– Вместо этого я буду утверждать, что у голубей нет политики. – Теперь он должен еще чем-нибудь отвлечь ее, пока не вернулся Роберт и остальные. Хотя у них было небольшое поручение, но он терял агентов и на таких заданиях. А с ними была Маргарита. – Садись за фортепьяно, Анник. Пора заниматься.

Гальба дернул шнурок звонка, вызывая Джайлса, который должен был отпереть им двери.

– Голуби не знают, как ужасно вы тут обращаетесь с заключенными. – Глаза у нее смеялись.

Ей было с ним уютно, она чувствовала себя как дома. Его внучка – человек преданный. Она с каждым часом брала на себя обязательства перед ним, его организацией, перед Англией… еще неделя, может, несколько дней – и это будет сделано.

Джайлс стал еще одной приманкой. Оба шли перед ним по коридору, склонив головы, о чем-то шептались. Она была в восторге, что имеет кровного родственника одного с ней возраста, кузена. Она могла бесконечно слушать глупейшие семейные сплетни, радуясь, что все эти люди – ее родственники.

Она уже была неразрывно связана с Робертом. Его дочь и его внучка полюбили замечательных мужчин, теперь за род Гриффитов можно не беспокоиться.

Чего не скажешь о музыке. Войдя в гостиную, он увидел, что Анник стоит, освещенная солнцем, и хмуро смотрит на фортепьяно.

Конечно, она прекрасна, как рассвет. Одна из тех женщин, которые рождены, чтобы сводить мужчин с ума. Старый дьявол Фуше прав в одном: этому агенту пора сменить одежду мальчика и поле боя на салон и политику. Она слишком ценна, чтобы тратить ее способности на военную разведку.

– Когда-нибудь ты захочешь изображать молодую женщину из хорошей семьи. Поэтому тебе давно нужно было выучиться игре на фортепьяно, не знаю, о чем думала твоя мать.

– Я не музыкальна.

– Как и молодые леди из хороших семей. Они поклоняются музе лирической песни Эвтерпе, но совершенно ее не слышат.

– То есть они не могут играть. У меня уже головная боль от ваших классических ссылок, ваших уроков фортепьяно и ваших бесконечных доводов. – Она поставила ноты на пюпитр. – Вы слишком уверены, что я останусь здесь, буду работать на вас и отдам все мои секреты Англии.

– Я уверен. Ты десять лет провела в резне, которую устроил Наполеон в Европе. Ты не простофиля и не сумасшедшая. Чтобы не увидеть Кент поверженным и сожженным, ты дашь мне то, что у тебя в голове.

– И дам преимущество Англии, чтобы я могла увидеть как британские солдаты жгут маленькие фермы Нормандии.

– Или, возможно, ты помешаешь Бонапарту сжечь Вандею. Никто не знает, чем могут обернуться его действия.

– Никто не знает. Это глупость, что вы говорите.

Она еще очень молода. Порой он забывал об этом, разговаривая с ней.

– Я тридцать лет изобретал планы, чтобы управлять событиями. И узнал, что будущее – это не дрессированная собака. Ничто не происходит, как мы планируем. Целесообразность – самая обманчивая из советчиков.

– И все же приходится выбирать. – Анник перевернула нотный лист, затем другой. – Я должна выбрать.

– Тогда не пытайся угадать будущее и сделай это. Делай, что считаешь правильным, здесь, в эту минуту. И это, внучка, ты способна отличить.

Невыносимая тяжесть знания, которое она носила, отразилась в ее глазах. Только проблеск. Затем она села за фортепьяно и открыла крышку.

– Если б я даже могла вас понять, хотя и не понимаю, я бы не послушала. Вы скажете что угодно, вы с Греем, чтобы получить желаемое.

– Ты не из тех женщин, которым лгут безнаказанно. Что бы мы ни сказали, решишь ты сама. Надеюсь, мудро.

– Я вежливо разговариваю с вами, потому что обучена уважать возраст и седину. – Она извлекла несколько громких диссонансов, чтобы доказать свое положение. – Вы уверены во мне. Большая ошибка с вашей стороны. Я коварная женщина. Я дам ровно столько информации, сколько захочу, не больше. И сделаю это, но собственному усмотрению и в нужное мне время.

Впечатляющая женщина, как сказал Пакстон. Слава Богу, Роберт знал, как с ней обращаться.

Анник начала разбирать «Прелюдию до-мажор» Баха. Конечно, ее руки не могли быть неуклюжими, однако слуха, увы не было. Гальба выбрал красную софу, заведомо неудобный предмет мебели, закрыл глаза и принял свое наказание.

Музыка резко стихла. «Они едут».

Анник встала, хотя не бросилась к окну. Вобак превосходно ее обучил. Молодая девушка, с нетерпением ожидающая возлюбленного, была еще и опытным; агентом, который не делает ошибок.

Теперь Гальба тоже услышал, что они подъезжают. Когда наемный экипаж остановился, из дома вышел Ферпосон, чтобы их встретить. Гальба краем глаза увидел, как Анник расслабилась, впервые за эти долгие часы.

Он вернулся. Разве не глупо было волноваться за опытнейшего Грея, когда он выполнял какое-то мелкое поручение? Любовь сделала ее идиоткой.

Гальба притворился, что не заметил ее слабости, но Анник не обратила внимания на изысканную вежливость.

Первой вошла Маргарита, за ней Грей и Эйдриан. Она выглядела настолько довольной собой, что одно это свидетельствовало об успехе.

– Сделано! – Эйдриан бросил трость на стол, а на нее метнул шляпу. – Гладко, как шелк. О чем я и говорил.

– Я сама видела ребенка, он спал. Она поправляется. Все согласны отпустить ее с отцом, хотя он и мошенник.

– Войти. Украсть кого-нибудь. Выйти. – Глаза у Эйдриана сияли. – Я люблю такую работу.

Последним вошел Дойл, на этот раз изображающий бродягу в кожаной куртке и шейном платке с яркими точками.

– Лазарус рассержен. Главным образом на этого молодого дурака.

– Я сердил его и прежде.

– Удивляюсь, как ты сумел оставаться в живых так долго, если…

Маргарита вручила ему стакан вина и поцеловала в губы при всех. Это был нешуточный супружеский поцелуй, и он похоже, для них дело обычное.

– Мэгги, тебе нравится, когда он в грязной одежде, верно? – Эйдриан уклонился от ее кулачка. В веселом настроении он походил на жужжащую муху. – Должно быть, это напоминает любовную связь с конюхом. Попробуй как-нибудь, когда он гуляет во Франции.

– Ты, Хокер, мой мальчик, как-нибудь получишь по заслугам, – ответил Дойл. – Нечего советовать Мэгги, с кем ей иметь любовную связь, у нее своя голова на плечах.

Маргарита засмеялась:

– Я предпочитаю хорошо одетых любовников, но женщина моего возраста не может быть разборчивой. Думаю, и этот станет довольно милым, когда я отмою его дома.

Эйдриан направился к Джайлсу и помог ему налить вино.

– Лазарус не перерезал мне горло, контрабандисты в большом долгу перед нами, а Служба осталась в стороне. Боже, иногда я даже удивляюсь себе!

А Грей подошел к ней, словно в комнате никого не было, и вложил ей в руку бокал. Но как она вообще могла о чем-то думать, если он уже раздевал ее взглядом?

Эйдриан поднял бокал:

– За шпионаж. Меч без клинка…

– …и без рукоятки, – закончил Гальба. – Мои поздравления. Вы хорошо поработали.

Анник подняла бокал вместе со всеми. Как легко влиться в это товарищество, притвориться одной из них. Пора, давно пора бежать из этого дома. Ее одолевали беспокойные мысли. Она чувствовала, как постепенно тает ее уверенность. Каждую ночь она спала в объятиях Грея и явно становилась валлийкой. Скоро ей вообще не захочется уходить.

Скоро она, возможно, поверит британцам и выдаст им секреты. Именно этого ждут от нее Грей и все остальные.

Маргарита бродила по комнате, и солнечный свет пятнал ее голубое платье, когда она шла мимо окон. Тонкие шторы раздувались от ветра, то прилипая к решеткам, то опадая. По улице ехала карета. В их сторону. Замедлила ход.

Анник насторожилась. Странно. Что-то не так. Если проходить мимо окна, Маргарита в профиль могла быть любой женщиной. Любой целью.

– Мэгги, ты отбрасываешь тень, – сурово предупредил Дойл. – Уйди от окна.

Карета на улице. Замедляет ход. Не то…

Эйдриан уже взял Мэгги за руку. Пуля влетела в окно, и Мэгги камнем упала на пол.

Выстрел был сигналом. Окна начали взрываться одно за другим. Осколки резали воздух, как миллион дротиков. Анник упала на пол, спрятала лицо, сверху каскадом валились разбитые стекла. Ее руки начали кровоточить. Выстрелы. Хаос.