– Давайте пойдем покажем Бо, – предложила я, испытывая огромное желание не оставаться больше с ней наедине. У меня по телу побежали мурашки, и руки покрылись гусиной кожей.

– Это очень красиво! – воскликнул Бо с надлежащим энтузиазмом. Его отец кивнул, и мать приняла более удовлетворенный вид.

Наконец вечер подошел к концу, я облегченно вздохнула, и мы поехали домой.

– По-моему, я наломала дров наверху, – сразу же пожаловалась я Бо. – Я назвала твою мать «мамой» после того, как она подарила мне браслет.

– Да, Жизель никогда не называла ее иначе чем мадам Андреа или Эдит. Моя мать не принадлежит к тем, кто симпатизирует другим женщинам, а Жизель не прилагала никаких усилий, чтобы быть хорошей невесткой. Но я думаю, что ты вполне справилась.

– Да я почти и слова не сказала за ужином.

– Так Жизель себя и вела. Мой отец очень старомоден. Он предпочитает тихих женщин, с одним исключением… Он ничего не имел против Дафни, потому что она была такая ловкая в делах. Собственно, он был от нее в восторге. Думаю, мама немного ревновала.

Я не стала говорить этого, но подумала, что из Дафни и отца Бо получилась бы отличная пара.

– Как бы там ни было, – сказал Бо, – но мы прошли еще одну проверку. – Он сжал мою руку, глаза его светились счастьем.

Он был прав: у нас получалось. Но, когда мы приехали домой, нас ожидало известие, что звонил Поль и просил с ним связаться.

– Он сказал, что это срочно, мадам, – доложил Обри.

– Спасибо, Обри. Сначала позволь мне проверить Перл, Бо. – Я взбежала вверх по лестнице и застала ее крепко спящей. Миссис Феррер вышла из смежной комнаты, сообщив, что все отлично. Тогда я спустилась в кабинет и позвонила Полю, Бо в это время сидел на диване.

– Все обстоит гораздо хуже, чем мы предполагали, – проговорил он так тихо и отчужденно, что казалось, я слушаю незнакомого человека. Слова он выговаривал нечетко, и я подумала, что он, наверное, выпил.

– Мой доктор говорит, что это самый тяжелый случай из всех, с которыми ему приходилось сталкиваться. У нее были страшные эпилептические припадки, а сейчас она в глубокой коме.

– О нет, Поль. А что сейчас говорит врач?

– Он сказал, что если она и выживет, то наверняка у нее навсегда останется повреждение мозга и, скорее всего, будут постоянные припадки.

– Какой ужас. Что ты собираешься делать?

– А что мне остается делать? Что всем нам делать? Вы с Бо ведь на это и надеялись, так? – ответил он с несвойственной ему горечью.

– Нет, – произнесла я слабым голосом.

– Что значит «нет»? Разве ты не рассказывала мне, как однажды ходила к Мамаше Вуду, чтобы навести на нее порчу? – спросил он.

«Зачем он напоминает мне об этом?»

– Это было очень давно, Поль, и я сразу же потом раскаялась.

– Ну, очевидно, эта порча все еще действует. Рад за вас обоих, – сказал он.

– Поль…

– Мне нужно идти. У меня дела, – бросил он и повесил трубку, прежде чем я успела вымолвить слово.

– В чем дело? – спросил Бо, видя, как я стою с трубкой в руке и смотрю невидящим взглядом.

Сердце стучало, кровь отлила от моего лица. Я рассказала ему то, что сообщил Поль о состоянии Жизель.

– Я не понимаю. Это как раз то, о чем я говорил ему с самого начала.

– Он этому не поверил. Думаю, он надеялся, что вылечит ее и таким образом вернет меня назад, – сказала я.

– Что он собирается делать? – спросил Бо.

– Не знаю. Он так странно со мной разговаривал, совсем на него не похоже. Наверное, он напился.

– Он дал нам обязательство, – твердо проговорил Бо. – И я заставлю его выполнить это обязательство.

Он быстро встал и обнял меня, я положила голову ему на плечо. Он целовал мои волосы, нежно гладил их, опять целовал и шептал на ухо успокаивающие слова.

– Все будет хорошо. Все будет замечательно. Так должно быть, – повторял он как заклинание, но от слов Поля кровь застыла у меня в жилах.

– Я чувствую себя совершенно разбитой, Бо. Я люблю тебя, хочу быть с тобой и хочу, чтобы Перл была с тобой, но над нами все время висит темное облако, каким бы голубым ни было небо.

– Это ощущение пройдет, – пообещал он. – Просто дай себе шанс.

– Думаю, нам лучше повидаться с Полем на следующей неделе. Все равно ведь нужно свозить к нему Перл, правда?

– Наверное, ты права, – произнес он, но видно было, что идея ему не нравится.

Каждый день я звонила Полю, чтобы узнать, как дела. Его почти никогда не бывало дома. Слуги сообщили мне, что он дежурит в больнице. Сначала он не отвечал на мои звонки, а когда наконец начал звонить, говорил со мной все более и более странно, в последний раз, когда мы разговаривали, я едва узнавала его голос.

– Она по-прежнему в глубокой коме. Возможно, придется подключить ее к дыхательному аппарату, – проговорил он безжизненным голосом, будто все чувства покинули его, оставив одну только пустую оболочку.

– Поль, ты изнуряешь себя. Джеймс сказал мне, что ты почти не бываешь дома, проводишь дни и ночи в больнице.

– В такие времена муж должен находиться подле жены, разве ты так не думаешь? – спросил он с холодящим душу смешком. – Ему следует быть у ее постели, держать за руку, тихонько разговаривать с ней, умоляя, упрашивая, побуждая выйти из комы, если не ради него, то ради их ребенка. В больнице все понимают. Меня все жалеют. Даже медсестра сегодня плакала, я видел, как она вытирала слезы, – сказал он.

На мгновение мне почудилось, что это я не могу дышать, сердце окаменело и замерло в груди. Я хотела заговорить, но не смогла. Я слышала, как он вздохнул.

– Ты ведь никогда не понимала, да? Я имею в виду, по-настоящему. Ты замужем, но что для тебя брак? Удобный союз, который служит твоим собственным эгоистическим целям? – Голос его перешел в свистящий шепот.

– Поль, пожалуйста…

– Если бы ты только видела ее, Жизель. Она вянет, как цветок, в этой постели, красота ее угасает прямо на глазах.

– Что? Как ты меня назвал?

– Ты знаешь, что я говорю людям? Я говорю им, что ангелы позавидовали. Они смотрели вниз на нас и видели, какой совершенной была наша любовь. Даже небеса не так совершенны, и поэтому они из зависти сговорились устроить эту трагедию. Слишком романтично для тебя, Жизель? Ты ведь никогда не была романтиком, не правда ли? Кто был мужчина для тебя… партнер в постели, кто-то, кого можно дразнить и мучить. Ты завидовала своей сестре, потому что она была способна любить, а ты – нет, верно? О, как ужасна зависть. Она точит тебя изнутри. Ты увидишь, Жизель. Ты увидишь. Мне жаль тебя и всех женщин мира, которые не способны любить так, как Руби.

Мне казалось, что я теряю ощущение реальности.

– Поль, почему ты так разговариваешь? Кто-нибудь стоит около тебя? Почему ты говоришь такие вещи?

– Почему? Потому что… потому что мне до смерти надоели добрые страдания и плохое наслаждение от всех удовольствий и радостей мира. Вот почему. В любом случае спасибо за звонок. Ты выполнила свой долг. Можешь облегчить свою совесть и вернуться к погоне за собственными удовольствиями.

– Поль!

– Я устал. Мне нужно выпить и попробовать заснуть. Спокойной ночи, Жизель. О, передай привет своему неотразимому блистательному мужу. Уверен, он считает, что ему повезло, ведь это не его жена смертельно больна.

– Поль! – вскричала я, но он уже бросил трубку. Я стояла и держала трубку в руке, как будто это была мертвая птица. Потом осторожно положила ее и побежала искать Бо. Он работал с какими-то деловыми бумагами в кабинете и удивленно поднял глаза.

– Что случилось? – быстро спросил он.

Я рассказала ему про Поля, про то, что он делал всю эту неделю.

Бо подумал минуту и потом пожал плечами.

– Похоже, он серьезно и ответственно отнесся к своей роли и хорошо ее играет. Нам следует быть признательными.

– Нет, Бо. Ты не понимаешь. Ты не знаешь Поля. Он бы никогда не сказал того, что он мне сказал. Он нездоров. Я хочу поехать завтра в Кипарисовую рощу. Нам надо поехать, Бо. Не пытайся отговорить меня.