– И тут в дело вступим мы. – Фаид аль-Сауд кивнул. – Ты прав. Твой замысел настолько неординарен, что может увенчаться успехом.

Он взглянул на часы. Ему не терпелось поскорее вступить в дело. Но Борн настоял на том, чтобы строго придерживаться его замысла.

– Ты должен дать мне пятнадцать минут, – предупредил он.

Оставалось девяносто секунд.

Фаид аль-Сауд бросил взгляд на усыпанное камнями дно ущелья, которое, как выяснилось, было вовсе не ущельем. Борн оказался прав. Это было русло пересохшей реки, чье дно медленно проваливалось в пустоту, проточенную водой, которая когда-то давно текла по поверхности. Подземная река снабжала ядерный центр «Дуджи» проточной водой, необходимой для работы реактора. Люди Фаида аль-Сауда установили заряды взрывчатки с той стороны ущелья, которая была ближе к центру. Этот удар имел две цели: поток воды должен был утопить или выгнать из-под земли всех до одного террористов, а также надежно похоронить канистры с обогащенным ураном до тех пор, пока сюда не прибудут полномасштабные силы экспертов ЦРУ и саудовской разведки.

Осталось пятнадцать секунд. Фаид аль-Сауд еще раз обвел взглядом своих людей. Все прошли краткий инструктаж; все понимали, что поставлено на карту. Каждый знал свою задачу.

Фаид аль-Сауд махнул рукой. Сработали детонаторы. Сдвоенный взрыв прогремел с интервалом в несколько секунд, но для Фаида аль-Сауда и его людей он показался одной долгой барабанной дробью, порывом ветра, градом каменных осколков, после которого раздался звук, которого все так ждали: низкий, утробный рев воды, хлынувшей по каменному руслу.

Глубоко под землей в ядерном центре «Дуджи» взрывы ощущались как слабое землетрясение. Все то, что стояло на полках в операционной, полетело на пол. Дверцы шкафчиков распахнулись, извергая свое содержимое. Пол тотчас же покрылся озером всевозможных жидкостей, битым стеклом, скрученными резиновыми жгутами и беспорядочной кучей хирургических инструментов.

Катя, схватившись за Линдроса и за дверной косяк, пробормотала:

– Пошли! Нам нужно уходить отсюда!

Линдрос понимал, что она права. У них было совсем немного времени, чтобы укрыться в безопасном месте, где можно будет переждать худшее.

Однако он не мог двинуться с места. Его взгляд был прикован к лицу доктора Андурского. Сколько раз, оправившись от хирургического насилия, которому подверг его Андурский, он мечтал о том, как его убьет. И не просто убьет. О господи! Каких только способов оборвать жизнь Андурского не придумал Линдрос! Бывали дни, когда эти фантазии, наполняющиеся все новыми подробностями, оставались единственным, что не давало ему сойти с ума. И все же время от времени Линдрос просыпался, не в силах стряхнуть с себя кошмарный сон о том, как стая воронья клюет хирурга-садиста, пожирает мягкие ткани его тела, обнажая скелет, а принесенный ветром песок обдирает кости, очищая их от последнего насмешливого подобия жизни. Этот сон был настолько подробным, настолько реальным, что временами Линдрос начинал опасаться, не пересек ли он грань, отделявшую его от безумия.

И вот сейчас, понимая, что нужно скорее бежать в безопасное место, Линдрос сознавал, что ему не будет покоя до тех пор, пока Андурский останется жить. Поэтому он сказал Кате:

– Иди. Подойди как можно ближе к ядерному реактору, затем забирайся в один из воздуховодов и оставайся там.

– Но ты должен пойти со мной. – Катя дернула его за руку. – Мы пойдем вместе.

– Нет, Катя, я сначала должен сделать одно дело.

– Но ты же обещал. Ты говорил, что мне поможешь.

Развернувшись, Линдрос устремил на нее взгляд своего единственного глаза.

– Я тебе помог, Катя. Но ты должна понять, что, если я не останусь здесь и не сделаю это дело, я до конца дней своих буду ходячим трупом.

Молодая женщина поежилась.

– В таком случае я остаюсь с тобой.

Весь центр снова вздрогнул и застонал, словно от невыносимой боли. Откуда-то неподалеку донесся пронзительный визг расколовшейся стены.

– Нет, – резко произнес Линдрос, поворачиваясь к Кате. – Это даже не обсуждается.

Она подняла винтовку.

– А я говорю, что остаюсь.

Линдрос кивнул. А что ему оставалось? Время поджимало. Вдалеке слышался глухой рев, который приближался, становился громче, сильнее с каждым ударом сердца. «Вода! – сообразил Линдрос. – Боже милосердный, Джейсон решил затопить подземный центр!»

Не говоря ни слова, он решительно прошел в операционную. Катя следовала за ним на расстоянии нескольких шагов, держа винтовку наготове. Все те несколько минут после того, как беглецы покинули центр связи, она внимательно наблюдала за Линдросом и теперь получила кое-какое представление о том, как пользоваться этим орудием смерти.

Линдрос надвигался на доктора Андурского, который все это время оставался на месте, спрятавшись за тем самым операционным столом, на котором он удалил Линдросу глаз. Он в ужасе не отрывал взгляд от Линдроса, словно завороженный кролик, покорно следящий за тем, как в темноте на него бесшумно летит сова, готовая схватить его своими мощными когтями.

Проходя по операционной, Линдрос прилагал все силы, чтобы побороть приступ тошноты, не дать тошнотворному сладковатому запаху анестезирующих средств проникнуть в ноздри. Ему приходилось снова и снова бороться с ощущением беспомощной ярости, буквально парализовавшей его, когда он, очнувшись, обнаружил, чего его лишили.

Однако вот он, доктор Андурский, прямо перед ним. Линдрос схватил его за грудки своими руками-когтями, обжигая плоть.

– Здравствуйте, доктор, – сказал Линдрос.

– Нет, прошу вас, не надо. Я не хотел. Меня заставили.

– Пожалуйста, просветите меня, доктор. После всех тех молоденьких мальчиков, которых вам безотказно поставляли, вас заставили вырвать мне глаз? Заставили силой – или что? Пригрозили, что мальчиков больше не будет?

– Мартин, – окликнула Катя, широко раскрыв глаза от ужаса. – Время поджимает. Уходим! Пожалуйста, умоляю тебя именем господа!

– Да, да, послушайте ее. Проявите сострадание. – Андурский заплакал, содрогаясь всем телом, как дрожали стены вокруг. – Вы ничего не понимаете. Я слабый человек.

– Ну а я, – сказал Линдрос, – набираюсь сил с каждым новым вдохом. – Он приблизил Андурского к себе, словно возлюбленную. Сейчас все будет по-другому. Конец станет другим.

Впитав силы из бездонного колодца гнева, Линдрос вдавил большие пальцы Андурскому в глаза.

Тот завизжал, забился, отчаянно пытаясь вырваться. Но Линдрос держал его неумолимой смертельной хваткой. Все до одной клеточки его организма были нацелены на одно. Словно в трансе он ощущал подушечками пальцев мягкую, пружинящую ткань глазных яблок. Сделав глубокий вдох, Линдрос выдохнул и медленно, неудержимо вдавил пальцы в глазницы Андурского.

Хирург снова закричал, но пронзительный нечеловеческий звук резко оборвался, когда Линдрос погрузил пальцы до конца. Тело Андурского подергалось, подчиняясь вегетативной нервной системе, приводимой в действие остатками гальванической энергии. Но вскоре и это закончилось. Линдрос разжал руки, и Андурский стек на пол, словно все кости его тела растворились.

Фади услышал крики боли ядерного центра, который он строил сам, по собственному проекту, увидел трещины, подобно молниям разорвавшие прочный железобетон. Затем по коридорам разнеслись отголоски грозного рева, и он понял, что надвигается вода – галлоны, тонны воды. С минуты на минуту центр будет затоплен. Все мысли Фади застыли на ядерном устройстве.

Он пробежал по коридору мимо лифта, расталкивая растерявшихся охранников, ждавших от него приказаний. Фади хотел было направить их к выходу на поверхность, чтобы они разыскали Борна, но затем передумал. В конце концов, они – не более чем пушечное мясо. Кому какое дело, если они погибнут? Там, откуда они пришли, есть другие такие же, неиссякаемый запас молодых парней, горящих желанием идти за ним, готовых умереть за него, принести себя в жертву во имя великого дела, во имя мечты о том, что придет день, когда в мире не останется неверных и воцарится всеобщая справедливость.