Зеркалица поставил свой рюкзак прямо на полу у стены и тут же провел ночь, положив голову на свернутую куртку. Уже давно наступил расвет, и теперь зеркалица ждал, когда же его юный господин соизволит очнуться от долгого тяжелого сна. Всю ночь зеркалица прислушивался к тревожному, неразборчивому бормотанию спящего вершителя, и ему очень хотелось чем-нибудь помочь Игорю. Но тот все чаще делал вид, что не нуждается в заботах своей беспокойной твари.

В полукруглой стенной нише, выложенной крупными камнями, несколько долгих часов ровно горело пламя. Даже теперь, когда огонь все же погас, было довольно душно и жарко, но вершитель на лежанке все равно кутался в тонкое шерстяное одеяло, словно он спал не в уютном теплом жилище, а под пронизывающим ветром и холодным дождем.

— Подкинь чего-нибудь в очаг, — проговорил вершитель, не открывая глаз.

— По-моему, и так душно, — отозвался зеркалица.

— Тебе душно, так выйди погуляй, — сухо сказал Игорь. — Подкинь дров.

— Нечего больше, — виновато сказал зеркалица. — Прогорело все.

Вершитель с досадой промычал что-то и с трудом разлепил веки. Его глаза блеснули, беспокойно обшарили тесную лачужку, крошечное, но надежное прибежище усталых путников.

— Ладно, сейчас я встану и добавлю огня… — Игорь привстал и, выпростав из-под широкого одеяла ноги, спустил их с лежанки.

Зеркалица обеспокоенно оглядел своего господина. Неопрятный, взъерошенный вид молодого вершителя удручал его. Игорь редко позволял себе так запускать себя. С детства привитая привычка к аккуратности действовала почти безотказно и сбои давала нечасто. Но вот уже третий день Игорь лениво причесывался пятерней, не умывался, даже не ел толком.

Поднявшись на ноги, Игорь, как был, голышом, протопал к очагу и присел на корточки. Сунув руку в сгоревшие угли, зашарил в них. И там, где прикасалась его рука, головешки прямо на глазах становились нормальными сухими ветками и сучьями, точно такими же, какими они были до того, как их кинули в очаг. Мертвое дерево обрастало живой плотью, снова пригодной для того, чтобы стать вкусной пищей огню. Когда угли, пепел и зола превратились в достаточное количество топлива, Игорь слегка прищелкнул пальцами, и яркое веселое пламя заплясало на его ладони. Поднеся ладонь к поленьям в очаге и дождавшись, когда огонь занялся, и дрова стали потрескивать и сыпать искрами, он встал, сжал ладонь в кулак, снова разжал. Пламени на ладони больше не было.

В хижине сразу же стало еще жарче. Игорь вернулся, сел на край лежанки, натянул на плечи одеяло, поежился.

Зеркалица не выдержал больше такого плачевного зрелища. Подойдя к лежанке, он опустился на пол и взглянул на Игоря снизу вверх:

— Что с тобой, мой вершитель? Что-то не так? Уж не болен ли ты? Я был уверен, что если какой-нибудь недуг и может одолеть тебя, то только не в Пограничье…

— У меня ничего не болит. Отстань, — буркнул Игорь, склонил голову и прикрыл глаза со страдальческим видом.

— Не нужно было пускаться в путь в такую погоду и в таком состоянии…

— А где ты возьмешь погоду лучше, чем эта? — фыркнул вершитель. Кажется, теперь другой не бывает. И ты знаешь, что я ни одному облачку не могу приказать рассеяться. А о моем здоровье не беспокойся. Я не болен.

— Твой брат настаивал, чтобы ты остался у него подольше. Почему ты его не послушался?

В ответ Игорь передернулся и промолчал.

— Неужели твой старший брат так неприятен тебе? — удивился зеркалица.

— С чего ты взял? — торопливо возразил Игорь. — Пласси — хороший. Пусть он чаще прилетает в отцовский замок, я всегда рад ему. Но мне тяжело бывать у него в гостях. Он так жалобно смотрит на меня…

— Он смотрит обыкновенно. У шухоров глаза навыкате, вот и кажется, что они все время чем-то обижены, — возразил зеркалица.

— Может быть, но с Пласси я постоянно чувствую свою вину. На словах он спокойно и ласково утешает меня, а в его глазах — такой горький укор… И могила Лэри на замковом дворе. К какому окну ни подойдешь — каждый раз ее видишь… Пласси чуть ли не храм выстроил. Я понимаю, конечно, что это все в память о Лэри, но мне кажется, что это все сделано мне в упрек. Одним словом, дольше оставаться у Пласси я просто не мог. И так загостился не в меру…

— Если ты подозреваешь шухора-наследника в тайной неприязни к тебе, может быть, стоит поискать Знак Силы именно у него? — предположил зеркалица.

— Нет-нет! Пласси не стал бы меня обманывать. Он слишком любил отца и Лэри, и так привязан к Пограничью, что никогда не пошел бы на подобное предательство. Ведь всякому ясно, куда здесь все катится…

— Да, — согласно кивнул зеркалица. — В этом ты прав, мой вершитель. Хана Пограничью…

Игорь повел плечами и еще плотнее закутался в одеяло. На лбу его выступили вдруг крупные капли пота, несколько дней немытые волосы повлажнели и повисли безжизненной паклей. Игорь вытер лоб ладонью и с болью проговорил:

— Оно переполняет меня, понимаешь? Я пытаюсь дать этому выход, но видимо без Знака Силы это невозможно. Эта земля столько дарит мне… Такие дивные, немыслимые возможности…

— Вернись к людям, мой вершитель. Всех их на уши поставишь… Заживешь сказочно.

Игорь мрачно взглянул в глаза зеркалице:

— Ну зачем ты дураком прикидываешься? Это как же я сказочно заживу?

Стать, как Лэри, неуловимым серийным убийцей? Такая сказка мне ни к чему…

Да и как я сейчас оставлю Пограничье? Оно просит у меня помощи. А я так много теперь умею, но совсем ничего не могу поделать. И внутри жжет огонь, жар копится, и мне не освободиться… Я чувствую, что больше не выдерживаю…

Зеркалица удрученно вздохнул, выпрямился, походя поправив одеяло, сползшее с лежанки на пол:

— Ты, должно быть, голоден, мой вершитель?

— Совершенно не голоден. Нет аппетита.

— Ох, мученье мне с тобой. Хотя бы горяченького выпей.

Зеркалица вынул из своего рюкзака большой термос, снял крышку, вынул пробку и налил в крышку густого багрового морса. Игорь потянулся к напитку, осторожно поднес к губам, стал прихлебывать, и с лица его не сходило мучительное напряжение.

— И все же давно мы дома не были, как считаешь, мой вершитель? издалека начал зеркалица.

— Ты о чем? — нахмурился Игорь.

— Дома, говорю, давно не были. В квартире, наверное, пылищи до потолка…

— В твоей квартире? — злобно перебил его вершитель.

— В твоей, господин.

— Ну а раз в моей, так и пыль — не твоя забота.

— Не серчай, мой вершитель, — зеркалица поймал рассеянный взгляд Игоря и улыбнулся. — Я только подумал, что если надолго из Пограничья уходить не хочешь, то можно на несколько дней вернуться домой. Я думаю, там тебе хоть немного полегчает.

— Мой дом здесь.

— Хорошо, господин, — тоскливо согласился зеркалицва. — Твой дом здесь…

— Мой дом в опасности, а я бессилен, — обронил Игорь, отставляя в сторону пустую крышку от термоса.

— Здесь нет твоей вины, — отозвался зеркалица. — Нам, детям этой вольной земли, нам всем нелегко…

— Заткнись, идиот! — выкрикнул Игорь и резко согнулся, обхватив голову руками. — Что ты понимаешь?!

— Зря ты кричишь на меня, мой вершитель, — зеркалица хотел смолчать, но слезы неожиданно защипали горло. Незаслуженная обида рвалась наружу.

Игорь разомкнул руки и взглянул на своего верного спутника со злобной брезгливостью:

— Я приказал тебе заткнуться, тварь! Ты действуешь мне на нервы!

Зеркалица молча встал и вышел наружу, тихонько прикрыв дверь. Здесь он прислонился к бревенчатой стене и дал волю слезам. Ветер сушил слезы, стекающие по щекам и тут же вышибал из глаз новые. Конечно, взрослому мужчине не к лицу плакать даже наедине с собой, но зеркалице от роду было чуть более двух лет, поэтому он решил простить себе это неудержимое желание пустить слезу.

Никакие оскорбления, окрики и самые вздорные попреки не смогли бы заставить его покинуть своего господина. Он любил вершителя. Он не был для Игоря ни братом, ни другом-приятелем, и больше не изображал из себя ни того, ни другого. Не был он и слугой в обычном смысле, потому что никто не обязывал и не принуждал зеркалицу следовать за молодым вершителем, предвосхищать каждое его желание, следить за тем, чтобы Игорь вовремя и вкусно ел, спал в тепле и безопасности, бодро шутить, когда вершитель впадал в депрессию, и давать время от времени дельные советы, которых Игорь почти не слушал…