Датч поехал на угол Юкки и Хайленд и остановился перед магазином «Феминист-библиофил». Ему сразу бросилось в глаза, что парадная дверь приоткрыта, а крыльцо засыпано битым стеклом.

Вытащив пистолет, Датч вошел внутрь. Груды книг, осколки битого стекла и обломки штукатурки устилали пол. Он прошел через кухню в заднюю часть помещения и попал в спальню. Здесь не было следов разрушения, но на постели валялась кожаная сумка.

Датч заглянул в нее. Деньги и кредитные карточки на месте. Это совершенно не вязалось с картиной разгрома. Обнаружив в бумажнике из телячьей кожи крупную сумму денег, а также водительские права и документы на машину, выданные на имя Кэтлин Маккарти, Датч схватил телефон и позвонил в участок.

– Говорит Пелтц, – сказал он. – Сигнал всем постам. Разыскивается Кэтлин Маккарти, белая женщина, пять футов девять дюймов, сто тридцать пять фунтов, волосы каштановые, глаза карие, дата рождения – двадцать первое ноября сорок шестого года. Бежевый «вольво» двенадцать – два ноля, шестьдесят седьмого года выпуска, номер Эл-Кью-Эм девятьсот пятьдесят семь. Задержать только для допроса. Силу не применять, эта женщина не подозреваемая. Пусть ее доставят ко мне в кабинет.

– А вам не кажется, что это немного не по уставу, капитан? – засомневался дежурный офицер.

– Заткнись и выполняй, – приказал Датч.

Проверив кварталы по соседству с книжным магазином и не обнаружив ни Кэтлин, ни ее машины, Датч почувствовал себя раскаявшимся Иудой. Он знал, что единственное противоядие от этого – движение. Лучше ехать в любом направлении, чем оставаться на месте.

Датч поехал в Сильверлейк. Он постучал в дверь старого дома, мимо которого Ллойд провозил его столько раз, почти не ожидая, что кто-то ему откроет. Он знал, что родители Ллойда стары и живут в немом одиночестве. Никто не ответил. Тогда Датч обогнул дом и заглянул через изгородь на задний двор.

Он увидел высокого мужчину, пьющего виски прямо из бутылки и размахивающего крупнокалиберным револьвером. Датч застыл, вспоминая рассказы Ллойда о его чокнутом старшем брате Томе. Он наблюдал за печальным зрелищем, пока Том не бросил револьвер на землю, после чего наклонился к ящику, стоявшему у его ног, и вытащил ручной пулемет.

Датч ахнул, увидев, как Том, пьяно раскачиваясь, бормочет себе под нос:

– Гребаный Ллойд ни хрена не знает. Все эти гребаные фараоны ни хрена не знают, как проучить гребаных ниггеров, но я-то знаю, разрази меня гром! Гребаный Ллойд думает, он может мне указывать, что и как. Ничего, я ему еще покажу. Он у меня еще поплачет!

Том выронил пулемет и рухнул на землю вслед за ним. Датч вынул свой пистолет, протиснулся через щель в изгороди и, прокравшись вдоль стены, бросился к Тому, целясь ему прямо в голову.

– Замри, – приказал он, когда тот оглянулся в замешательстве.

– Ллойди забрал мои игрушки, – пожаловался Том. – Он никогда не хотел со мной играть. Забрал мои лучшие игрушки, а играть со мной все равно не хочет…

Датч заметил большую яму рядом с Томом и заглянул внутрь. На него смотрели дула полудюжины обрезов. Оставив Тома плакать в грязи, Датч побежал обратно к своей машине. Он схватился за руль и тоже заплакал, моля Бога о помощи. Он и сам не знал, что собирается делать: то ли арестовать Ллойда, то ли отпустить его с миром.

Сжимая руль, Кэтлин без всякой цели гнала машину по переулкам Голливуда. Она декламировала про себя свои лучшие стихи, пытаясь заглушить мысли о найденном на крыше магнитофоне, о высоком полисмене и его безумной теории кровавых убийств, но его слова звучали у нее в голове все громче, заглушая рифмованные строки. На Мелроузона проехала на красный свет, запоздало ударила по тормозам, и машину занесло. Она едва не задела стайку детишек, пересекавших перекресток во главе с воспитательницей.

Кэтлин остановилась у тротуара, вся дрожа. Возмущенные гудки водителей совершенно вытеснили из ее сознания стихотворные строчки. Ей вообще было уже не до слов. Ллойд Хопкинс и его теория заговора требовали опровержения на основе фактов. Магнитофон являлся материальной уликой, и ему можно было противопоставить только другую, еще более вескую материальную улику. Пора навестить одноклассника и послушать, что он скажет.

Датч сидел и слушал, как лейтенант Перкинс, командир голливудского подразделения детективов, инструктирует своих людей по делу Голливудского Мясника.

– Наши черно-белые машины и вертолетные патрули не дадут ублюдку совершить новое убийство, новы, парни, должны разузнать, кто он такой. Детективы шерифской службы работают по делам Мортон и Крэйги. Возможно, у них уже есть версия. Какой-то помощник шерифа из отдела нравов Западного Голливуда вышиб себе мозги вчера вечером в своей квартире. Кое-кто из его коллег по отделу нравов утверждает, что он был крепко завязан с Крэйги. Убойный отдел в центре работает по делу Пратт. Стало быть, нам с вами, парни, остается выкурить из норы в районе Голливуда всех извращенцев, взломщиков, наркоманов и прочих подонков, замешанных в насилии, на чем бы они ни специализировались. Задействуйте своих стукачей, перетрясите дела на условно-досрочников, напрягите мозги, опросите патрульных. Используйте все, что сочтете нужным.

Полицейские встали и направились к дверям. Заметив Датча, Перкинс окликнул его:

– Эй, шкипер! И где, по-твоему, шляется Ллойд Хопкинс? Как раз сейчас, когда он нам действительно нужен, где его черти носят?

Кэтлин подъехала к кирпичному зданию на Альварадо и остановила машину. Она заметила на дверях табличку «Закрыто по болезни» и попыталась рассмотреть сквозь стекло витрины, что творится внутри, но ничего не увидела, кроме запыленных прилавков и кучи картонных коробок. Тогда она отправилась на стоянку и сразу заметила длинный желтый фургон с номерным знаком «П-О-Э-Т». Она уже взялась за ручку задней дверцы, когда ее накрыла тьма.

Ллойд ждал темноты на игровой площадке парка в Полумиле от электростанции Сильверлейка. Он спрятал машину за сараем с инвентарем, чтобы ее не было видно с улицы. «Ремингтон» и «магнум» лежали в багажнике, заряженные и готовые к бою. Сидя на старых детских качелях, скрипящих под его тяжестью, он мысленно составил список людей, которых любил. Список возглавили его мать, Дженис и Датч, за ними шли дочери и множество женщин, подаривших ему радость и веселье. Раскидывая сети памяти как можно дальше, чтобы вооружиться любовью, он вытянул новый улов: товарищей по работе, обаятельных жуликов и даже обычных прохожих, замеченных им на улице и чем-то запомнившихся. Отдельные люди становились уже неразличимыми в толпе, но любовь от этого только росла, и когда спустились сумерки, Ллойд понял, что, если в полночь ему суждено умереть, он продолжит жить в крупинках невинности, которую спас от Тедди Верпланка.

Кэтлин вышла из тьмы с открытыми глазами. Зрение вернулось к ней со слезами и удушливым запахом химикатов. Она хотела моргнуть, чтобы сфокусировать взгляд, но ничего не вышло: веки не двигались. Тогда она попыталась скосить глаза, но наградой ей стал лишь новый приступ обжигающих слез. Крикнуть она тоже не могла: нечто невидимое сделало ее немой. Она попыталась двинуться, стараясь по звуку определить, что ее окружает. Руки не повиновались, а вот ноги шаркнули по какой-то невидимой поверхности. Она стала биться всем телом. Все чувства были приглушены, но она расслышала тихое «Ш-ш-ш, ш-ш-ш». Что-то мягкое промокнуло ей глаза, на миг ослепив, потом это нечто сменилось ярким светом.

«Я не ослепла и не оглохла, – подумала она, – но я мертва».

Взгляд Кэтлин сосредоточился на низком деревянном столике. Она опять скосила глаза и поняла, что столик находится всего в нескольких футах. Словно в ответ на ее немой вопрос, столик со скрипом пододвинулся к ней чуть ли не вплотную. Она могла бы до него дотронуться. Кэтлин отчаянно выворачивала руки, но все без толку. Только теперь, пронзенная болью, она поняла, насколько затекло все тело.