– Бегите к дому! – прохрипел он, указывая на всадников. Всадники уже окружали их, стреляя из ружей:

– Пойдем! – Тед схватил Бразоса за плечо, и они бросились к дому.

– Черт… – выдохнул Бразос, внезапно остановившись. В следующее мгновение он рухнул навзничь. Между его остекленевших глаз зияла дыра.

Один из всадников приблизился, и Вэнс с Тедом выстрелили почти одновременно. Бандит, вскинув руки, повалился на землю. Вэнс тотчас же схватил уздечку и остановил коня. Запрыгнув в седло, он придержал испуганное животное – конь пытался встать на дыбы. Индеец вскочил на коня позади Вэнса, и друзья поскакали к главным воротам. Пули свистели у них над головами и, очевидно, раненный одной из них, конь споткнулся недалеко от ворот и рухнул на скованную холодом землю. Внезапно из темноты вынырнула огромная тень – перед друзьями стоял гигант Хосе, один из подручных Джако. Держа в каждой руке по пистолету, Хосе повернулся к Вэнсу. Индеец бросился на помощь другу, но, сраженный выстрелами Хосе, повалился на землю. Пакстон склонился над Тедом. Тут Хосе вновь открыл огонь, но, к счастью, промахнулся. Вэнс выпрямился и в ярости выпустил в бандита всю обойму, однако мексиканцу удалось увернуться от пуль, и в следующее мгновение он исчез в дождливой мгле. Снова склонившись над другом, Вэнс взвалил его на плечи и, задыхаясь, побрел к воротам. Дождь слепил глаза… И с каждым шагом усиливалась боль в ноге… Должно быть, он ранен… Но надо бежать, бежать… Он шел и слышал вопли людей, слышал пальбу и вой обезумевшего ветра…

– Сеньора!

Карен не отвечала. Глядя невидящими глазами в огонь, она напряженно прислушивалась к ужасным звукам, доносившимся снаружи.

«Ты под защитой», – сказал ей Вэнс, а теперь она не может оторваться от этого ночного кошмара. Ее тонкие пальцы, не привыкшие к труду и умевшие держать, пожалуй, только столовые приборы да веер, судорожно вцепились в тяжелую деревянную рукоятку револьвера.

– Сеньора!

На удивление спокойный голос Марайи вернул ее к реальности, оторвал от бесцельного созерцания пламени.

– Сеньора! – в третий раз позвала Марайя.

– В чем дело? – резко отозвалась Карен, но, впрочем, тут же пожалела о своем неприветливом тоне и обезумевшими от страха глазами посмотрела на мексиканку. – Извините… Просто… я… – Ее голос дрожал. Положив пистолет на столик, Карен обняла женщину, ища у нее поддержки. – Мне так страшно… Вэнс… Что, если он?.. Этот шум снаружи…

– Все хорошо, сеньора. Я понимаю, – спокойно говорила Марайя. – Я тоже боюсь. Нам всем страшно. Но мы… мы должны выполнять свои обязанности. Я должна отнести эти ружья к стене и помочь раненым дойти до дома. Вы останетесь здесь. Мне понадобится твоя помощь, – перешла на «ты» мексиканка, – когда я вернусь. Поставь на огонь еще один котелок. Оставайся тут.

– Хорошо. – еле слышно отозвалась Карен.

– Сеньора, – вновь заговорила Марайя, – мы участвовали в боях много раз. – Собрав ружья в охапку, она направилась к выходу, но у самых дверей остановилась и обернулась к Карен. – Я рада, что ты приехала сюда. Тебя было непросто понять, но, кажется, нам всем это удалось. И ты многому научилась. – С этими словами Марайя исчезла во мраке столовой.

Через мгновение порыв ветра пронесся по кухне – Марайя открыла переднюю дверь. Огонь в очаге затрещал. Ветер зашумел у стен дома, застучал в дверь, ведущую во внутренний двор, пытаясь ворваться в дом, похитить у кухни ее уютное тепло. Только оказалось, что это не ветер рвется к ним. Вот ручка повернулась, и Карен посмотрела на дверь: почему-то она подумала, что это Марселина. Конечно, это она! Но отчего ее так долго не было? Дверь медленно отворилась. Это была не Марселина! Мужчина… незнакомый мужчина!..

Вместе с ним в кухню ворвался ветер, поднимая вверх края его пончо и делая его похожим на огромную хищную птицу.

– Стало быть, ты и есть жена нашего щеночка, – заявил Джако. – Ты действительно красива, как и говорили голодные мужчины. – На его лице мелькнуло некое подобие улыбки.

Карен задрожала под его тяжелым взглядом.

– Ух… ходите, – запинаясь, пролепетала она.

Джако расхохотался:

– Нет, сеньора. Пожалуй, я останусь. Может, я засуну в твой животик еще кое-что, кроме того, что там уже есть.

Покосившись на револьвер, который совсем недавно положила на столик, Карен осторожно попятилась к нему. Снаружи раздалось сразу несколько выстрелов. Джако обернулся, и Карен схватила револьвер.

Лицо Джако оставалось спокойным, когда он вновь посмотрел на нее и фыркнул:

– Ваши ручки дрожат, сеньора. Не думаю, что у вас хватит сил нажать на спусковой крючок. – Медленным и уверенным шагом он подошел к ней.

Шум постепенно таял в голове Карен, а перед глазами появилось лицо умирающего Роско Бодайна, истекающего кровью. Лицо жуткого человека, который приближался к ней, дрогнуло и поплыло. Кто он такой? Почему его черты кажутся ей знакомыми?

«Застрели его! Стреляй в него! – кричал внутренний голос. – Стреляй же!»

– Мы как будто танцуем, сеньора. Вы пятитесь, а я приближаюсь. Наши движения совпадают в этом смертельном танце. Но я не думаю, что вам удастся убить Джако, не так ли?

«Джако? Нет!»

– Нет! Не-ет! Не подходи ко мне!

Снова расхохотавшись, он протянул к ней руки. Джако играл с ней, зная, что она не посмеет выстрелить. Вдруг за его спиной прозвучал выстрел. Джако мгновенно присел и в тот же момент выстрелил в ответ. Карен застыла от ужаса – Марайя, прислонившись к двери, медленно оседала на пол.

– Смотри, что ты наделала, дочь зла, – прошептала она, умирая.

Карен с криком выронила пистолет и бросилась к двери, ведущей в погреб. Джако, ревя, как раненый зверь, бросился за ней. Выстрелы и крики гнали Карен все глубже и глубже под землю. В погребе стоял пронизывающий холод. Было так темно, что она споткнулась и упала. В кромешной тьме попыталась подняться, но поцарапалась щекой о ступеньку и о другую ударилась животом. И тут почувствовала разрывающую боль и, к счастью для себя, потеряла сознание.

Она носила мальчика. И этот мальчик умер. Она лежала в уютной постели, когда это известие настигло ее, возникнув откуда-то из ужасающей пустоты. Как она оказалась в постели? И в своей комнате? Карен вспомнила… Жуткий смех мужчины, который показался ей знакомым… Смерть Ма-райи… Руки, протянутые к ней, ее бегство в подвал… Она упала, а потом – боль, тишина и пустота… Живота у нее не стало, но ребенок не сосал ее грудь. «Еще одна могила, Элизабет… Еще одна могила под кедрами…» Тишина… Стало так тихо…

Дверь отворилась. Карен поморщилась, когда свет из коридора' попал ей в глаза.

– Вэнс! – позвала она слабым голосом.

Он сделал к ней несколько шагов. Какое уставшее и постаревшее у него лицо. Стоя в изножье кровати, он высоко поднял фонарь.

– Мой сын мертв, – хрипло произнес он. Его голос был полон боли. Но не только он хочет обвинить в этом… ее.

Она знала об этом уже несколько часов, но слез не было – даже сейчас, когда она видела Вэнса в таком горе. Ее сердце замерло, она чувствовала себя опустошенной.

– Я знаю, что произошло, – заговорил он. – Три дня и три ночи я сражался с твоей лихорадкой, менял холодные компрессы и слушал историю, которую ты повторяла снова и снова. У тебя был пистолет, ты могла остановить его. – Поставив фонарь на ночной столик, он с силой сжал ее плечи и проговорил голосом, в котором дрожали слезы: – Карен, он убил Марайю. Ты позволила ему сделать это. А потом ты убежала. Ты… убила нашего сына.

Он еще долго молча удерживал ее за плечи, глядя на нее лихорадочно горящими глазами. Вдруг руки его упали. Вэнс попятился от нее, и через мгновение его лицо скрыла тень.

– Вэнс! – в отчаянии закричала она.

Он замер в дверях, стоя к ней спиной.

– Ты убила нашего сына, – повторил Пакстон едва слышным шепотом.

Словно взмах воронова крыла в кошмаре этой бесконечной ночи… слова Вэнса вновь и вновь звучали у нее в ушах, хотя его шаги давно затихли…