Городничий (в сторону). Славно завязал узелок! Врет, врет – и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.) Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.) Кажется, эта комната несколько сыра?
Хлестаков. Скверная комната, и клопы такие, каких я нигде не видывал: как собаки, кусают.
Городничий. Скажите! такой просвещенный гость, и терпит – от кого ж? – от каких-нибудь негодных клопов, которым бы и на свет не следовало родиться. Никак, даже темно в этой комнате?
Хлестаков. Да, совсем темно. Хозяин завел обыкновение не отпускать свечей. Иногда что-нибудь хочется сделать, почитать или придет фантазия сочинить что-нибудь, – не могу: темно, темно.
Городничий. Осмелюсь ли просить вас… но нет, я недостоин.
Хлестаков. А что?
Городничий. Нет, нет, недостоин, недостоин!
Хлестаков. Да что ж такое?
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в доме есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком большая честь… Не рассердитесь, ей-богу, от простоты души предложил.
Хлестаков. Напротив, извольте, я с удовольствием. Мне гораздо приятнее в приватном доме, чем в этом кабаке.
Городничий. А уж я так буду рад! А уж как жена обрадуется! У меня уже такой нрав: гостеприимство с самого детства; особливо если гость просвещенный человек. Не подумайте, чтобы я говорил это из лести; нет, не имею этого порока, от полноты души выражаюсь.
Хлестаков. Покорно благодарю. Я сам тоже – я не люблю людей двуличных. Мне очень нравится ваша откровенность и радушие, и я бы, признаюсь, больше бы ничего и не требовал, как только оказывай мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.
Явление IX
Те же и трактирный слуга, сопровождаемый Осипом. Бобчинский выглядывает в дверь.
Слуга. Изволили спрашивать?
Хлестаков. Да; подай счет.
Слуга. Я уж давича подал вам другой счет.
Хлестаков. Я уж не помню твоих глупых счетов. Говори, сколько там?
Слуга. Вы изволили в первый день спросить обед, а на другой день только закусили семги и потом пошли все в долг брать.
Хлестаков. Дурак! еще начал высчитывать. Всего сколько следует?
Городничий. Да вы не извольте беспокоиться, он подождет. (Слуге.) Пошел вон, тебе пришлют.
Хлестаков. В самом деле, и то правда. (Прячет деньги.)
Слуга уходит. В дверь выглядывает Бобчинский.
Явление X
Городничий, Хлестаков, Добчинский.
Городничий. Не угодно ли будет вам осмотреть теперь некоторые заведения в нашем городе, как-то – богоугодные и другие?
Хлестаков. А что там такое?
Городничий. А так, посмотрите, какое у нас течение дел… порядок какой…
Хлестаков. С большим удовольствием, я готов.
Бобчинскийвыставляет голову в дверь.
Городничий. Также, если будет ваше желание, оттуда в уездное училище, осмотреть порядок, в каком преподаются у нас науки.
Хлестаков. Извольте, извольте.
Городничий. Потом, если пожелаете посетить острог и городские тюрьмы – рассмотрите, как у нас содержатся преступники.
Хлестаков. Да зачем же тюрьмы? уж лучше мы обсмотрим богоугодные заведения.
Городничий. Как вам угодно. Как вы намерены: в своем экипаже или вместе со мною на дрожках?
Хлестаков. Да, я лучше с вами на дрожках поеду.
Городничий (Добчинскому). Ну, Петр Иванович, вам теперь нет места.
Добчинский. Ничего, я так.
Городничий (тихо Добчинскому). Слушайте: вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите две записки: одну в богоугодное заведение Землянике, а другую жене. (Хлестакову.) Осмелюсь ли я попросить позволения написать в вашем присутствии одну строчку к жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного гостя?
Хлестаков. Да зачем же?.. А впрочем, тут и чернила, только бумаги – не знаю… Разве на этом счете?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.) А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Хлестаков. Что? не ушиблись ли вы где-нибудь?
Бобчинский. Ничего, ничего-с, без всякого-с помешательства, только сверх носа небольшая нашлепка! Я забегу к Христиану Ивановичу: у него-с есть пластырь такой, так вот оно и пройдет.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову). Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйста! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.) Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, – тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.) Уж и вы! не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Занавес опускается.
Действие третье
Комната первого действия.
Явление I
Анна Андреевна, Марья Антоновнастоят у окна в тех же самых положениях.
Анна Андреевна. Ну вот, уже целый час дожидаемся, а все ты с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться… Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно, ни души! как будто бы вымерло все.
Марья Антоновна. Да, право, маменька, чрез минуты две всё узнаем. Уж скоро Авдотья должна прийти. (Всматривается в окно и вскрикивает.) Ах, маменька, маменька! кто-то идет, вон в конце улицы.
Анна Андреевна. Где идет? У тебя вечно какие-нибудь фантазии. Ну да, идет. Кто ж это идет? Небольшого роста… во фраке… Кто ж это? а? Это, однако ж, досадно! Кто ж бы это такой был?
Марья Антоновна. Это Добчинский, маменька.
Анна Андреевна. Какой Добчинский? Тебе всегда вдруг вообразится этакое… Совсем не Добчинский. (Машет платком.) Эй, вы, ступайте сюда! скорее!
Марья Антоновна. Право, маменька, Добчинский.
Анна Андреевна. Ну вот, нарочно, чтобы только поспорить. Говорят тебе – не Добчинский.
Марья Антоновна. А что? а что, маменька? Видите, что Добчинский.
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу – из чего же ты споришь? (Кричит в окно.) Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда – все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.) Такой глупый: до тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
Явление II
Те же и Добчинский.
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну, не совестно ли вам? Я на вас одних полагалась, как на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот ни от кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам? Я у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот как со мною поступили!