Ллойд провел утро в Паркеровском центре: отбыл повинность, чтобы не вызывать нареканий у лейтенанта Гаффани и других вышестоящих офицеров, которые могли бы обратить внимание на его длительное отсутствие. Почти сразу позвонил Датч Пелтц. Он уже начал неофициально наводить справки о старых делах по гомосексуальным нападениям. Засадил двух канцелярских работников обзванивать всех вышедших на пенсию детективов, занимавшихся делами несовершеннолетних, по «закрытому» списку персонала департамента полиции Лос-Анджелеса. Сам Датч собирался опросить работающих на данный момент офицеров по делам несовершеннолетних с двадцатилетним опытом. Он обещал перезвонить, как только у него наберется достаточно информации для оценки и анализа. Кэтлин Маккарти проверяла книжные магазины. Самому Ллойду оставалось лишь идти по «бумажному следу»: перечитывать снова и снова дела о самоубийствах, пока ему не бросится в глаза то, что он упустил или недооценил раньше.

Эта работа заняла два часа. Ему пришлось несколько раз перечитать и переварить тысячи слов, чтобы разглядеть связь. Когда номер 408 появился в одном и том же контексте в двух разных папках, Ллойд так и не понял, зацепка это или случайное совпадение.

Тело Анджелы Стимки было обнаружено ее соседом, помощником шерифа округа Лос-Анджелес Делбертом Хейнсом, жетон номер 408. Другие соседи вызвали помощника шерифа, находившегося не на дежурстве, когда почувствовали запах газа, просачивающийся из квартиры женщины. Через год в тот же самый день офицеры Д. Рейнс, жетон номер 408, и У. Вандерворт, жетон номер 691, были вызваны на место «самоубийства» Лоретты Пауэлл. Рейнс, Хейнс – дурацкая опечатка. Совпадающий номер жетона свидетельствовал, что речь идет об одном и том же помощнике шерифа.

Ллойд перечитал дело о третьем «самоубийстве» в Западном Голливуде. Карла Каслберри, дата смерти – 10 июня 1980 года, мотель «Тропикана» на бульваре Санта-Моника. Отчет об этой смерти подали совершенно другие офицеры, и имена проживающих в мотеле – Дуэйн Таккер, Лоренс Крэйги и Дженет Мандарано – не фигурировали в других делах.

Ллойд снял телефонную трубку и позвонил в подразделение шерифской службы Западного Голливуда. Ему ответил скучающий голос:

– Служба шерифа. Чем я могу вам помочь?

Ллойд заговорил четко, по-военному:

– Говорит сержант Хопкинс, детектив департамента полиции Лос-Анджелеса. У вас служит некий помощник шерифа Хейнс или Рейнс, жетон номер 408?

Скучающий офицер пробормотал в ответ:

– Да, сэр, Большой Уайти Хейнс. Дневной патруль.

– Он сегодня дежурит?

– Да, сэр.

– Отлично. Свяжитесь с ним по рации. Передайте, что я жду его в пиццерии на углу Фаунтин и Ла Сьенега через час. Это неотложное дело. Вам ясно?

– Да, сэр.

– Вот и хорошо. Выполняйте.

Ллойд повесил трубку. Скорее всего это пустой номер, но… все лучше, чем сидеть на месте.

Ллойд пришел в ресторан раньше назначенного срока, заказал кофе и занял кабинку с видом на стоянку, чтобы успеть хорошенько рассмотреть Хейнса до начала беседы.

Пять минут спустя черно-белая машина шерифской службы въехала на стоянку, и помощник шерифа вылез из нее, близоруко щурясь на ярком солнце. Ллойд смерил его взглядом. Высокий, светловолосый, сильное, но уже начавшее расплываться тело. Лет тридцати пяти. Нелепая стрижка, бакенбарды слишком длинные для такого толстого лица. Униформа обтягивает мускулистый торс и обмякший, выпирающий живот, словно сардельку. Ллойд наблюдал, как он надевает авиаторские очки-«консервы» и подтягивает пояс с кобурой. Вряд ли умен, но уличный опыт наверняка имеется. Надо использовать легкий подход.

Помощник шерифа направился прямо к кабинке Ллойда.

– Сержант? – спросил он, протягивая руку.

Ллойд ответил на рукопожатие и указал на стул напротив себя. Он ждал. Ему хотелось, чтобы Хейнс снял свои нелепые очки. Помощник шерифа так и не снял их: сел и принялся нервно ощупывать россыпь прыщей на подбородке.

«К черту, – подумал Ллойд, – никаких легких подходов. Явный наркоман. Сидит на стимуляторах. С ним надо пожестче».

Хейнс заерзал под пристальным взглядом Ллойда.

– Чем я могу вам помочь, сэр? – спросил он.

– Давно служите помощником шерифа, Хейнс?

– Девять лет.

– На участке в Западном Голливуде?

– Восемь лет.

– Живете на Ларрэби?

– Совершенно верно.

– Странно. Западный Голливуд – это отстойник для педиков.

Хейнс поморщился.

– Я считаю, что хороший коп должен жить на своем патрульном участке.

– Я тоже так считаю, – улыбнулся Ллойд. – Как вас называют друзья? Делберт? Дел?

Хейнс попытался улыбнуться и невольно прикусил губу.

– Уайти. А ч-что вы…

– Что я здесь делаю? Сейчас объясню. Ваш участок включает Уэстбурн-драйв?

– Д-да.

– Вы постоянно следуете одним маршрутом, когда патрулируете? Все восемь лет?

– Д-да, конечно. Правда, я какое-то время проработал в отделе нравов. Меня командировали. Но это было недолго. А к чему все эти…

Ллойд стукнул кулаком по столу. Хейнс отшатнулся, поднял обе руки и поправил очки. Мышцы вокруг глаз задергались, в уголке рта начался тик. Ллойд улыбнулся.

– А в наркоконтроле работать приходилось?

Хейнс покраснел и хрипло прошептал: «Нет». На шее у него пульсировала жила.

– Я просто так спросил, – продолжал Ллойд. – Вообще-то я пришел расспросить вас насчет одного жмура. Вы его нашли в семьдесят восьмом. Вскрытые запястья. Женщина на Уэстбурн-драйв. Помните?

Ллойд увидел, как Хейнс облегченно расслабился.

– Да. – Он откинулся на спинку стула. – Мы с напарником получили сигнал с коммутатора: тревожный звонок. Старая кошелка настучала, что у соседки громко играет музыка. Мы нашли эту хорошенькую цыпочку всю в кровище…

Ллойд перебил его:

– А ведь ты нашел еще одну самоубийцу в своем собственном доме, верно, Уайти?

– Точно, – подтвердил Хейнс, – нашел. Отравился газом, пришлось ехать в больницу, проходить детоксикацию. Получил поощрение, мою фотографию в участке выставили на Доске почета.

Откинувшись назад и вытянув ноги под столом, Ллойд сказал:

– Обе эти женщины покончили с собой десятого июня. Тебе не кажется, что это странное совпадение?

– Может, да, а может, и нет, – покачал головой Хейнс. – Я не знаю.

Ллойд засмеялся.

– Я тоже не знаю. Это все, Хейнс. Можешь идти.

Когда тот ушел, Ллойд выпил кофе и задумался. «Вопиюще глупый коп, сидящий на стимуляторах. В убийствах не замешан, это стопроцентно. Но по уши замешан в мелких грязных делишках. Пришел сюда, как на казнь, а услышав о двух старых смертях, повел себя так, будто его помиловали прямо на гильотине. Даже не поинтересовался, зачем я его вызвал! Как получилось, что он нашел оба тела? Совпадение? Патрулирует этот район и там же живет. Логически это вписывается».

Но инстинктивно он чувствовал, что тут что-то не так. Ллойд взвесил «за» и «против» вторжения со взломом в дневное время. «За» победили. Он поехал к дому номер 1167 по Ларрэби-авеню.

В розовато-лиловом доме царила полная тишина, двери всех десяти квартир были закрыты. На дорожке, ведущей к навесу для автомобилей позади дома, тоже никого не было. Ллойд изучил почтовые ящики. Хейнс жил в квартире пять. Проверив номера на дверях, он нашел свою цель в задней части дома. Москитной сетки нет, никаких кодовых замков, судя по всему, тоже.

Действуя одновременно перочинным ножом с коротким лезвием и кредитной карточкой, Ллойд отжал язычок замка и открыл дверь. Включив свет, оглядел безвкусную обстановку гостиной. Ничего другого он и не ожидал. Дешевый диван и кресла с обивкой из искусственной кожи, пластиковый кофейный столик, жалкий вытоптанный ковер «с глубоким ворсом». На стенах висели плюшевые коврики с пейзажами. На встроенных книжных полках не было книг: только кипа порнографических журналов.