– О, мама, как я могу петь, когда ты лежишь здесь, в больнице?

– Как можно лучше. Ты знаешь, как мы с папой гордимся тобой, и мне станет гораздо лучше, если я буду знать, что моя маленькая девочка поет перед всей этой шикарной публикой. Обещай мне, что ты сделаешь это, Дон, мне будет плохо, если ты откажешься. Обещай.

– Я обещаю, мама.

– Хорошо, – она придвинулась ближе ко мне. – Дон, – ее голос был едва слышен. Я приткнулась к палатке так близко, как только было возможно. – Ты не должна никогда думать о нас плохо. Мы любим тебя. Всегда помни об этом.

– Почему я должна плохо думать о вас, мама?

Она закрыла глаза.

– Мама?

– Боюсь, ваши пять минут прошли, а доктор весьма строг, – предупредила сестра.

Я взглянула на маму. Она закрыла глаза, лицо ее пылало еще сильнее.

– Мама! – вскрикнула я на одном выдохе. Папа уже не сдерживал слез, он смотрел на меня так тяжело, что мне стало страшно за него.

Мы послушались сестру и вышли.

– Почему мама сказала это, папа? Что она имела в виду: «Ты никогда не должна думать о нас плохо?»

– Это из-за ее лихорадки, я полагаю, – сказал он. – Она немного не в себе. Поехали домой.

Когда мы приехали домой, у нас не было времени переживать за маму, хотя все наши мысли были о ней. Мы были слишком заняты подготовкой к концерту и попытками найти приходящую няньку для Ферн.

Как я не старалась, но мне была невыносима мысль, что мой дебют состоится в отсутствие мамы. Но я обещала маме, что спою как можно лучше, и я не собиралась огорчать ее.

У меня не было времени принять душ или вымыть голову. Я только расчесала волосы и добавила в прическу голубую ленточку, чтобы лучше подчеркнуть их цвет.

По крайней мере, я не должна была беспокоиться о том, что мне надеть. Всем хористам и оркестрантам положено было быть в форме. Школьная форма состояла из черно-белого свитера и черной юбки. Я надела все это и расправила юбку. Затем отступила назад и взглянула на себя, вообразив, что стою перед всей этой роскошной публикой. Я знала, что у меня уже фигура молодой девушки и что я выгляжу в школьной форме более рельефно, чем большинство девочек моего возраста. В первый раз я подумала, что моя гладкая кожа, белокурые волосы и голубые глаза могут быть привлекательными. Не ужасно ли это, вскружить голову самой себе? Не принесет ли мне это неудачу? Я опасалась этого, но ничего не могла с этим поделать. Девушка в зеркале улыбалась с удовлетворением.

Вошел папа и сказал мне, что миссис Джексон, пожилая женщина, которая жила через холл от нас, выразила желание приглядеть за Ферн сегодня вечером. Он также сказал, что оставил в больнице телефон миссис Джексон на случай, если будет необходимость связаться с нами. Потом папа отступил на шаг и окинул меня восхищенным взглядом.

– Ты выглядишь настоящей красавицей, дорогая, совсем взрослой.

– Спасибо, папа.

Он держал что-то в руке.

– Прежде, чем мы покинули больницу, мама просила меня дать тебе вот это. Одень на сегодняшний вечер, коль это такое уж особое событие.

И он протянул мне бесценную нитку жемчуга.

– О! Папа! – Я едва не задохнулась. – Я не могу, я не должна. Это наш страховой полис.

– Нет, нет. Салли Джин сказала, что ты должна надеть это, – настаивал он и надел их на меня. Я взглянула на переливающиеся белоснежные жемчужины, а затем посмотрела на себя в зеркало. – Они принесут тебе удачу, – папа поцеловал меня в щеку. Мы услышали стук в дверь.

– Это Филип, – крикнул Джимми из другой комнаты. Папа отступил назад, лицо его неожиданно снова стало серьезным.

Филип был в синем костюме с галстуком и выглядел очень красивым.

– Привет, – сказал он, – ну, парень, ты выглядишь грандиозно.

– Спасибо. Ты тоже, Филип. Это мой отец.

– О, да, я знаю. Я видел вас в школе, сэр, и поздоровался с вами однажды.

– Да, – кивнул папа, глаза его делались все меньше и меньше.

– Как миссис Лонгчэмп? – спросил Филип. – Джимми только что сказал мне, что вы должны были положить ее в больницу.

– Она очень больна, но мы полны надежд, – сказал папа. Он переводил взгляд с меня на него, лицо его было угрюмым.

– Что ж, – вздохнул Филип, – нам пора отправляться.

– О'кей, – я схватила свое пальто. Филип помог мне надеть его.

Папа выглядел очень озабоченным. Как только я и Филип подошли к двери, Джимми окликнул меня.

– Я сейчас догоню тебя, Филип! – крикнула я. Филип вышел, а я подождала Джимми.

– Я всего лишь хотел пожелать тебе удачи, – он наклонился и быстро поцеловал меня в щеку.

– Счастливой удачи, – прошептал он и поспешил обратно. Я постояла так некоторое время, приложив пальцы к щеке.

Вечер был полон звезд. Я надеялась, что одна из них сверкает для меня.

Когда мы подъезжали к «Эмерсон Пибоди», мое сердце сильно забилось и я подумала, что упаду в обморок. Так я нервничала. А когда мы повернули на аллею, ведущую к школе, и увидели ряды дорогих автомобилей, я вся задрожала.

Родители и гости сегодня вечером были одеты так, словно они прибыли на спектакль в «Метрополитэн Опера». Женщины были в великолепных мехах и с бриллиантовыми серьгами. Под их теплыми, экстравагантными пальто были шелковые платья, самые красивые, какие я только видела. Все мужчины были в темных костюмах. Некоторые прибыли в длинных лимузинах, и дверцы им открывали шоферы в униформах.

Филип повез нас кругом, к боковому входу, которым пользовались ученики, участвовавшие в концерте. Он остановился на стоянке.

– Подожди, – сказал Филип, когда я собиралась выйти из машины. Я обернулась, и он какое-то время просто смотрел на меня. Потом он наклонился и поцеловал меня.

– Дон, – прошептал он, – я каждую ночь мечтаю поцеловать и обнять тебя…

Он начал снова целовать меня, но я увидела ребят неподалеку. А стоянка ярко освещалась фонарями.

– Филип, они увидят нас, – голова моя закружилась от его близости.

– Большинство здешних девочек об этом не беспокоились бы, но ты такая застенчивая.

– Я ничего не могу с этим поделать.

– Все в порядке. Всему свое время, – подмигнул он, – удачи тебе.

– Спасибо, – еле слышно прошептала я.

– Подожди! – Он выскочил из машины, обежал ее и открыл мне дверцу, когда я собиралась уже сделать это сама.

– Со звездой обращаться надо, как со звездой, – сказал он, протягивая мне руку.

– О, Филип, мне далеко до звезды. Мне бы только не провалиться! – вздохнула я, глядя на толпу взирающих на нас учеников.

– Чепуха, мисс Лонгчэмп. К концу этого вечера вы должны будете отбиваться от собирателей автографов. Удачи тебе. Я буду болеть за тебя, – он сжал мне руку.

– Спасибо тебе, Филип. – Я еще раз глубоко вздохнула и взглянула на входную дверь. – Ну, я иду.

Филип все еще не отпускал мою руку.

– Встречу тебя сразу после концерта, – сказал он. – Мы поедем куда-нибудь поужинать, а затем… мы поедем на мое любимое место и будем глядеть на звезды. О'кей?

Он умолял меня глазами и продолжал сжимать мою руку.

– Да, – прошептала я и поняла, что сдалась ему одним лишь своим согласием.

Филип улыбнулся и отпустил меня. Он направился к публике. Я с бьющимся сердцем посмотрела ему вслед. Все трое мужчин в моей жизни поцеловали меня и придали мне уверенности. Я повернулась к входу и неожиданно почувствовала себя Спящей красавицей, проснувшейся от поцелуя принца.

Я вошла в школу вместе с другими девочками, участницами хора. Мы все направились по коридору к музыкальной студии, чтобы оставить там свои пальто, а потом готовиться к концерту: настроить наши инструменты и голоса.

– Привет, Дон, – сказала Линда, подходя ко мне. – Это настоящий жемчуг? – спросила она, как только я сняла свое пальто. При слове «жемчуг» другие девочки собрались вокруг нас, в том числе и Клэр Сю.

– Да, настоящий. Он принадлежит моей матери, и это наша семейная реликвия, – заявила я. Я очень боялась, что нить порвется, и я могу растерять жемчужины.