Доведя ее до такого состояния, он сел рядом, чтобы они могли поговорить. Он любил разговаривать в постели, хотя она в это время совсем не была расположена к беседам.

Свечи догорели, и Грей раздвинул тяжелые голубые шторы. Лунный свет подчеркивал рельеф его мускулатуры, дельтовидную мышцу с белой линией от ножевого ранения. Она будет скучать по этому шраму, когда покинет его. Если Сулье не убьет ее, она будет скучать по нему всю жизнь.

– Тебя что-то беспокоит. – Грей провел кончиком пальца по ее нижней губе. – Я хочу, чтобы ты перестала волноваться. Я хочу тебя мягкой и податливой, а не борющейся со мной.

– Если б я с вами боролась, мой друг, вы бы это поняли.

– Возможно, ты борешься с собой. – Его большой палец двигался вниз к пупку. – Ты убежишь от меня, если сможешь. Даже в такую минуту.

Он всегда видел слишком много. Как она могла не любить его?

– Грей, я…

– Это видно по твоим глазам, когда ты проходишь мимо окна. Ты думаешь, как выбраться. Что тебе нужно сделать?

– То и это. Я не хочу больше разговаривать. – Ей осталось всего час или два, она не собирается их портить.

– И мы опять станем враждебными агентами. – Он подложил ей руку под плечо, и они лежали рядом, глядя в потолок. – Мне бы хотелось, чтоб Господь послал нам встречу в других обстоятельствах. Ты могла бы приехать в Литтлдин, это моя деревня, на майский праздник. Ты бы шла, жуя что-нибудь, и я бы увидел тебя…

– Одетой мальчиком? С вашей стороны неприлично обращать внимание на мальчиков.

– Ты была бы в зеленом платье, как на том обеде.

– Неужели я настолько глупа, чтобы ходить по полям в таком наряде?

– Это моя мечта. И я должен сказать, что на тебе надето. Итак… Ты идешь мимо кузницы. У нас большой майский праздник со скачками, танцами, костром, и все напиваются. Ты остановилась, чтобы посмотреть на происходящее. Я отбрасываю с дороги пару неотесанных деревенщин и приглашаю тебя на танец.

– Я отвечаю: «Да, благодарю вас».

– Конечно. Потом я верчу тебя до головокружения, пока ты уже не можешь стоять… между танцами и сидром. Я заманиваю тебя в лес и раздеваю.

– Я не хожу одна в лес с мужчинами. Я научилась этому раньше, чем у меня выросла грудь, если можно так сказать…

– Напрашиваешься на комплименты? У тебя превосходная грудь. – Он повернулся на бок и описал ее в воздухе, не прикасаясь. – Совершенство. Два совершенства. Мы идем среди деревьев, мимо старой мельницы к рощице. В лесах есть зеленые места, полные цветов. Я стелю нам свою куртку на траве.

– Мы лежим вместе, – прошептала она.

– До рассвета. И я по уши в тебя влюбляюсь. Ты остаешься со мной, Анник? Или ты встаешь, отряхиваешься и уходишь?

Глава подразделения английской разведки открыл перед ней свою душу.

– Я не хочу знать конец этой истории. Я лучше вернусь к танцам на траве.

– Или к занятию любовью в лесу. Это хорошая часть, верно? Если б мы были в Литтлдине, ты бы просыпалась с цветами в волосах. Ты бы вообще не захотела никуда бежать. Ты могла бы даже влюбиться.

– Я была немного влюблена в Роберта, пока он не превратился в вас и не запер меня тут.

– Я не могу отпустить тебя. Леблан тебя убьет.

– Возможно.

– Что ты о нем знаешь? Что это за секреты, из-за которых он так стремится убить тебя?

Она вдруг почувствовала, что лежит в постели с вражеским шпионом. Как же все это ненавистно!

– Давайте обсудим вместо этого огневые позиции в Тулоне. Я могу быть чрезвычайно остроумной насчет огневых позиций в Тулоне.

В следующий миг шпион исчез, ей уже страстно улыбался Роберт.

– Позже. – Он занялся ее грудью, и она чуть не застонала от безудержного желания. – К огневым позициям мы вернемся позже. У меня целый список секретов, ради которых я должен тебя совратить.

– Вы ничего от меня не получите. И вообще не разговаривайте о политике, даже когда я стану абсолютно глупой и вы заставите меня согласиться, что в теократическом государстве правит не духовенство, а мышь.

Грей засмеялся – ее такой серьезный Грей, которого она смогла заставить смеяться.

– Политической теорией занимается Гальба. Я занимаюсь практикой, и у тебя очень красивый пупок. Я тебе не говорил? Как чашечка желудя. Нужного размера.

– Нужного для чего? О, чтобы делать это?.. Но это совсем не эротично, только щекотно. Я все еще жду, что вы подкупите меня доводом.

Грей продолжал целовать ее, спускаясь ниже и ниже по животу.

– Тем, о чём я говорю?

– Нет. Полежи немного. Мы не торопимся. Я посмотрю, смогу ли я изменить твое мнение о красивых пупках. В любом случае это важнее политики.

– Цинизм – ваш недостаток. Вы… Вы… Я решила, что это, в конце концов, эротично.

Она дрожала, потому что Грей целовал нежную кожу внутренней стороны бедра.

– Я скажу вам… Я очень восприимчива к тому… что вы хотите сделать. Я не думала, что так будет, когда мне это описывали. Это казалось… довольно глупым… в то время.

Когда Грей начал целовать ее между ног, ей стало не до разговоров. Он превратил ее в жидкое пламя, бедра поднимались в ритмичном движении, она слышала, как шепчет:

– Такой красивый… вы для меня, красивый… только вы…

Когда он доводил ее до подобного состояния, рот уже не подчинялся уму, говоря больше, чем она хотела бы сказать. Он ждал, пока ее дыхание не превратилось в один стон, а руки не вцепились в него.

– Можем поговорить о политике, если хочешь.

– Я не… Нет. Давайте не будем.

– Ты уверена?

Она так хотела его, так хотела, что ее била дрожь. Кожа на его груди была скользкой и соленой. Невозможно удержаться, чтобы не попробовать языком, не провести им по завиткам волос, по темному плоскому соску. Он тоже задрожал, когда она это сделала. Они имели огромную власть друг над другом.

– Вы, месье Грей, дьявол.

Он самодовольно улыбнулся. Он забыл, с кем имеет дело. Она применила один из борцовских приемов, которым ее научил Рене много лет назад. Грей, не ожидавший этого, оказался на спине, и она его оседлала.

– Женщины в нашей семье, – прошептала она ему в ухо, – точно знали, как поступать с хитрыми вражескими шпионами.

Грей не выглядел расстроенным, возможно, он знал этот прием. Его руки обхватили ее за бедра, и он сделал резкий толчок вверх.

– Да. Вот так. Правильно. Да.

Он был из тех, кто жестко контролировал страсть, живущую в его сердце, но в постели он ее освобождал. Не его искусство, не его большое тело доводили Анник до безумия, а его неистовость.

Она чувствовала ее сейчас, как приближение грозы. Он не был медленным и осторожным, он был яростным, как зверь. Ни мыслей. Ни вопросов или ответов. Крепко обхватив его ногами, она скакала на молнии. На громе. Мужская сила подбрасывала ее, рождая такое неописуемое удовольствие, что Анник откинулась назад и закричала.

Намного позже они лежали рядом, прижавшись друг к другу. Убегали ее последние часы с ним. Скоро Грей уснет. Тогда она должна уйти.

– Я могу защитить тебя от Леблана, если ты скажешь мне, что происходит.

Она лишь покачала головой. За окном уже поднялся туман, подсвеченный отдаленными уличными фонарями. Булыжники станут мокрыми и скользкими, когда ей придется бежать по ним.

Она потянулась губами к его уху. Ведь это, в конце концов, последний раз.

– Я скажу правду, Грей. То, что я чувствую к вам в глубине сердца, – это любовь. Только любовь может причинить такую боль. Я хочу, чтоб вы знали это.

– Опять ты говоришь мне – прощай. Хватит! Я не позволю Леблану добраться до тебя.

– Я просто хотела сказать.

– Спи, Анник.

– Если Леблана не остановить, он убьет кого-нибудь в этом доме. Он знает, где я, и он слишком опасен. Будет лучше, если вы меня отпустите, чтобы я сама разобралась с ним.

– Никогда! Спи…