Вайала негодующе фыркнула; дорога была утомительной, и она в самом деле спала с лица. Странник расхохотался и хлопнул своего волосатого приятеля по плечу, этот удар мог свалить быка, но Нуг только весело оскалил зубы.

Наконец сенар немного успокоился.

— Ты здорово нас выручил, старина! — Блейд стиснул огромную лапу дикаря. — Пожалуй, мы оба обязаны тебе жизнью. И я думаю, — он бросил взгляд на девушку, — моя женщина больше не станет на тебя фыркать.

С полминуты Вайала колебалась; потом ее рука робко легла на волосатую длань, и девушка прошептала:

— Нуг-Ун хороший… Я больше не боюсь Нуг-Уна…

— О! — сенар был поражен. — Ты не грозить Нуг-Уну блестящей палкой? Ты не говорить Нуг-Уну «ффы»? — он очень похоже изобразил ее фырканье. — Ты сказать, НугУн — хороший?

— Да, — казалось, Вайала с трудом удерживается от смеха.

— Тогда, — заявил дикарь, — Нуг-Ун доволен. Нуг-Ун принести много еды, самка Блейда стать толстой. Еще Нуг-Ун убить много голокожих и плохих сенаров, отдать самке Блейда их головы.

— Не стоит, — Блейд наклонился за мечом. — Лучше Нуг-Ун будет охотиться в лесу, приносить моей женщине красивые шкуры.

Нуг-Ун задумчиво поскреб волосатую грудь.

— Головы лучше… Но если самка Блейда хотеть шкуры, Нуг-Ун принести шкуры. Но шкуры голокожих плохие, мало шерсти.

Странник вздохнул, подумав, что и дети Нуг-Уна, и внуки его будут предпочитать войну охоте, и человечьи головы — звериным мехам. Неспешна поступь времени, и лишь оно способно превратить волосатых в людей; правда, и люди были падкими до вражеских скальпов.

Хильгар отвел их с Вайалой в домик на городской окраине, велев отдыхать и ждать, пока совет старейшин решит судьбу пришельцев. Блейд молча кивнул, осматривая свое новое жилище. Выглядело оно не в пример уютней хлева, в котором его держали люди Рильгона; тут был пол из толстых оструганных досок, большая бадья с водой, похожий на камин очаг и кое-какая мебель — стол, несколько табуретов, полки с немудрящей утварью. В углу, под окном, стояла широкая кровать с домотканным покрывалом, на котором была разложена чистая одежда. Блейд выглянул в окошко. За домиком тянулся луг, и среди зеленой травы яркими огненными язычками пылали головки каких-то цветов; их нежный аромат наполнял комнату.

— Таких много в Брегге, — вздохнув, сказала девушка. — Цветы вечерней зари… в это время они пахнут сильнее…

Путники вымылись; вода и чистые полотенца после скитаний по лесам и болотам казались роскошью. Перед заходом солнца им принесли ужин — большой кусок дичины на деревянном блюде, настоящий хлеб, кувшин с кисловатым красным вином. Они с аппетитом поели, опустошив и блюдо, и кувшин, затем нырнули в постель. Вытянувшись на спине, Блейд ощущал рядом теплую грудь Вайалы, прядь ее волос щекотала шею, щека доверчиво прильнула к его щеке. Дорога утомила обоих, и в этот вечер грешные мысли, вероятно, не тревожили юную бреггани; она уснула, едва закрыв глаза. Блейд натянул покрывало до подбородка, расслабился и тоже задремал.

Спал он долго и крепко, а пробудившись обнаружил, что уже настает утро — бледные розовые лучи заливали комнату, и небо над лугом начало наливаться цветом густого аметиста. Рядом с ним раздавалось тихое дыхание Вайалы. Повернув голову, Блейд посмотрел на ее безмятежное лицо. Вечером девушка успела смыть грязь, оставшуюся после плена и трудной дорога; ее локоны, разметавшиеся по подушке, были прелестны — длинные, золотистые, густые.

Блейд не успел притронуться к ней, как она, почувствовав его взгляд, зашевелилась. Не открывая глаз, Вайала что-то прошептала, затем ее веки дрогнули, и темносиние зрачки уставились в лицо странника. В следующий миг стройное тело девушки прижалось к нему, он ощутил аромат ее кожи и теплые губы на щеке. Они были сухими и горячими.

— Ты мой мужчина, — вдруг произнесла она, приподнявшись на локте. — Теперь я понимаю…

— Что, малышка?

— Женщина принадлежит мужчине, мужчина — женщине… Не как вещи, иначе… И это — правильно.

Со вздохом удовлетворения она прилегла на грудь Блейда. Теперь его тубы касались горла девушки, ласкали круглый подбородок; ее маленькие ладони гладили его плечи, и их нежные прикосновения напомнили страннику порыв ветерка в летний зной. Он чуть передвинул легкое тело, и твердый розовый сосок послушно скользнул в рот. Блейд целовал его, ощущая, как нарастает возбуждение, потом его губы проложили дорожку к другой груди, поймав нежный розовый бутон. Вайала тихо вскрикнула, едва сдерживая сотрясавшую ее дрожь

Внезапно она села, упираясь руками в его плечи и широко раздвинув бедра, потом привстала на коленях и начала медленно опускаться. Почувствовав прикосновение твердого жезла плоти, девушка нерешительно замерла, рот ее приоткрылся в безмолвном стоне Блейд, обхватив руками тонкую гибкую талию, настойчиво потянул ее вниз, синие глаза распахнулись во всю ширь, Вайала прикусила губу, и он вошел в теплый влажный канал.

Несколько секунд она не шевелилась, наконец, откинувшись назад, стала мерно раскачиваться вверх-вниз, сначала чуть приподнимая бедра, затем все ускоряя и ускоряя темп. Блейд, охваченный неистовым желанием, потянулся ей навстречу.

Это продолжалось довольно долго. Головка Вайалы в ореоле золотистых волос склонилась к плечу, опущенные веки притушили блеск сапфировых глаз, рот приоткрылся, грудь бурно вздымалась. Вдруг, выгнув спину и жадно втягивая воздух запекшимися губами, девушка вскрикнула; Блейд почувствовал, что приближается финал. Через мгновение она затрепетала, содрогнулась в его сильных руках, и странник со вздохом облегчения прижался лицом к шелку волос, чувствуя, как нежные губы ласкают шею гдето под самым ухом. Он шумно выдохнул воздух, всколыхнув золотистые локоны, и осторожно опустил девушку на постель.

Блаженный покой охватил его. Вытянувшись на спине, Блейд скользнул бездумным взглядом по грубо отесанным балкам потолка, по бревенчатым стенам хижины в пятнах солнечных лучей и массивным, окованным железом, доскам двери. Наконец туман в голове рассеялся, он спустил ноги на пол, погладил Вайалу по плечу и встал. Солнце сверкающим оранжевым шаром всплывало над лугом, алые цветы раскрывались ему навстречу, и трудно было поверить, что в этот мир, полный любви и красоты, тишины и покоя, кто-то может снова выплеснуть сосуд зла, губительную смесь ярости, властолюбия и жажды крови.

Однако это было так. Вздохнув, Блейд потянулся к одежде.

Старейшины бленаров-па были, очевидно, людьми основательными и неторопливыми; совещались они целую неделю. Правда, причиной тому являлась вовсе не судьба Блейда, который уже через день после прибытия в Хартру начал заниматься с группой отборных бойцов. Вопрос с ним решился практически сразу — никто из членов совета не возражал, чтобы использовать чужеземного воина в качестве тренера и учителя, всем было ясно, что волшебное мастерство боя без оружия пригодится разведчикам не меньше мечей и луков.

Столь долгое обсуждение вызвал план Хильгара, который он изложил страннику во время привала в лесу. Тут уже такого единодушия не наблюдалось. Многие были склонны принять идею военного вождя насчет переселения всего народа на север, к океану, другие же считали, что население Хартры и более мелких городков и деревень к этому не готово. Блейд и сам видел, что большинство жителей даже не думает собираться в путь; он понимал их и сочувствовал им, пожалуй, больше, чем Хильгар. Военачальник бленаров был одержим своей идеей и, подобно большинству таких личностей, не входил в житейские обстоятельства. Для Блейда же были понятны страх и нежелание людей покидать насиженные места, бросать свои дома, имущество и земли. Во имя великой цели, во имя будущего, им предлагали уйти в далекую неизвестную страну, но они пока не ощущали угрозы и здесь. Хильгар настаивал на переселении еще и потому, что видел в знаниях, хранящихся в городе, последнюю надежду Триречья; однако, знания не волновали большинство его соплеменников.