— Да, сударь, — с готовностью ответил он, — именно этой даме я продал ту куропатку.

Однако та решительно все отрицала; оказывается, она никогда в жизни не была в этой лавке. Мы продолжили нашу прогулку.

— Расскажите же, — попросил я, — где вы были, когда ходили гулять вчера.

— Нигде, — заявила она. — Просто гуляла. Сидела на скамейке в парке. Потом пришла моя сестра, и мы сидели с ней вместе и разговаривали. А потом я вернулась на Керзон-стрит.

— Какая сестра?! — удивился ее супруг, когда я после прогулки рассказал ему об этом. — У нее нет здесь никакой сестры!

Все сразу стало ясно. Это был типичнейший случай раздвоения личности. Однако оставалась еще одна загадка: каким образом духу удалось бросить куропатку на стол? Она упала откуда-то сверху, по крайней мере нам так показалось. Дворецкий сказал, что на люстре ее не могли спрятать: он бы наверняка заметил ее, когда накрывал на стол. Что ж, эксперимент продолжался. Некоторое время спустя братец Полтергейст в своем очередном послании упомянул о креветках — разумеется, самого лучшего качества, — и я незамедлительно принял меры. Незадолго до обеда я незаметно зашел в столовую и тщательно ее обследовал. О небо! На какие низости бывают способны порой даже самые высокие души! Эта ужасная вторая личность-сестра нашей благородной дамы вновь подвела ее, очевидно стремясь укрепить в нас зародившееся недоверие к той. Потому что на верху люстры аккуратно по кругу были разложены двенадцать креветок — самого лучшего качества. Даже не заглядывая в толковый словарь, к сожалению, пока еще так и не изданный Обществом психических исследований, легко было убедиться, что подобный феномен называется «подготовленным феноменом».

Ну, если уж феномен готовить, то делать это надо основательно. Я решил позаботиться о его разоблачении — и немного об эстетике, а как именно, вы скоро узнаете. Подали обед; полтергейст тоже составил нам компанию. Никогда еще не был он таким оживленным, остроумным и таким озабоченным устройством наших судеб в краю Вечного лета; вдруг, ни с того ни с сего, он впал в минор и туманно заговорил о доказательствах и о креветках (прошу заметить, что я не унизился до очевидно напрашивающегося здесь каламбура). Настал черед десерта. И тут полтергейст разбушевался. Стряпчему показалось, что он обнаружил и даже нащупал его; по всей комнате виделись ему знаки; он бросился ловить его, как дети гоняются с сачком за бабочками.

Однако я ни на что из этого не обращал внимания. Я следил за лицом нашей уважаемой дамы.

Вероятно, профессор Фрейд объяснил бы это моей «инфантильной психической предсексуальностью» или как-нибудь в этом роде, но это меня не волновало: я не сводил глаз с ее лица.

Стряпчий, который, как и само обозначение его профессии, олицетворял неутомимого Приама, уже почти схватил полтергейста, но — о эта трагическая заминка, которую так любит Вергилий, помогающая оттянуть развязку! — он хлопнул руками и промахнулся. Потеряв равновесие, он пошатнулся и, судя по всему, задел люстру — я так полагаю, потому что на нас мягким дождем посыпались креветки, воздавая, так сказать, по заслугам и дающему, и берущему.

И — о чудо! — эти возникшие из ничего креветки выглядели просто прелестно, ибо каждую из них украшал голубенький бантик, очень мило смотревшийся на красном. Я не отводил глаз от лица нашей дамы, однако… Мне очень жаль оканчивать эту краткую и несколько абстрактную повесть о креветках признанием, что мне не удалось обнаружить в ее лице ни следа смущения!

Лорд Энтони умолк, давая понять, что рассказ окончен; он поднял свой бокал с ликером, но, раздумав, поставил его на место.

Поднялась сестра Кибела; она поклонилась Саймону Иффу, но тут раздался голос Сирила Грея, в несколько наделанном тоне, каким произносят заздравные тосты: — Лучше обед из одного салата, зато приправленного любовью, чем целая гора креветок, политых соусом разочарования! Учитель бросил на него строгий взгляд, призывая к молчанию.

— Джентльмены! — начал старый маг нарочито-серьезно, — по правилам этого дома гости должны заплатить за угощение. Лорд Боулинг заплатил нам своим рассказом, мистер Морнингсайд — своей великолепной теорией о роли еды в жизни человека, а Махатхера Пханг — своим высоким молчанием. Должен сказать, что я и не ожидал от них большего, да и от других гостей тоже; пожалуй, нам заплатили даже сверх ожидаемого. Поэтому мы в долгу перед вами.

Морнингсайд был доволен — он принял слова Простака Саймона всерьез. Боулинг лишь добавил нечто к своим представлениям о человеческой душе вообще и душе Саймона Иффа в частности. Махатхера Пханг же продолжал пребывать в своем божественном безразличии.

Тут к Учителю обратилась Лиза:

— А я-то не заплатила! А обед был такой чудесный.

На это Саймон Ифф возразил ей уже совершенно серьезно:

— А вы, барышня, у нас не гость, а кандидат.

Догадавшись, что это означает, Лиза побледнела и заерзала на стуле.

Саймон Ифф простился с тремя гостями; Сирил и сестра Кибела проводили их до лодки и пожелали доброго пути. Остальные братья Ордена разошлись, чтобы приступить к своим обязанностям.

Вышло так, что Саймон и Сирил, Кибела и Лиза остались одни. Старый маг проводил их в небольшую комнату, дверь в которую была искусно скрыта в стене. Там они сели, каждый на свое место. Лиза Ла Джуффриа поняла, что самый ответственный момент в ее жизни наконец настал.

Прежде, чем мы продолжим, — сказал Сирил Грей, — я хотел бы все-таки выразить свои сомнения в целесообразности нашей затеи. У нас и так достаточно врагов, желающих помешать нашим планам; и мне лично кажется, что не стоит или, во всяком случае, было бы безопаснее не строить новых. Лиза обернулась к нему разъяренной тигрицей: —Это тебе не стоит! Твои планы меня не интересуют. Впрочем, я и не надеялась, что ты вспомнишь о моих!

— Экзальтированные барышни, — мрачно возразил Сирил, — всегда лезут туда, куда даже ангелы опасаются ступить.

— Я избрала свой путь, — отозвалась Лиза. — И мне остается только пожалеть обо всем, что было между нами — обо всем, ты слышишь? — добавила она, меряя своего возлюбленного взглядом, полным невыразимого презрения.

— Брату Сирилу все равно некуда отступать, даже если бы он захотел, — заявила сестра Кибела. — Он ведь связан Клятвой — так же, как и ты будешь связана в самом скором времени.

Взглянув на нее, Лиза увидела в ее лице нечто, показавшееся ей признаком злорадства. Это расстроило ее гораздо больше, чем замечание Сирила. Неужели она и в самом деле попала в ловушку? Вполне возможно; но тогда и Сирил, пытавшийся спасти ее, тоже в ловушке. И ей тоже было некуда отступать, хотя бы потому, что только таким образом она могла бы спасти его, когда возникнет возможность. Сейчас же ей приходилось пробираться ощупью в темноте. Она ощущала тонкое, но мощное давление со стороны неведомых ей сил Бездны, на путь через которую по лезвию бритвы она вступила с завязанными глазами, на поддержку этих сил не рассчитывая; однако это вызывало у нес лишь душевный подъем, и она чувствовала, что сейчас именно для этого и живет. Если бы она хоть немного лучше знала самое себя, то поняла бы, что ее любовь к Сирилу есть нечто большее, чем просто тяга к неведомому. Однако в этот момент она ощущала себя Жанной д' Арк и Джульеттой одновременно. Кроме того, у нее было инстинктивное ощущение, что, куда бы ни шли эти люди, они твердо держались избранного пути. Это были инженеры, строившие мост в страну Неведомого, и делавшие это так же планомерно и методично, как обычные инженеры сооружают земные мосты. Сомневаться в их знаниях и способностях не приходилось. Она видела, что лорд Боулинг тратит жизнь на изучение разрозненных, случайных кусочков информации, да и те по большей части оказывались обманом, в то время как буквально у него под носом братья Ордена занимались каким-то no-настоящему необыкновенным делом, ничуть не стремясь сделать из него сенсацию; и она догадывалась, почему это так и иначе быть не может. Они не желали вступать в бесполезную полемику с невеждами. В этот момент в разговор вступил Саймон Ифф, и слова его были созвучны мыслям Лизы: