– Это, может быть, и так, но, к сожалению, не во власти леди распоряжаться тем, что мне нужно. – Он с отвращением сплюнул на мостовую. – Я готов предложить целое состояние за это чертово ранчо, но большая его часть принадлежит этим Баркли, а старший ковбой, Уэйд Баркли, единственный, кто мог бы убедить остальных продать ранчо. Сложность в том, что его никак нельзя сдвинуть с места.

– Слушайте. – В голосе Трента послышалось легкое презрение. – Вам известно не хуже, чем мне, что «сдвинуть с места», как вы выражаетесь, можно любого. Нужно только найти нужный рычаг.

– Ну, мне не удастся поджечь дом или похитить его скот так, чтобы он разорился, и поэтому я в растерянности. Баркли упрямый болван, его не волнуют деньги, но он привязан к своей земле, и больше ни к чему, разве только…

– Да?

– К своим братьям, насколько я слышал. Они очень близки, хотя двое остальных живут не здесь… но я думал не об этом.

Доминик смотрел на светящийся кончик его сигары.

– Рассказывайте, дорогой мой Рейли.

– Эта девушка – Кэтлин Саммерз. Я видел ее с Баркли несколько дней назад. Она получила какие-то дурные вести о своей сестре, и мне показалось…

Он сделал паузу. Трент не двигался, но Рейли вдруг почудилось, будто мрачная улыбка искривила его губы. Рейли снова уставился в темноту, и у него засосало под ложечкой от странного блеска этих бесцветных глаз. Может быть, такое впечатление создавал всего лишь неверный свет луны, но взгляд этот казался таким жутким, словно принадлежал сумасшедшему.

– Дальше.

– Ну вот. – Рейли откашлялся. – Мне вдруг стало ясно, что она ему нравится… больше обыкновенного, – думаю, вы понимаете, что я имею в виду. А ей нравится он. Кое-кто в городе заметил это, и здесь уже начали болтать насчет свадебных колоколов, – добавил он немного небрежно.

– Вот как! – В мягком голосе Трента появились зловещие нотки.

– Конечно, я могу и ошибиться. Вы же знаете, как в таких городишках быстро распространяются сплетни вроде этой…

– Вы считаете, что Баркли любит мисс Саммерз настолько, что это может послужить… рычагом? – Теперь Рейли показалось, что в голосе собеседника зазвучало легкое волнение. Было в нем что-то нервирующее, но Рейли, несмотря на это, понял, о чем идет речь.

Рычаг. Разумеется. Все дело в рычаге! Баркли не станет продавать ранчо ни ради выгоды, ни вообще по какой-либо причине, какая только могла прийти в голову Рейли, но если дело коснется этой девушки, если она захочет, чтобы он согласился на продажу, или вынудит его к этому…

– Я думаю, что наша сегодняшняя встреча может оказаться полезной нам обоим. – Доминик Трент поднялся. В нем было шесть футов и четыре дюйма, всего на несколько дюймов больше, чем в Дрю Рейли, но не рост делал его таким неотразимым. Лицо у него было аристократическое, точеное, волосы светло-каштановые, а взгляд настолько холодным, что все вокруг, казалось, боязливо ежилось.

Рейли почувствовал, что его охватило нетерпение. И впервые за все это время – надежда.

– Значит, вы считаете, что можете помочь мне. Конечно, я, в свою очередь, буду рад помочь вам.

Это было соглашение. Чего бы оно ни стоило, Рейли должен выполнить его. И выполнит. Либо это, либо скажи «прощай» своему будущему бизнесу у Э. М. Пидмонта.

– Я думаю, что вы, дорогой мой Рейли, можете обеспечить меня окончательной и самой важной частью той маленькой головоломки, которой я занимался некоторое время.

Внезапно Трент рассмеялся, и смех его среди ночной тишины прозвучал пронзительно.

Дрю Рейли ощущал, что в нем крепнет надежда на то, что Трент нашел действенный способ убедить Уэйда Баркли продать ранчо «Синяя даль». Он предвидел, что задуманное Трентом может оказаться несколько неприятным, но он и раньше имел дело с неприятными вещами, причем результат тогда не был таким важным, как теперь. Он протянул руку Тренту.

– Я определенно заинтересован в той комбинации, какую вы намерены предложить.

Доминик Трент пожал ему руку так крепко, что Рейли стало больно. Он безжалостно сжимал его пальцы и отпустил их только тогда, когда увидел в его глазах вспышку боли.

– Разумеется, вы заинтересованы. – Он тихо рассмеялся. – Я могу дать вам единственный шанс выиграть в этой игре. И конечно, никаких гарантий, – пробормотал он. – Но все же шанс. Что же до меня… – Глаза его блеснули в свете луны, словно у хищника, заметившего невдалеке желанную жертву. – Если все пойдет хорошо, ваше участие сделает мою победу окончательно полной. Удовлетворительной, безоговорочной и совершенно, восхитительно упоительной!

— Кэтлин! Неужели ты занялась стиркой? – хихикнула Бекки, входя в комнату Кэтлин. Маркиз трусил за ней по пятам. Кэтлин усмехнулась, складывая последнюю простыню и кладя ее поверх стопки чистого белья, лежащей на кровати.

– Конечно, у меня невелик опыт по части домашнего хозяйства, но ведь и ты никогда раньше не мыла тарелки и не спала в сенном сарае, – заметила она. Кэтлин убрала в шкаф выстиранные вещи, которые она только что сняла с веревки, висящей позади дома. Ей не хотелось, чтобы Франческа обнаружила запачканную кровью простыню, поэтому она и вызвалась заняться сегодняшней стиркой и потратила несколько часов, чтобы отстирать ее дочиста, вспоминая при этом каждое мгновение, проведенное с Уэидом накануне ночью.

– Наша жизнь явно переменилась с тех пор, как умерли мама с папой, правда? – постаралась переменить тему Кэтлин.

Бекки, усевшись на стул, кивнула, ее карие глаза погрустнели.

– Я скучаю без них, – прошептала девочка. Внезапно Кэтлин услышала всхлипывание.

– Ах, милочка, я тоже скучаю, – пробормотала она, торопливо подходя к сестре. – Поплакать – это хорошо, Бекки. – Она крепко обняла девочку. – Не держи это в себе, поплачь.

– Но ведь ты… никогда не плачешь.

– Это не значит, что тебе нельзя.

Она обнимала сестренку, лившую слезы, но рыдания, сопровождавшие эти слезы, были тихими, искренними, а не безутешными и разрушительными, как те, которые сотрясали Бекки, когда ужасное сообщение только что было получено.

Вскоре ее худенькие плечи перестали дрожать, и Кэтлин ласково погладила сестричку по волосам.

– Знаешь, мама и папа очень гордились бы нами. Мы с тобой неразлучны, как и полагается сестрам. И у нас все хорошо.

– Ты так думаешь? – Бекки всхлипнула в последний раз.

– Я уверена. – Кэтлин улыбнулась, достала из ящика носовой платок и вытерла ее заплаканные глаза. – Что ты скажешь, если мы прокрадемся в кухню и посмотрим, нельзя ли стащить кусочек-другой пирога с черникой, который приготовила Франческа?

– Правда? Вот здорово! – Слезы сменились слабой улыбкой. – А знаешь что, Кэтлин? Мне нравятся кое-какие перемены, которые у нас произошли. Например, что я ушла из школы, – сказала она, и глаза ее потемнели. – Я вообще не хочу туда возвращаться!

– Ты и не вернешься.

– И мне нравится жить здесь, на ранчо «Синяя даль». Кто бы мог подумать, что мне будет хорошо на скотоводческом ранчо в штате Вайоминг? – Вдруг она расхохоталась, и на ее милом личике стали заметны веснушки. – А мне вот нравится. Я люблю Маркиза, и пастухи такие забавные, а Двойняшки Моргенсен – мои лучшие подруги. И я хочу, чтобы мисс Портер была моей учительницей, – тараторила она, – и Уэйд такой славный, когда он рядом, у меня делается внутри спокойно, понимаешь? Когда я с ним, мне кажется… кажется… – Она закусила губку, отыскивая нужное слово. – Кажется, что мир снова стал безопасным, – сказала она. – Как будто, если он рядом, со мной ничего не может случиться. У тебя так не бывает, Кэтлин?

– Иногда, – задумчиво сказала Кэтлин, отвернувшись. – Но лучше тебе не очень-то привыкать к здешней жизни, – с трудом выговорила она. – Я не знаю наверняка, сколько мы здесь пробудем…

– Ты хочешь сказать – из-за мистера Трента? Нам снова нужно будет убегать? – В голосе Бекки прозвучал испуг, и Кэтлин, спокойно посмотрев на сестру, торопливо покачала головой.