К половине восьмого она уже испытывала муки голода, пребывала в ярости и жалела о том, что не умеет ругаться. В машине у Мэтта был сотовый телефон. Она видела его собственными глазами! Ему достаточно лишь поднять трубку и сообщить, что он задерживается. Тогда она могла бы выскочить ненадолго и купить сэндвич. Она поискала номер телефона на столе Паулы, но не нашла. Все ящики были заперты. Если список телефонов – в компьютере, то необходим доступ.

Все больше отчаиваясь, Эбби отложила папки вошла и кабинет Мэтью. Должен же у него быть список контактных телефонов, решила она. В кабинете не было шкафов для папок – только огромный стол из экзотических пород деревьев с инкрустацией из черного дерева, рабочее кресло, явно предназначенное для мужчины, и два кресла для гостей но углам. На полу, между дверью и столом, лежал восточный ковер в ярко-голубых и золотых тонах. Смайт любил простые вещи и обходился без излишеств.

Эбби подошла к столу. На книге записей в кожаном переплете лежала аккуратная стопка нераспечатанной почты, а рядом – нож для бумаг с фамильным гербом. Его семьи?

От нечего делать она просмотрела конверты. Один привлек ее внимание. Точнее, имя адресата: лорд Мэтью Роберт Смайт, седьмой граф Брайтон.

Эбби провела пальцами по пергаменту цвета слоновой кости.

Обратный адрес: Лондон, Англия. Кажется, адвокатская контора. Она удивилась тому, что Мэтт уехал в Америку, начал собственное дело и руководи и своей компанией, хотя все семейные связи оставались в Англии. В его речи слышался чуть заметный акцент, и, как ей не раз казалось, он не любил, когда к нему обращались, упоминая его аристократический титул. Это выглядело странно, словно он намеренно стирал свое прошлое. Почему? Что означало такое поведение – просто причуду или нечто посерьезнее?

Эбби тряхнула головой, досадуя на себя. В конце концов, ей нет дела до причуд нового шефа. Или все же есть? – думала она, выходя из кабинета. Если он просто стирает из памяти людей и места, которые досаждали ему или не представляли больше интереса, то что же может произойти с ней или любым другим служащим?

Может, Паула не все рассказала о женщинах, которые работали у него раньше? Может, они уходили, потому что к этому понуждало его поведение, или он сам увольнял их? Если так, через несколько месяцев и она может оказаться где-нибудь на улице в самом центре Нью-Йорка, Лос-Анджелеса или Гонконга, без работы и возможности добраться до ее надежного, предсказуемого Чикаго.

Эта мысль заставила ее похолодеть, а потом привела в ярость. Она быстро взглянула на часы. Было около восьми. Повесив сумку на плечо, она выключила свет и закрыла дверь на ключ. И зачем она слонялась в ожидании человека, у которого не хватает такта подумать об удобствах для своих служащих?..

Мэтт вошел в вестибюль из мрамора и стекла и уже собрался миновать охранника, когда тот махнул ему рукой.

– Постойте, лорд Смайт. Молодая дама оставила вам записку.

Молодая дама? Мэтт на миг призадумался, потом сообразил, что это может быть только Эбби. Он схватил листок и прошел к лифту. Еще не доехав до своего этажа, он прочел записку и проклял весь женский род. Двери лифта распахнулись, но он нажал на кнопку «Вестибюль» и отправился вниз.

Мэтт все еще метал громы и молнии, когда добрался до дома в знаменитом районе Луп, где жила Эбби. Мужчина с пакетами продуктов позвонил по домофону, и Мэтт на полном ходу последовал за ним в открывшуюся дверь. На почтовых ящиках стояли имена жильцов и номера квартир. Он не нашел лифта и немедленно начал подниматься по металлической лестнице, шагая через ступеньку и впадая во все большую ярость с каждым пролетом.

Он нашел квартиру 4В и сильно постучал кулаком, отчего венок из сухих цветов, висевший на двери, упал на пол.

Эбби распахнула дверь и уставилась на него, держа во рту сэндвич с расплавленным сыром.

– Что вы…

– Почему вы здесь? – прервал он ее. Не дожидаясь приглашения, он прошел в маленькую квартирку. – Разве до вас не дошло мое распоряжение?

Эбби стояла у открытой двери, глядя на него так, словно это был марсианин, который запросто вошел в ее гостиную.

– У вас отвратительные манеры.

– Забудьте об этикете, – прорычал Мэтт. – Я собирался просмотреть с вами кое-какие важные материалы.

– Я ждала дальше некуда, – парировала она, захлопнув дверь. – Рабочее время давно кончилось, к тому же сегодня суббота. Я проголодалась, а поесть было нечего, и с вами невозможно связаться. Насколько я могу судить, вы совсем забыли обо мне. Я могла бы просидеть там всю ночь.

Мэтт поморщился. Неужели он и впрямь был так беспечен? Он собирался пригласить Эбби на деловой обед, а поскольку сам не привык есть раньше восьми или девяти, ему и в голову не пришло, что у нее другой распорядок. Но он не думал позволить ей так легко отделаться.

– Вас могут вызвать на работу в любое время суток, мисс Бентон.

– Нет, – хрипло ответила она. Откусила еще кусок, прожевала и проглотила, все так же мрачно взирая на него. – Мне надо спать, есть, и в моей жизни должен быть какой-то порядок. Я буду усердно трудиться, но мне надо быть готовой к тому, что меня ждет, чтобы удовлетворить свои скромные потребности. Я не собираюсь просиживать в пустом кабинете, бить баклуши и голодать в ожидании вашего знака или звонка.

Мэтта от злости бросило в жар. Даже Паула не говорила с ним так – без всякого уважения к британцу королевской крови, человеку, который заработал миллионы, человеку, который…

Он моргнул, потрясенный проносящимися в сознании словами. «Уважение» – старый граф, его отец, бесконечно твердил это слово. Мэтт с детства помнит это.

На деле положение семьи в обществе было столь важно для отца Мэтью, что граф Суффолк презрел условности и законы наследования титула, по которым его старший сын должен был стать виконтом, а два младших – всего лишь лордами. Дело в том, что поколения Смайтов, заключая браки с представителями других аристократических фамилий, собрали редкую коллекцию титулов, которые, на взгляд старого графа, следовало использовать. Он решил, что его сыновья тоже должны стать графами, пусть даже носящими не столь прославленные в истории имена. Никто не осмелился перечить старику, ибо все титулы принадлежали семье по закону. А потому в их семье было сразу четыре графа.

На него нахлынули чувство одиночества и отголоски давних переживаний. Вот уж кому он не хотел подражать, так это старому графу Суффолку.

Эбби продолжала говорить. Мэтт попытался собраться с мыслями и вникнуть в смысл ее слов.

– …Мне надо еще решить, соглашаться ли работать нашим личным рабом, – в ее глазах полыхнул вызов.

Он прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Неужели он произвел на нее такое впечатление – тирана – рабовладельца? Теперь, поразмыслив, он понял, что действительно несколько переборщил. Надо было быть внимательнее и хотя бы позвонить, чтобы убедиться, устраивают ли ее его планы.

– Приношу извинения, – запинаясь, проговорил он, наблюдая за тем, как Эбби расправляется с остатками сэндвича. – Я привык работать, едва проснувшись и до тех пор, пока голова не упадет на подушку, к тому же питаюсь на ходу где придется. И от других я жду того же.

– Поймите меня правильно, – сказала она. – Я могу энергично работать, как и любой другой, но просто разваливаюсь на части, если вовремя не подкреплюсь.

Он фыркнул от смеха.

– Ну это ни к чему, если вы совсем развалитесь, согласны?

Ведь она так прекрасно сложена.

Эбби пожала плечами:

– Возможно, ваши прежние служащие умерли от недоедания.

На этот раз он не удержался от смеха. Помимо храбрости, у девушки есть и чувство юмора.

– Едва ли. Я не знаю точной причины их ухода. По правде говоря, с некоторыми я расстался без сожаления. В отличие от вас они не умели работать с людьми.

На лице Эбби на миг вспыхнула улыбка. Он хотел польстить ей, но в его словах была правда. Ей это действительно удавалось, и даже очень. Он видел, как откликались люди на ее явное дружелюбие. Мэтт придвинулся ближе к ней в необъяснимом желании сократить расстояние между ними.