крайне сложной и межведомственная разобщенность усугубляла ее.
- У меня в подразделениях были восемнадцатилетние мальчишки, - поясняет генерал, - а в частях МВД полно взрослых мужиков - контрактников. И я рассчитывал на их помощь. Но милицейские начальники всячески уклонялись от поддержки. Не думаю, что бойцы подразделений МВД трусили и сами отказывались воевать вместе с нами. Я не случайно просил поставить задачу генерал-майору Воробьеву. Это был смелый и умный человек. Когда он командовал, особых проблем не было. Части МВД тогда взяли на себя блокпосты, и их подразделения заняли первые этажи "свечки", когда это здание было взято. Но после гибели Воробьева17 заставить милицейских командиров поддержать наши действия стало практически невозможно. Они соглашались действовать только в глубоком тылу.
Кроме того, вышеприведенная запись свидетельствует о дерзости генерала, способного, когда касается дела, "наехать" на кого угодно, в том числе - на президента. Поэтому те, кто позднее станет говорить о Рохлине как о человеке, который стал в оппозицию Борису Ельцину лишь из политических соображений, далеки от истины.
Тогда, в период кровавых боев, генерал был далек от политики. Его волновало лишь то, что мешало выполнению боевой задачи.
Сугубо военная сторона вопросов взаимодействия и подчиненности подразделений различных ведомств, особенно при ведении боевых действий, - прямая компетенция Верховного главнокомандующего. И никто другой решить эти вопросы не мог.
Рохлин в резкой и бескомпромиссной форме напомнил Верховному о том, что недостаточно называться таковым, надо еще и понимать, какую ответственность это накладывает и какие последствия может иметь некомпетентное управление военной организацией страны и, в частности, силовыми структурами в Чечне...
Если это напоминание и имело политический смысл, то вряд ли генерал тогда давал себе в этом отчет.
Никаких последствий выпад Рохлина тогда не имел. Да и не мог иметь, потому что генерал в то время был для президента и его окружения как свет в окошке, как три богатыря, вместе взятых, как сотня других сказочных героев-спасителей...
О том, что Рохлин вскоре станет для них тем, кем стал в известной сказке работник для попа (помните: "После первого щелчка поп подпрыгнул до потолка"), никто тогда не мог и подумать... Хотя генерал, судя по тому, что записано в "Журнале боевых действий", откровенно продемонстрировал, что его мало волнует личное отношение к нему тех или иных могущественных лиц и он не собирается молчать, когда эти лица не делают того, что нужно для дела.
С 5 января в подчинении Рохлина будет уже и часть сил Восточной группировки, в частности, 129-й мотострелковый полк Ленинградского военного округа. Полк, который впоследствии хорошо зарекомендовал себя в боях, захватив сильно укрепленные 2-й и 86-й военные городки, обувную и картонажную фабрики.
Позднее, на встрече в Москве с иностранными военными атташе, Рохлина спросят, как он без предварительной подготовки, в условиях активных боевых действий сумел принять под командование части, которые не знал и даже не был знаком с их людьми, как смог организовать управление ими.
- Это был очень умный вопрос, - рассказывает Рохлин. - В двух словах трудно было ответить. Но если упростить, то управление организовывалось через тех, кто хорошо знал эти части и подразделения. А такими обычно являются помощники начальников штабов. Я собрал их в одну группу, и они фактически взяли на себя функции операторов, способных превращать общие команды в живую систему управления, учитывающую особенности различных частей.
9 января Рохлин примет под свое начало сводный батальон 98-й дивизии ВДВ, тоже, как помним, входивший до этого в состав Восточной группировки, и вновь прибывший батальон морской пехоты Северного флота.
О батальоне морской пехоты следует сказать несколько слов особо. И прежде всего потому, что морпехи под руководством командира бригады полковника Бориса Сокушева проявили неподражаемую храбрость и инициативу. Сам Сокушев по прибытии в Грозный быстро вник в обстановку и вскоре стал одним из тех, на кого Рохлин мог положиться в самых сложных условиях.
Однако даже это наиболее боеспособное подразделение в ходе подготовки и переброски в Чечню претерпело огромные трудности.
Во-первых, по словам исполнявшего обязанности командира батальона майора А. Гущина, ставшего впоследствии Героем России, учиться воевать батальон был вынужден непосредственно в ходе боев, расплачиваясь за это жизнями бойцов.
Во-вторых, батальон прибыл в Моздок самолетом практически без техники, которая была отправлена железнодорожными эшелонами и ожидалась лишь через две недели (?!). То есть эшелоны не случайно задерживались, а по плану шли из Мурманска в Моздок 14 дней... И это при том, что пассажирские поезда пересекают страну с севера на юг за четыре-пять суток.
Отсутствие техники, без которой была затруднена переброска батальона из Моздока в Грозный, подтолкнуло морпехов к тому, что они захватили БТР Внутренних войск, пьяный водитель которого пытался проехать ночью через расположение батальона в Моздоке. Этот БТР хорошо послужил морпехам.
Рохлин хотя и не знал подобных деталей, но видел, что войска, переданные в его подчинение, не подготовлены к ведению боевых действий. Несмотря на крайнюю необходимость нарастить свои силы в центре Грозного, он оставлял вновь подходившие части в тылу, давая по два-три дня на подготовку. Основные силы батальона морской пехоты Северного флота начали активные боевые действия 13 января, войдя в здание Совмина на помощь десантникам сводного батальона 98-й дивизии ВДВ, подразделениям 74-й бригады и 20-й дивизии.
Но управлять войсками в условиях полного контроля боевиков над связью было практически невозможно.
Тогда Рохлин приказал составить сценарий переговоров в эфире. По этому сценарию в эфир планировалось давать команды, которые должны были ввести противника в заблуждение. Командирам ставилась одна задача, а в эфир шло совсем другое. Командир 20-й гвардейской дивизии полковник Владимир Михайлов (звание генерал-майора получил после войны), сидя на командном пункте рядом с Рохлиным, выслушивал от него разносы за те или иные промахи по радио. И тут же отвечал, что он не может сделать этого, а будет действовать так-то и так-то.
Не время было веселиться, но те, кто наблюдал это представление, не могли сдержать улыбок.
И все же гранатометчики противника могли по звуку моторов техники определить ее нахождение и тут же появлялись там, где она начинала свое движение.
Рохлин воспользовался этой расторопностью боевиков по-своему. Он расставил снайперов и пулеметчиков на подступах к району, где приказал проимитировать движение колонны.
Бойцы заняли позиции. Взревели двигатели. Гранатометчики купились...
После ранения командира 74-й сибирской бригады полковника Аркадия Бахина Рохлин вызвал к себе его заместителя и командира первого батальона.
- Я поставил им задачу по удержанию важнейших объектов, - вспоминает он, - пообещал представить к наградам и вышестоящим должностям. В ответ замкомбрига заявляет, что готов уволиться, но командовать не будет. И тут же пишет рапорт. Предлагаю комбату: "Давай ты..." - "Нет, - отвечает, - я тоже отказываюсь".
