Запаздывает язык и в отражении некоторых новых ролей. В России, как и во всем мире, хотя и несколько позднее, распространилась новая форма брака – без регистрации, то есть постоянное совместное проживание, что порой сопровождается рождением и воспитанием детей. Как называть таких «сожителей»? Кавычки здесь поставлены неслучайно, потому что вроде бы подходящее по смыслу слово в этой ситуации не используется, наверное, из-за отчетливой отрицательной оценки, явно не уместной по отношению ко все более входящему в норму явлению. Не подходит здесь и слово любовники, отмечающее лишь наличие физической связи и скорее отрицающее совместное проживание, и уж тем более – платоническое возлюбленные. Русский язык заимствовал английское слово бойфренд (кстати, герлфренд почти не употребляется, наверное, потому, что женщинам важнее зафиксировать статус мужчины), однако использует его довольно избирательно. Применимо оно только по отношению к молодым людям и не обязательно означает совместное житье-бытье.

Остаются относительно новые и слегка расплывчатые значения слов друг и подруга (более редкое): «Это ее друг». Насчет совместного проживания в этом случае тоже не вполне ясно, но по крайней мере постоянные отношения эти слова подразумевают. И все-таки подумайте сами. Прожив с человеком лет пять-семь и, например, родив от него ребенка, удобно ли сказать: «Это мой друг». Боюсь, что язык не повернется. Кто же этот человек? Муж? А как же законный брак? И оказывается, что тут у русского языка, а вместе с ним и у нас, нет подходящего слова. Язык как бы замер в ожидании, чем разрешится эта ситуация. Получит ли она особый юридический и, главное, культурный статус, как во многих странах, что, безусловно, потребует специального слова? Или просто понятие брака расшатается так, что слова муж и жена станут применяться значительно шире, чем сейчас?

Отсутствие слов для нового и вроде бы важного явления оказывается не менее значимым, чем появление таковых. Оно подчеркивает неустойчивость, незакрепленность в культуре и тем самым неокончательность нынешней ситуации с браком и семьей. Что будет? Как говорится, поживем-увидим.

Появление новых слов в языке показывает, что важного появилось в мире. И в этом смысле, пожалуй, самое интересное то, как мы называем самих себя, то есть какие новые названия людей появились в последнее время. По этим словам можно судить о том, какие человеческие типы оказываются в фокусе нашего внимания. Они также задают и некий новый взгляд на себя или, точнее, новый ракурс. Вообще названия людей помогают нам составить наш собственный обобщенный портрет, новые же названия добавляют в него новые черты. А ведь самое интересное для нас – это мы сами. Если подумать, как было бы интересно из этого океана новых названий выбрать самое новое, самое модное, ну вообще, самое-самое… Попробуем!

Про профессии было сказано и так много, так что просто напомню: хедхантер, фандрейзер, коучер, пруфридер, копирайтер… И ведь это все не какие-то диковинные существа, а мы сами – обычные современные люди. Новые профессии заползают в наш мир в таком количестве, что мы уже радуемся, как старым друзьям, дилеру и брокеру, дизайнеру и креатору (хотя недавно рассказывали про них анекдоты), не говоря уж о главной профессии грядущего века – менеджере. Еще раз вспомню и его самоироничного двойника – манагера. Источник тот же – английский, а оценка – наша русская, и только в русском языке существующая. Новые профессии в подавляющем большинстве – из английского, исключения редки и относятся к областям кулинарии, моды, ну и спорта (например, сомелье, кутюрье, сумоист). Даже когда вдруг встречаешь в интернете что-то очень знакомое, например шароварщика, выясняется, что он тоже пришел из английского. К шароварам эта профессия отношения не имеет, а обозначает программиста, создателя особых пробных программ, предлагаемых бесплатно, но, как правило, с ограничением времени действия или каким-то другим «недостатком» (от англ. shareware).

Кроме профессий есть еще много нового и интересного. На звание самого-самого претендуют, на мой взгляд, два очень модных словца – блоггер и трендсеттер. C блоггером (англ. blogger) понятнее – это человек, ведущий блог, то есть дневник в интернете. Мало кто помнит, что сначалато был weblog, но потом, как говорится, «w» упало, «e» пропало, а «b» накрепко прилипло к «log». Результат налицо. Кстати, пример другого игрового слова в интернете – лжеюзер, где «лже» означает вовсе не ложный, а LJ (LiveJournal), то есть опять же интернет-дневник.

Только входящее в нашу жизнь слово трендсеттер поначалу вводит в заблуждение, однако это не порода собак. Оно – воплощенная мода, модно само и к тому же называет модного человека, точнее, законодателя этой самой моды, стиля жизни и, не побоюсь нового слова, тренда.

В последнее время меня, пожалуй, больше всего поразил приход дауншифтера. Что это, кто это? Ах, да, это тот, кто занимается дауншифтингом. Всем понятно? Вопросов нет? Ладно уж, объясню. Дауншифтер – это тот, кто сознательно спускается вниз по социальной лестнице, выпадает из социальной иерархии. Журнал «Русский Newsweek» опубликовал большую статью о дауншифтерах, наших соотечественниках, которые бросают престижную работу, оставляют высокие посты и на заработанные тяжелым трудом деньги живут где-нибудь в Таиланде или Малайзии. Ведь и вправду иначе, чем как дауншифтерами, их и не назовешь.

Обзор не будет полон, если мы не обратимся к области взаимоотношений полов. Здесь, как это ни странно, все самое интересное связано с мужчинами. Рядом с недавними властителями дум – метросексуалами – теперь часто упоминаются образованные по аналогии ретросексуалы (обычные мужики, но красиво названные) и техносексуалы (они же, но помешанные на технике). Однако за их спинами уже виден будущий чемпион – уберсексуал, причудливая смесь английского с немецким (вспомните уберменша). Только не надо спрашивать, что это такое, все равно не скажу. Разве что в качестве намека назову пару-тройку этих сверхмужчин: Билл Клинтон, Джордж Клуни, Пирс Броснан (любят политику, вино, сигары)… Замечу лишь, что тенденция удручающая, большинство из этих «неосексуалов» как-то слишком самодостаточны и практически не нуждаются в женском обществе. А жаль.

Наблюдательный читатель уже обратил внимание, что и эти новые слова русским языком заимствованы, прежде всего из английского. Это, пожалуй, самый яркий и, наверное, грустный пример того, что мы сейчас не создаем общественные, профессиональные и культурные отношения, а, скорее, заимствуем их вместе с соответствующими словами, то есть живем в условиях трансляции чужой культуры.

Не знаю, послужит ли читателю утешением, что в языке сохранилась по крайней мере одна патриотичная область. Это зона партстроительства. Рядом с единороссами плечом к плечу выстраиваются свободороссы. Не будем забывать о родинцах и жизненцах. Правда, только к ним привыкли, как они, объединившись, вроде и перестали быть актуальными. Кто они теперь? Справедливороссы? Мне лично милее были бы справедливцы, но едва ли члены партии со мной согласятся. Впрочем, теперь, кажется, их называют еще и эсерами (по аббревиатуре СР). Не правда ли, все новое – это хорошо забытое старое?

Почти все слова, о которых я писал в этой главе, подчеркнул красной волнистой чертой спелчекер (проверка орфографии). Значит, они еще не вполне вошли в русский язык (даже продвинутый спелчекер их не признал), и есть робкая надежда, что войдут по крайней мере не все. Так что не надо отчаиваться!