— О чем ты болтаешь?

— Тебе подвернулся случай, ты должен им воспользоваться. У нас бизнес — это бизнес. Помни об этом! Учись делать деньги. Без монеты в Америке не проживешь.

— Поэтому я и уезжаю в Европу.

— Ты с ума сошел? Ни один музыкант не пользовался у нас таким успехом как ты. Нельзя не воспользоваться этим.

— За какую сумму? — улыбается Генрик.

— Что ты зарабатываешь в Европе? Мы тебе можем заплатить больше чем царь!

Венявский уже не может выдержать. Он расхохотался, хватаясь за бока.

— Ведь я знаю концертные возможности Европы. Это мой бизнес. Сто концертов ты дать не сможешь, а это может принести всего лишь 100000 франков? У нас за сто концертов мы дадим 100000 долларов. И царь столько не заплатит. Я проверил, в Петербурге тебе платили мизерное жалованье. За все вместе каких то 6000 рублей и вдобавок требовали, чтобы ты переносил капризы и плохое настроение двора. А здесь у нас можешь жить широко, свободно, — искушал импрессарио.

— Все это хорошо. Но в Америке художник не может творить. Вы бы меня заездили как старую клячу.

— Что тебе еще надо? Мэри даст тебе 12000 долларов в год. Займешь у нее должность солиста, как прежде у царя и будешь располагать неограниченным временем для своего творчества. Это ее предложение.

— Ты забываешь, что я женат и у меня четверо детей.

— Это не мешает. Мэри баба умная. Она черта обманет. Подумай хорошенько над этим предложением, это тебе говорю как друг.

— За 5 процентов от оборота, — смеется Венявский.

— Мне тоже жить надо! — не унывает посредник.

— Спасибо тебе за добрые пожелания и заботу о моей судьбе. Я последую твоему совету и подумаю над твоим предложением.

— Певицу возьмешь с собой в Европу?

— 357 ~

— Еще не знаю; ей предлагают выступать в Метрополитен-опера.

— Я тебе это устрою. Наверное сделаю лучше любого посредника. Оставь мне полномочия от Паолы.

Конечно Брюссель это не Нью Йорк и даже не Сан Франциско. Должность профессора высшего класса скрипичной игры, несмотря на то, что вслед за Венявским из Америки приехали его ученики Леопольд Лихтенберг, Исидор Шнитцлер, Геймендаль и Катц— не была синекурой. Разве только то, что соответствовала рангу Венявского. На место Вьетана пришел виртуоз еще более высокого класса. Венявский стал учителем Эжена Изаи, что сразу же прославило этого скрипача.

В Брюсселе виртуоз жил с Изой. Она стала еще более брюзгливой болтушкой, чем раньше, и все подсовывала ему разные вкусные вещи. Венявский растолстел еще больше. Сердечная болезнь развивалась, хотя он подолгу не выходил из дому. Ничего нового он не создавал. Время отнимали Брюссель с его скупым и богатым мещанством, тем более, что в кафе можно было встретить политиканствующих, сплетничающих поляков, гоняющихся за миражами. Мешала и близость Парижа. В республиканском Париже нечего делать из за денежного кризиса. Венявский знает, что после стольких лет работы в его творческом багаже мало что осталось. А творить он не в состоянии.

Астма не позволяет ему играть стоя. Вопреки своему горячему темпераменту Венявский вынужден играть сидя.

Генрик готовит новую концертную программу для выступлений в Вене. Концерт Мендельсона, Соната Тартини с «трелью дьявола», Концерт си-бемоль-минор Вьетана и, в честь венгров, «Венгерская песня» Эрнста.

Находясь в Париже, он однажды случайно встретил в Кафе Де ла Пэ Ольгу Петровну. Она приехала с мужем. Экс-певица не могла удержаться, чтобы не побеседовать с петербургским другом. Она оставила мужа у столика, а сама подошла к Генрику.

— Я не ошиблась, это вы, Генрик Фадеевич! Скрипач встал со стула, не зная как поступить.

Поцеловал протянутую руку,

— Ольга!

— Садись, я хочу с тобой поговорить. Ты по-видимому не знаешь, что Берга уже нет в Варшаве!

— Ну и что же? А кто на его месте?

— Генерал-губернатор граф Котцебу!

— Не все ли равно? Вместо наместника — губернатор.

— Ты был в Америке и не заехал в Вашингтон?

— К сожалению! Мой маршрут от меня не зависел, концертную программу составлял не я.

— Как ты себе чувствуешь? Ты не болен?

— Трудно дать ответ на твой вопрос.

— Почему ты не лечишься?

Вместо ответа скрипач пожал плечами.

— Я еду с мужем в Монте-Карло, может быть поедешь с нами?

— Парижский импрессарио весьма осторожен в делах. Я не знаю, захочет ли он из-за денежного кризиса рисковать, давая концерт перед международным обществом.

— Постарайся вернуться в Петербург.

— Нынешний Петербург потерял свою привлекательность. Там уж нет никого, кто бы понимал мое сердце.

— До свиданья. Мой муж уже начинает нервничать. Ты был и остался непревзойденным художником. Приезжай в Монте-Карло.

Они церемонно простились.

— Похорошела женщина, — подумал музыкант.

— Ведь это уже развалина, — с тоской вздохнула Ольга. — Кто его так неумно откармливает? Конечно — его заботливая супруга.

Музыкант быстро расплатился и вышел из кафе. На набережной попалась в руки новая книга: «Графиня Козель». Этот роман помог ему отделаться от петербургских воспоминаний. Он уселся на первую попавшуюся скамью, разрезал гребешком первую страницу и так погрузился в чтение, что совсем забыл о визитах, которые собирался нанести парижским друзьям.

В гостинице благодушный метрдотель опять начал расхваливать пользу страхования жизни. У него было несколько проспектов, и он просил, чтобы маэстро ознакомился с условиями страхования, которые дают возможность существовать семье после смерти застрахованного.

— Что-то слишком часто ты меня просишь страховаться, — улыбнулся маэстро и на этот раз взял протянутые проспекты.

У него было много бумажных франков. Он подумал:

— Мне удалось выиграть полные карманы этих бумажек. Ничего не случится, если я отдам эти деньги в банк, получив взамен полис. Иза впервые будет мной довольна. Пусть она не говорит, что я не беспокоюсь о семье и теряю деньги на бессмысленную игру.

Метрдотель, видя колебания скрипача, стал его убеждать еще сильнее.

— Страхование жизни — это великолепное дело. Вы вносите гроши, а получаете большие тысячи. Вы можете застраховаться на любую сумму. Банк дает много шансов и тоже ничем не рискует, ибо массовость обеспечивает финансовые комбинации банка. Все держится на идее: люди сами себе платят страховые премии и при этом дают еще заработать банку.

Это было, пожалуй, единственное полезное дело, сделанное Венявоким в Париже, ибо ему даже не удалось встретиться с дядей Эдуардом.

А в Вене в это время выступал с концертами Пабло Сарасате, — тоже скрипач. Молодой, красивый, талантливый. Правда, ему далеко до искусства Венявского, но на сцене он выглядит подкупающе. Внешность музыканта очень сильно влияет на кассу. Может быть это парадокс, но — правда. Публика не любит платить за билеты и смотреть на чудовище.

Впервые, на концертах творца «Легенды» пустуют места. Вдобавок на афише Сарасате бросается в глаза фамилия звезды Кристины Нильсон. «Даже соловей не выдерживает сравнения с ее красотой, голосом и умением петь», — шумно рекламирует афиша.

После первого концерта у Венявского никак не проходили ревматические боли. Приходилось откладывать даты следующих выступлений, но старый лев еще не совсем потерял свои зубы. Зал Безендорфера был набит слушателями до последнего места. Венявский играл сидя, но его искусство, его Полонез ля-мажор, нравились венской публике больше, чем смазливая рожица очаровательной Кристины,

Пользуясь случаем, венские журналисты устроили концерт в пользу своего общества. По их замыслу, в концерте должны были принять участие все наличные звезды выступающие в Вене.