– Вы остроумны, месье. Извините, что не смеюсь. Я почему-то сегодня в плохом настроении.

Она прижалась щекой к холодной коже сиденья. Хотя друзья и враги в тесном мире шпионажа называли ее Лисенком, она сейчас была так измучена, что в ней почти не осталось ее знаменитой лисьей хитрости. Тем не менее, она по привычке опять притворилась более глупой, чем была.

– Вы напрасно тратите на меня свое время. Я незначительный агент, тихая мышь, курьер. У меня нет секретов, интересных для англичан.

Она притворилась, что знать не знает о планах Альбиона, о вторжении в Англию, обо всем случившемся несколько месяцев назад в Брюгге, вообще ни о чем. Впрочем, она не очень рассчитывала, что сумеет обмануть его.

– Разве?

– Конечно. Вы слышали только, что Леблан говорил о планах Альбиона, к которым я не имею никакого отношения. Он глупец и затевает давнюю ссору. Он со времен революции ненавидит Вобана. Еще с тех пор, когда они были молодыми честолюбивыми агентами, как и моя мать. Она умерла, что ужасно его расстраивает, и он выдумывает заговоры, которых не было. Он губит дочь, потому что ничего уже не может поделать с матерью. Это мелочно с его стороны.

– А вы, разумеется, невиновны?..

– Вам нравится быть ироничным. Я невиновна лишь в тех особых делах. Это правда, англичанин.

– У вашей правды слоев больше, чем у луковицы. Посмотрим, что окажется, когда мы счистим несколько слоев.

Ничего хорошего это не предвещало.

Англичанин ей не верил. Он все равно не отпустит ее, как бы убедительно она ему ни лгала. А вскоре начнется допрос.

Анник безмерно устала от этих глупых, бескомпромиссных планов. Как обоюдоострые мечи, эти планы смертельны для Англии, если останутся скрытыми, и опасны для Франции, если попадут к англичанам. Они – невероятная глупость Наполеона, приказавшего их начертать.

Кучер вынуждал лошадей пятиться назад к дороге – совсем не простая работа, да еще в одиночку, в полной темноте. Однако Грей не снизошел до того, чтобы помочь ему. Он крепко держал ее руки за спиной, не причиняя боли, но и не позволяя двигаться.

– Похоже, вы устали корчиться на полу, мадемуазель Вильерс?

– Очень, месье Грей.

– Тогда предлагаю заключить соглашение. Вы обещаете сидеть тихо и не пинать меня ногами. Я позволю вам подняться с пола, дам есть и пить. Вы согласны?

Так. Начинается. Это первый из множества незначительных компромиссов, вынуждающих ее уступить. Англичанин надеется, что каждое «да» облегчит следующую уступку, пока не станет для нее вполне естественным поступать во всем именно так, как он ей велит.

– Леблан пользовался теми же методами, – сказала она. – Вы заставляете меня признать себя похищенной в обмен на пару глотков воды. Просто удивительно, до чего похожи все шпионы.

– Так вы согласны?

– Я не заключаю соглашений, месье Грей. Мне безразлично, лежать связанной на полу или сидеть на сиденье, потому что здесь полно блох. А вопрос с водой, полагаю, решится сам.

Кучер обошел карету, отбрасывая ногой камни от колес, потом забрался на козлы, и они тронулись с места. Проехали мимо канавы, где прежде были ворота, прогрохотали по булыжникам улицы Беренжер, свернули на запад. К Англии.

И к Сулье. Этот французский тайный агент тоже находился в Лондоне. Он мог дать ей убежище и спрятать от Леблана. Если бы она оказалась под его защитой, ей удалось бы прожить у него достаточно долго и разделаться с планами Альбиона.

Получалось, эти люди везли ее в том направлении, куда она и хотела. Определенно был злой ангел-шутник, опекавший ее на небесах.

– Я уже думаю, не применить ли к вам другие методы. – Руки Грея сжались. – Можно…

– Ради Бога, Грей, оставь девушку, – сказал Эйдриан.

– Ну конечно. Это же не твои зубы она пытается выбить.

– Я не целилась вам в зубы, месье.

– Разумеется, нет.

– Как занимательно! – усмехнулся Эйдриан. – Давай не будем пытать ее сейчас… пусть наберется сил. Так намного веселее.

– Проклятие.

Грей поднял ее на сиденье. Теперь она могла отвернуться от него и съежиться в углу.

– Согласие восстановлено. – Скрип кожи свидетельствовал, что юноша Эйдриан устраивается поудобнее.

– Тебе легко говорить. Ведь не тебя она собиралась кастрировать, – заметил Грей.

– Это развлечение… я говорю о нем.

– Оставь свое рыцарство. Ты не знаешь ее. Это красивая маленькая змея.

– Нет, я знаю ее, по крайней мере, по ее репутации. Лисенок и я – мы давние соперники… еще с Италии. Нам, змеям, следует держаться вместе.

Тогда она знает, кем должен быть Эйдриан, хотя в Италии он пользовался другим именем. Такие истории о нем рассказывали. Да, этой ночью она попала в ужасную компанию.

Грей не дал ей усвоить новые сведения. Он наклонился, отбросил ей назад волосы и заставил поднять голову. Наружные лампы осветили ее лицо, и она зажмурилась.

Видимо, Эйдриан тоже оглядел ее.

– Она боится тебя, если ты этого хотел. Но страх приходит и уходит. Сейчас она боится.

– Да, я хочу, чтобы она боялась. Так боялась, чтобы не доставляла мне неприятностей. Анник, вы очень меня боитесь?

– Безмерно, месь… – Голосу нее сорвался. Боже! Только бы ей не выдать себя в эти последние минуты; – Фактически я просто в ужасе.

– Как думаешь? – спросил Грей друга. – Это правда или очередное представление?

– Думаю, похоже на правду. Я повидал много испуганных женщин. Тебя легко испугаться. Поверь мне, я знаю.

– Может, она будет вести себя прилично из уважения к твоим утонченным чувствам. Я буду пытать и морить ее голодом позже. – Грей отпустил пленницу.

Слава Богу! Она знала нескольких людей, применявших пытки, и ни один не обладал чувством юмора.

Анник подняла руки, как будто потирая глаза от головной боли. Видимо, она слишком глупа, раз попалась таким образом. Вобан будет ругаться, когда узнает об этом. Не для того он тратил время на ее подготовку, чтобы она так опозорилась.

– Я не из тех, кто легко поддается воздействию, мадемуазель, – сказал Грей. – Вы скоро поймете, что у меня странное отсутствие жалости. И не вздумайте бороться со мной. Возьмите это.

«Это» оказалось фляжкой, наполовину полной. Несвежая вода с металлическим привкусом была прекрасной, как изысканное вино. Несмотря на ее хвастовство, она уже была ему благодарна. Он потребовал от нее сущий пустяк в обмен на воду, которую так небрежно швырнул ей. Он должен это знать.

Потом ей на колени упал хлеб. Тот самый, которым Грей подманивал ее и уронил на землю. Она смахнула грязь, отломила кусочек замечательного хлеба и начала медленно жевать, запивая водой. Она больше не хотела плакать. Эти хлеб и вода совершили чудо, вернув ей силы. Побег снова казался возможным. Может, прямо сейчас.

Она устало откинулась на подушки, глаза еще закрыты, тело безвольное. При мерцающем свете наружных ламп они внимательно наблюдали за ней, и малейшее напряжение мускулов выдало бы ее.

– Я думаю, вы победили, – упавшим голосом сказала Анник. – Видите, я приняла от вас еду и уже не борюсь, с вами. – Она снова откусила кусочек. Они совсем не рассчитывают, что она попытается бежать, пока жует хлеб. – Не великая победа нанести мне поражение. Я не ела несколько дней. Вы не так уж ловки, месье Грей.

С противоположного сиденья донесся приглушенный смешок Эйдриана. Знаменитый шпион промолчал. Карета довольно быстро удалялась от Парижа. Эта дорога, хорошо известная Анник, шла мимо небольших деревень и полей, мимо огромных поместий, окруженных садами. Она почувствовала запах поздноцветущих роз в садах и яблок, запах деревенских пастбищ. Воздух был наполнен дымом каминов, согревающих маленькие каменные дома.

Идеальное место, идеальное время для побега.

Она давно привыкла к темноте. Ночь – ее дружественное королевство, готовое спрятать беглянку. Никто из них не догонит ее в темноте.

Анник проглотила кусочек хлеба и притворилась, что отламывает следующий. Пора. Самый подходящий момент. Нельзя слишком долго раздумывать. Противник это почувствует.