— Что делать с трупами наших солдат, это ведь потенциальное мясо? — Запрашивал с земли Матт Куллина командир полка. Тот только отмахивался.

— Ящер с ними! Пусть там и лежат! Мне нужны трупы землян! Ищите только их!

Майор выключил коммутатор, и пробормотал: — А если их тут не было, и нет? Если все это был только мираж и галлюцинация?

Он окинул взглядом безотрадную местность вокруг себя, большую, продолговатую скалу, возвышающуюся над всей этой местностью, и сплюнул в сторону.

— Удивительно отвратительный пейзаж.

Между тем одна из землянок, живая и здоровая, находилась совсем недалеко от того места, где сейчас находился командный пункт хинков. Всего в каких-то двадцати метрах, только в глубь земли.

Ева Махульска, полячка, с рождения считала себя невезучей. Худенькая, щуплая, с невероятно большими, голубыми глазами и странным, виноватым выражением лица. Вечно она попадала в какие-то истории, и то, что осталась в живых во время вторжения хинков, было первой ее удачей в жизни.

Она была неплохой спортсменкой, бегуньей, но во время выступлений у ней то развязывались шнурки, то ей под ноги падала соседка. Во время последней атаки хинков, когда началось ковровое бомбометание, она запаниковала, и, оторвавшись от своих подруг, побежала, куда глаза глядят. За ее спиной равномерно и жутко били в землю огненные куски плазмы, и все это неумолимо приближалась к ней. Ева не заметила, что все амазонки по команде Ванессы свернули в сторону, и она давно осталась одна. Так что, взлетев на небольшой пригорок, она вдруг очутилась в воздухе лишенная опоры. С этой стороны был скалистый обрыв, так что ее полет в тридцать метров должен был привести к неизбежной и естественной смерти. Она даже успела закричать от ужаса, но только ее ноги коснулись поверхности, как Ева почувствовала, что проламывает ими что-то не очень твердое и летит дальше вниз, продолжая крушить и крушить какие-то легкие перегородки. Наконец ее полет замедлился настолько, что она больно ударилась пятками о поверхность, и упала вперед, на руки. Чуть отдышавшись, Ева поняла, что случилось чудо, и она осталась жива. Болели ободранные руки и зашибленная пятка, но она была жива! Вокруг нее царил мрак, только сверху чуть-чуть, как звездочка светило пробитое ей отверстие. Ей показалось, что рядом с ней кто-то есть, но она не видела, кто. Полячка чертыхнулась, и, нашарив на шлеме ночные очки, натянула их на глаза. И тут же увидела что-то большое, бесформенное. Но, вместе с тем как будто у этого нечто было что-то похожее на голову, и, на ней, вполне отчетливый рот, и два темных пятна, по форме похожей на глаза. Но, Ева почему-то сразу поняла, что это не глаза, этому существу не нужны были глаза, она жила в вечной темноте. Ноги, угловатые, тонкие, никак не могли носить такую тяжесть. Сзади ее раздался какой-то шорох, Ева оглянулась, и поняла, что там, у выходов в какие-то небольшие норы, стоят несколько муравьев. Таких огромных муравьев Ева еще не видела. Это были особи размером с хорошую, вроде сенбернара, собаку. И, по тому, как они быстро и нервно шевелили своими усиками, Махульская поняла, что сейчас они на нее кинуться.

"Муравьи, это значит сзади, это их мамка", — поняла она, и мурашки побежали уже по ее спине. Про муравьиную иерархию Ева была достаточно наслышана. Этими рассказами ее пичкала соседка по Ковчегу, биолог Инесса. Она потянулась, было, к пистолету, но, потом опустила руку. Это было бесполезно. Здесь, на глубине десятков метров, с семью зарядами против тысяч хозяев этого жилища. Ева стояла, и ждала смерти. Но, муравьи вдруг успокоились, и, побежали по кругу, куда-то за громадную туша матки. А часть их, обогнув Еву, подбежала как раз к тому месту, которое Ева определила как голова.

— Ты кто? — Вдруг услышала Ева. Она даже растерялась, здесь, в этом муравьином подземелье, вдруг звучит человеческий голос?

"Откуда они знают польский"? — Еще подумала она. Только потом Ева поняла, что голос этот она услышала внутри своей головы.

— Я? Я Ева, — вслух ответила она.

— Е-ва, — чуть нараспев повторил голос. И она догадалась, повернулась, и посмотрела в те, еле заметные глаза на этом бесформенном теле.

— А ты… ты кто? — Спросила Ева.

— Я, Фрая. Я — мать.

— Ты, муравьиная мать?

— Да, ты все поняла?

— Поняла. Как ты это делаешь?

— Что?

— Как ты говоришь со мной?

— Я со всеми так говорю. С моими солдатами, с моими слугами. Я ими управляю, и я все вижу их глазами. Мне не нужны мои глаза или ноги. Я и так все знаю, и все вижу.

Это все было так невероятно, что Ева почувствовала странную слабость, словно из ее тела внезапно выдернули позвоночник.

— Ты хочешь отдохнуть? — Поняла ее Фрая. — Садись сюда, прислонись ко мне.

Ева выполнила эту просьбу. Фрая на ощупь оказалась теплой, мягкой, и в тоже время упругой, словно одна большая, женская грудь.

— Ты хочешь, есть? — спросила хозяйка.

— Да, — призналась Ева.

— Сейчас тебя накормят.

Вскоре к Еве подбежал один из муравьев, в передних лапках он держал какой-то кусок, размером с булку хлеба. Ева взяла это нечто, ни чуть не сомневаясь, откусила. Больше всего это по вкусу напоминало мед, и даже с легким, цветочным запахом.

— О, как вкусно! — Похвалила пищу Ева.

— Тебе она нравится? Я так рада.

— Это что такое? Мед? Вы его делаете из цветочной пыльцы?

— Это такая штука… Как тебе объяснить? Ее мне вырабатывают специальные кормилицы. Из всего, что попадается — листьев, или других насекомых.

Фрая разговаривала с Евой, а сама тем временем тоже поглощала приносимую своими подданными пищу. Вскоре другие муравьи начали выносить из-за ее тела небольшие, с ту же булку хлеба, белые, продолговатые яйца.

— Ты откуда? — Спросила Фрая.

— Как тебе это сказать? — Ева заметила, что невольно говорит вслух.

— А ты не говори, ты думай. Вспоминай. Я все увижу.

Ева прикрыла глаза, и вспомнила родную планету, свой дом, отца, мать, любимого парня, с которым рассталась за два дня до вторжения. Все это было теперь так далеко, что по ее лицу невольно потекли слезы.

— Не переживай, — утешила Фрая, — Ты же выжила. Вспоминай дальше.

И Ева вспомнила все: вторжение хинков, ее спасение, гибель Земли, полет в Ковчеге, то, как они опустились на эту планету. Все это пролетело в ее голове со скоростью запущенной на повышенной скорости кинопленки.

— Как все это интересно! — Отозвалась на ее воспоминания Фрая. — Я ведь обычно вижу только то, что видят мои солдаты. А мир, оказывается, устроен совсем не так. Я всегда догадывалась об этом, но не знала точно. Не было других данных, с другой высоты, с другого роста.

Между тем Ева заметила, что бесконечный поток муравьев иссяк. Она ощутила беспокойство, исходящее от ее гостеприимной хозяйки.

— Что-то случилось, что-то не так? — Спросила Ева.

— Да, сначала там, вверху, был пожар, а теперь льет очень сильный дождь.

— И что? Разве это плохо? Он потушит пожар.

— Он уже потушил. Но… Такого дождя еще не было никогда. Мои солдаты гибнут сотнями. Они затыкают своими телами ходы, но вода пробивается все ниже и ниже.

— Мы тут утонем?

— Не знаю. Такое на моей памяти в первый раз. Ты не волнуйся. Если это суждено, то этого не избежать. Ты пока поспи.

Ева хотела сказать, что не хочет, но веки девушки, словно сами, сомкнулись. Она задремала, и проснулась минут через двадцать, от того, что Фрая немного пошевелилась.

— Что, что такое? — Спросила Ева.

— Дождь перестал. Мы выжили. Но столько погибло… Мне предстоит рожать много-много новых солдат.

— Мне можно будет выбраться отсюда наверх?

— Не сейчас. Вода спадет не скоро. Расскажи мне еще что-нибудь.

— Про что?

— Расскажи мне о любви. Это так интересно.

— Это трудно рассказать.

— А ты не говори, ты думай, вспоминай.

Ева прикрыла глаза, и вспомнила лицо Анджея, такое, каким она увидела его в первый раз, на той самой вечеринке у двоюродной сестры. Она снова ощутила ту волну тепла, которая накрыла ее тело, то кружение головы, как у нее внезапно начали подгибаться ноги, когда он, ведя под руку Ванду, вдруг обернулся назад, и подмигнул ей, пятнадцатилетней малышке. Потом был самый несчастный день в ее жизни, и Анджей под руку с Вандой в подвенечном платье. А потом была та ночь, когда он пришел к ней, уже семнадцатилетней студентке Варшавского университета. Она увидела его нахальную улыбку, под этими его роскошными усами, услышала его хрипловатый голос: — Я, кажется, тебе нравлюсь, детка. Я сегодня у тебя заночую. А то твоя сестренка стала слишком капризной. Пора ее немного проучить.