Мы чокнулись и отпили из бокалов, пристально глядя друг на друга широко открытыми глазами. Наконец, Поль осторожно, чтобы не задеть свою фальшивую бороду, промокнул губы салфеткой и кивнул Молли и Джеймсу, что можно подавать ужин.

Я и не думала, что смогу с аппетитом поужинать в этот вечер, но чудесный спектакль, поставленный Полем, был таким изысканным и романтичным, что мрачные мысли незаметно улетучились. Наверное, он давно спланировал все это и держал на тот случай, когда понадобится отвлечь и успокоить меня.

Летти приготовила на горячее дикую утку с хрустящей корочкой. А на десерт мы ели «плавающий остров» с клубникой и нашим ароматным кейджунским кофе. За ужином Поль был полон очарования и постоянно смешил меня. Он явно изучил сражения гражданской войны, в которых участвовал его предок Вильям Тейт. Как актер, который месяцами репетировал свою роль, он ни на секунду не выходил из образа: напевал куплеты времен Гражданской войны, говорил о взятии Нового Орлеана армией янки и о ненавистном генерале Батлере, чье лицо было нарисовано внутри горшков, которые прославились как горшки Батлера.

Он так забавлял меня, что не было времени вспоминать визит Жизель и те ужасные вещи, которые она наговорила. К тому моменту, когда мы с Полем закончили ужин, я уже весело смеялась, счастливая и умиротворенная. Он предложил мне свою руку и проводил в патио, где мы еще посидели после ужина, душевно беседуя и глядя на звезды.

«Сто лет назад, – подумала я, – офицер-конфедерат и его дама точно так же смотрели на это небо, и те же самые звезды мерцали им с высоты. Сто лет совсем немного для звезд, гораздо меньше, чем секунда для нас. Как мы малы и ничтожны перед лицом Вселенной, – думала я. – И мы, и все наши великие проблемы».

– Пенни за твои мысли, – сказал Поль.

– Мои мысли так ценны для тебя?

– Так ценны, что деньги не могут быть эквивалентом. Поэтому я символически предложил пенни.

– Я просто думала о том, как мы малы перед звездами.

– Попросил бы не обобщать, мадам. Видите вот ту звезду, которая сияет ярче других?

– Да.

– Вот она так сияет, потому что завидует яркому свету, который сегодня ночью излучает ваше лицо. И где-то на другой планете, вроде нашей, двое других смотрят сейчас на свое ночное небо и видят сияние ваших глаз, блеск ваших губ и думают, как мал их мир.

– О Поль, – вымолвила я, тронутая его словами.

– Вильям Генри Тейт, – поправил он и наклонился вперед, чтобы коснуться моих губ легким поцелуем, таким нежным и быстрым, словно меня поцеловал прохладный ветерок с залива. Но когда я открыла глаза, его лицо еще было рядом.

– Я не могу быть счастлив, когда ты страдаешь, Руби, – прошептал он. – Тебе немного лучше теперь?

– Да, – ответила я.

Я слышала, как прозвучали мои слова, чувствовала, как дрожит тело. Задушевность, вино, чудесная еда наполнили меня теплым трепетом. Ночь, звезды и даже воздух, которым мы дышали, – все было в сговоре против той моей частицы, которая еще боролась, напоминая, как я близка к тому, чтобы сдаться.

– Хорошо, – проговорил Поль и коснулся губами моего лба, поцеловал закрытые глаза, нос, уголок рта.

Дрожь, появившаяся в груди, перешла на шею, куда скользнули его губы. Я ахнула и отодвинулась.

– Я устала, – быстро заговорила я. – Думаю, мне надо идти.

– Конечно. – Он поднялся, когда я встала.

– Спасибо, сэр, – сказала я улыбаясь, – за удивительный вечер.

– Возможно, когда окончится война, мы повторим это, – ответил он, – в обстановке, более соответствующей вашей красоте и вашему положению.

– Это было чудесно, удивительно, – повторила я. Он кивнул, я повернулась и пошла в дом, сердце мое готово было выскочить из груди. Казалось, будто я действительно попрощалась с кавалером, который ухаживал за мной и в которого я все больше и больше влюблялась.

Молли выключила свет во всем доме. Миссис Флемминг покормила Перл и уложила ее спать. Я стремительно взлетела по ступеням к себе в комнату, прислонилась к дверному косяку и постояла так с закрытыми глазами, с трудом переводя дыхание, кровь стучала у меня в висках.

Наконец я оторвалась от двери, подошла к туалетному столику и медленно выскользнула из старинного платья, внимательно разглядывая себя в зеркале. Потом распустила волосы, и они волной упали на плечи и шею, онемевшую от его поцелуя. Я не могла унять дрожь в теле и то томление, которое, как я наивно полагала, сумею подавить усилием воли. Дыхание мое участилось, пока я раздевалась, снимая трусики и расстегивая лифчик. Голая, я окинула себя пристальным взглядом в зеркале, воображая, как галантный офицер-конфедерат подходит ко мне сзади и сжимает руками плечи, а я поворачиваюсь, и наши губы встречаются…

Наконец я выключила свет и забилась под одеяло, наслаждаясь прохладным прикосновением белья к разгоряченной коже. Нежные слова Поля еще звучали в моих ушах. Я лежала, думая о звездах и мечтая. Я не слышала, как открылась дверь смежной комнаты, и он тихо подошел к моей кровати. Я поняла, что он рядом, когда вдруг почувствовала тепло его тела и мягкое прикосновение губ к моей шее.

– Поль.

– Это – Вильям, – тихо сказал он.

– Пожалуйста, не надо… – начала я, но слова замерли у меня в горле.

– Мадам, на войне время – роскошь. Если бы мы встретились и полюбили друг друга до или после, я бы провел недели, месяцы, ухаживая за вами, но утром мне предстоит вести свои войска в жестокий бой, из которого многие не вернутся.

Я стремительно повернулась, и в это время его руки сжали меня в объятиях, и он припал к моим губам. Это был долгий, жаркий поцелуй. Он прижимал меня к своей груди, медленно раздвигая мои ноги, и я вдруг почувствовала, как его мужская плоть нежно проникает в меня.

Я отрицательно замотала головой, но его губы уже скользили по моей шее, и их прикосновение сломило мое сопротивление. Я откинулась на подушку, а он уже нежно ласкал языком мои набухшие соски, вызывая дрожь во всем теле. Мне почудилось, что за окном я слышу конское ржание и нетерпеливый перебор копыт по камням.

– Я тоже могу не вернуться, мадам. Но если смерть готовится призвать меня к себе, то ее ждет разочарование, ибо на моих устах будет ваше имя, а перед глазами – ваше дивное лицо.

– Нет, – слабо выдохнула я и прошептала: – Вильям.

Когда он вошел в меня, я охнула и заплакала, но он опять нежно и страстно завладел моими губами. Мы двигались в медленном ритме, который становился все быстрее и быстрее, пока мы не достигли вершины экстаза, который заставил меня застонать.

Потом мы лежали друг подле друга, ожидая, пока восстановится наше дыхание. Тогда он поднялся с кровати, повернулся и сказал:

– Благослови вас Господь, мадам. – Скользнул в темноту к двери и исчез.

Я закрыла глаза. Внутренний голос в муках и панике обличал мой грех и зло, гневно клеймил проклятьем и грозил многочисленными наказаниями, которые теперь дождем обрушатся на меня. Но я заглушила эти голоса, слушала только свое сильно бьющееся сердце, а затем заснула под звуки клокочущей во всем теле крови и спала, пока слабый свет раннего рассвета не заиграл тенями на стенах.

Мне послышался звук пушечных выстрелов вдали, и я медленно села в постели. Казалось, что по двору цокает кавалерия. Раздвинув шторы, я выглянула. Вспышки болотного газа, стелющегося по поверхности каналов, действительно напоминали грохот пушек. Вдали, за силуэтами ив, чудились фигуры всадников. Но вот уже солнце раздвинуло покров темноты своими первыми лучами и возвратило сны на небеса – до следующей ночи.

Я вернулась в постель и лежала без сна, пока не услышала, как заплакала Перл, а миссис Флемминг поспешила к ее колыбельке. Тогда я встала и оделась, чтобы предстать перед реальностью нового дня.

Когда я спустилась с миссис Флемминг и Перл, Поль сидел за столом, пил кофе и читал газету. Он захлопнул страницы, быстро сложил их и улыбнулся.

– Доброе утро. Все хорошо спали?

– Маленькая спала всю ночь, – сказала миссис Флемминг. – Никогда не видела такого спокойного ребенка. У меня такое чувство, что я краду у вас деньги за то, что ухаживаю за такой безупречной малышкой.